– Я тут познакомился через пациентов с армянской диаспорой в Ливане! – не предав серьёзного значения её рассуждениям, сказал Георгий. – Среди них у многих в Армении родственники, я передачи им вожу всегда, когда езжу домой. Это потрясающе! Они до сих пор говорят на армянском языке, все православные праздники встречают по нашему календарю и даже службы в церквях на родном языке проводят! Просто государство в государстве! Вот, может, там и найдёшь свою судьбу, девочка моя. Или бабушка Аревик с бабушкой Цилей тебе жениха найдут в Ереване, они теперь там обосновались. Вот через пару лет и займутся этим вопросом. А пока расти ещё и расти! Мы же тут не вечно жить будем. Армения уже отдельное государство, как и Беларусь. Я в Москве дачу продал, а квартиру оставил, вдруг учиться поедешь. Видишь, сколько возможностей у тебя! А Имад тебе, как брат старший, малышка. Он, конечно, красавец у нас, но ты ещё ребёнок.

– Пап! Если я худая, то это не значит, что я малышка! – возмутилась Инна. – И вообще, мне уже почти тринадцать лет! И я похожа на тебя, сам говорил! Ты тетю Ниночку в перспективе увидел, сам говорил! Вот и я Имада в перспективе увидела, а ты не догоняешь! А Ниночка сказала, что я вырасту красавицей, вот тогда он в меня и влюбится! Вот я и говорю, что ему надо подождать и ехать никуда не нужно!

– Ну, нет! Ну как её переспорить?! – сдался со смехом Георгий.

– А у моих ливанских подружек в четырнадцать лет уже женихи есть! – продолжала доходчиво объяснять Инна, начиная злиться от того, что никто не относится серьёзно к её, очень разумным, по её же мнению, словам. – А ты меня всё ребёнком считаешь! А ты, Имад, вообще слепец! Ну и уезжай, ищи себе грудастую корову, сам потом пожалеешь! – она расплакалась и убежала.

– Инка, ты чего? Подожди! Я же вообще ничего не сказал! – крикнул он вслед.

– Вот и дурак! – откуда-то из дома выкрикнула она.

От этой подростковой отчаянности на душе у всех стало тяжело. Инночка, которую все любили, была всегда настолько искренней, что этим и пугала, и обезоруживала. Она, и правда, при высоком росте была абсолютно ещё не сформировавшейся девушкой и на фоне раноразвивающихся ливанок выглядела каким-то оленёнком с острыми коленками. Её признания, как у Татьяны Лариной, были настолько беззащитными, что не могли никого оставить равнодушными. Давно все видели, как особенно она относится к Имаду. И больше всех был подавлен и испуган именно он сам.

– Дядя Георгий, я, правда, не давал повода. – смутился он, чувствуя себя виноватым.

– Да ей и не нужен повод, возраст такой. Бедная моя девочка! Ты знаешь, Ахмед, а может, и правда пришло время нам разъехаться? Загостились уже. Я денег заработал столько, что там самым крутым буду. Не всю жизнь же нам на чужбине, пора домой! Да и Инночка там забудет всё, на расстоянии-то оно легче.

Воцарилось молчание. Медленно до всех начал доходить смысл только что сказанных слов. Первой отреагировала Ниночка:

– Гоша, ну это же не шутки! Приезды, отъезды.

– Да я и не шучу. Мы же не завтра уедем, за месяц-другой соберёмся и поедем. Как раз Данилка к школе успеет. И вы давайте с нами на пару недель махните, а то вон за работой света белого не видите.

Говорил он совершенно серьёзно, и было видно, что мысль эта не новая, а давно уж созревшая в его голове. И воплотил в жизнь свой план Георгий так же серьёзно.

Когда определились с поступлением Имада в Бейрутский университет, решив, что в свежеразваленный союз глупо ехать учиться бизнесу, всей компанией поехали в Москву. Кто в гости, а кто насовсем. Ахмед с Георгием прозондировали почву и решили, что уж слишком разгулялась столица и вкладывать деньги в бизнес спокойнее в Ереване. Анжела с Ниночкой, сроднившиеся за эти годы, проводили всё время вместе и разговаривали столько, будто жили предыдущие годы с заклеенными ртами. Инночка, еле пережившая свой тогдашний позорный вечер, была в основном с ними и держалась с Имадом холодно и отстранённо. Они знали, что расстаются не навсегда, но уж точно надолго. И хоть и обещали друг другу видеться минимум раз в год, но жизнь захватила их в свой круговорот, и в следующий раз встретиться им пришлось только через четыре с половиной года, на похоронах Цили.


Тётушку Цилю перевезли из Еревана, где она жила последние годы, в Минск, чтобы похоронить рядом с братом. Все, ставшие уже почти родными, домашние Георгия поехали проводить её в последний путь. Семья Ахмеда прилетела прямым рейсом из Ливана.

Все эти годы Имад, польщённый нежными чувствами Инночки, помнил о ней. Ему было интересно, в кого превратился его гадкий утёнок.

Но встречать его в аэропорт она не приехала, осталась помогать женщинам организовывать достойные проводы. Потом были похороны, много людей.

Уже поздно вечером, после поминок, когда Имад вышел покурить на темный балкон, он столкнулся там с какой-то светловолосой девушкой, единственное, что смог в ней рассмотреть.

– Можно? Не помешаю?

– Да. – сказала она, выпуская струйку дыма изо рта.

Имад поморщился, он не любил курящих женщин, но девушке, облокотившейся о перила и стоявшей, отвернув голову в другую сторону, не было до этого никакого дела. Так, молча, они и курили, пока голос Ниночки не позвал изнутри:

– Инна!

Девушка щелчком выбросила сигарету и, повернувшись, быстро вышла. Ошарашенный Имад остался на балконе.

Как он мог её не узнать? Ведь прошло не так много времени, но, оказалось, достаточно для таких перемен в девочке-подростке. Она стала красивой девушкой, насколько он успел заметить.

Полный решимости поговорить он направился следом вглубь квартиры. Инна с Ниночкой заканчивали дела по кухне.

– Угостите меня чаем? – вежливо спросил Имад, появившись на пороге.

– Теть Ниночка, угости его чаем, а я пойду. – сказала не оборачиваясь Инна.

– Нет, милая, давай ты. Я уже без сил. И детей надо посмотреть. Попейте-ка чаю, поболтайте.

Инна, грозно глянув на Имада, грохнула чайник на плиту так, что та чуть не развалилась пополам. Себе достала бутылку кефира из холодильника.

– Вообще-то кефир ещё лучше. – завел разговор Имад. – Дай и мне.

– Нет. Ты хотел чай. Скоро будет. – И она уселась на табурет, полуотвернувшись к окну.

– А ты чего на меня такая злая? Не поздоровалась, не подходишь? Я тебя чем-то обидел?

– А я просто злая.

– Раньше не замечал…

– Да ты дальше своего носа никогда ничего не замечал.

Чайник закипел. Она подхватилась, заварила горячего чаю в фарфоровый заварник, поставила чашку, сахарницу.

– Ну, приятного вечера! Разрешите откланяться.

– А ты не посидишь со мной?

– Нет, меня братва ждет.

– Инна, ну правда, ты чего? Столько не виделись! И что за братва?

– Мои братья и сестры ждут, когда я присоединюсь к их сладкому сну. – немного смягчившись, ответила она. Потом холодно добавила: – И вообще, я ничего не хочу знать о тебе. Мы не расстались добрыми друзьями, чтобы сейчас мило болтать. Так что пей свой чай без меня.

Она встала и двинулась было к выходу, но он удержал её за руку и волевым тоном сказал:

– Сядь! Как была дерзкой и чокнутой, так и осталась! Я что тебя с тремя детьми оставил и алиментов не платил? Так нельзя, ты взрослая уже! Сколько тебе лет?

– Семнадцать мне лет! – зло сказала она, возвращаясь на свой стул. – Хорошо! Сижу и слушаю тебя внимательно.

Имад растерялся. Милой дружеской беседы никак не получалось. Может, зря он её удержал? Вот сейчас сидит напротив и смотрит своими карими глазищами. Что ей рассказывать? Так глупо всё! Он привык неспешно и лениво принимать заигрывания ливанских барышень, наперёд зная все их слова и поступки, особенно не напрягаясь в ответных ухаживаниях. А это создание всю жизнь выводит его из равновесия и заставляет говорить и делать непредсказуемые вещи. И опять, как в детстве, он попал под влияние её непонятной магии. Было, правда, одно осложняющее обстоятельство: она стала невероятно красивой. Так что на этот раз всё будет серьёзнее.

– Чем ты занимаешься? – попытался наладить беседу Имад.

– В данный момент я сижу…

– Инна, перестань паясничать! Ну, если невыносимо сидеть со мной – уходи!

– Ладно, я учусь в школе фотомоделей, мечтаю покорить мир своей красотой. Это всё!

– Это же несерьёзно! Совершенно не подходящее для умного человека занятие, а ты человек умный и аттестат был всегда отличный.

– Почему? Я уже имею неплохие деньги и большие перспективы. Вот мои фото. – она тонкой рукой достала из сумки пачку фотографий. – Посмотри.

Имад перелистывал фото и забывал обо всём на свете. На него смотрела то грозная амазонка с искрами в глазах, то нежная и тающая женщина, то задорная девчонка в вязаном свитере и в горнолыжных очках. Она была безумно разной и красивой, но совершенно не похожей на себя настоящую. Какая-то прекрасная незнакомка. И она, безусловно, далеко пойдёт! И далеко уйдёт.

Инна исподтишка поглядывала на его реакцию, ей было небезразлично.

– Это, конечно, прекрасно и ты очень красива, но… – он не решался продолжить, чувствуя, как арабская кровь, вскипая, берёт верх. – Но ты же знаешь, какой это бизнес!

– Какой?

– Да там всё через постель!

– Ой! Не может быть! А я думала, как в комсомол принимают, так и в модельный бизнес – только клятву дают. Ну и линейки там всякие, слёты. А тут, ты смотри, как оказалось!

– Инна! Я серьёзно!

– И я серьёзно! Отвали от меня! Приехал тут Имад-Великолепный и «давай поговорим, чаю попьём». Ещё раз говорю, мы не друзья! Были когда-то, но со временем, как оказалось, я рожей не вышла и размером груди! – уже почти кричала она.