Нет тяжелее миссии, чем сообщать плохие новости, тем более, когда их много и когда человек далеко. Но у Али не было другого выхода, он сам не справлялся. Слишком много бед обрушилось в одночасье на эту семью. Конечно, война всех коснулась, но тут она приложилась особенно.

– Ахмед, ты сядь…

– Да сижу я! Не девушка, говори, наконец, что случилось!

– Ахмед, у меня только твоя мама и младший брат.

– Ну?! Али, я тебя умоляю! А где остальные братья? А Надин? А Лейла?

– Лейла с мужем живы и их дети, они у себя в Триполи. Хади забрал маму и приехал к нам…

– Али, а папа и Надин? А Гасан? Они что? Там остались? Надо их забрать!

– Нет, тут такое дело … Гасан пропал. Нигде не могут найти. А твой папа, когда узнал, ему с сердцем плохо стало.

– И где он сейчас? В больнице? – упавшим голосом спросил Ахмед, уже понимая по медлительности Али, что случилось непоправимое…

– Нет, не в больнице. Твоего отца больше нет, Ахмед. Да упокоит Аллах его душу! – Али ненадолго замолчал, давая другу время осознать услышанное, ведь это не последняя плохая новость. Пусть отойдёт чуть от первой, но надо, чтобы он знал всё. Сейчас необходима его помощь.

Ахмед молчал. Сидящий в кабинке на корточках Георгий думал, что он слушает говорившего на том конце провода, и, не понимая арабской речи, ждал, закрыв глаза и запрокинув голову. Но друг медленно опустился по стенке рядом с ним, выпуская из рук повисшую трубку и глядя невидящим взглядом перед собой, не обращал внимания на беспокойный голос, доносившийся из неё.

– Что? – спросил Георгий, тряся его за плечо. – Что случилось? Ахмед! Ответь ему! Вдруг связь прервётся!

Опомнившись, Ахмед спохватился и хриплым голосом ответил:

– Да, Али, слушаю.

– Ахмед, ты слышишь меня? Ты должен меня выслушать. Мы искали тебя через деканат и в общежитии..

– Когда?

– Все эти три недели.

– А все остальные? – непослушные губы боялись произнести: – Живы?

– Не знаю про Гасана. Не можем найти. Он был в сопротивлении. Его жена с детьми у её родителей. Хусейн в Эмиратах с семьёй, пытается взять разрешение на работе и приехать, но аэропорт закрыт. Ахмед, тут ещё большая проблема у Надин.

– Надин?! Она жива?

– Да, но когда они с Хади искали Гасана, то вернулись в ваш город с группой таких же ищущих. Не знаю, где именно, двое из них подорвались на мине, там всё обложено. Те погибли, Надин жива, но ноги сильно поранила и со спиной что-то. Сейчас больницы переполнены, Хади её отвез в ближайшую. Как-то там прооперировали, но, похоже, не очень успешно. Боли сохраняются и есть проблемы с движением. Хади пытался ей помочь, найти хорошего ортопеда или перевести в другую больницу, но многие врачи уехали из страны, а в больницах столько раненых, что только для выживания лечат. Так что нет шансов помочь ей тут.

– А как её вывезти? Аэропорт не принимает. Пусть в Сирию её заберёт!

– Ахмед, он никуда не может её забрать, он каждое утро, как на работу, идет искать Гасана. Обходит все пункты, где израильтяне дают информацию о военнопленных и содержащихся в концлагере.

– Где?! – это было полным потрясением. – В каком концлагере?

– Ансар, там всё обнесено колючей проволокой и держат много народа. По слухам, и пытки, и голод, и …

– Слушай, это кошмарный сон какой-то! Этого быть не может!

– Так вот, Хади с утра уходит его искать, потом едет к Надин. Мы каждый день ждем его с боязнью, что и он пропадёт. Да и мама от горя не в лучшем состоянии. Приезжай, как только сможешь…

– Ужас! – у Ахмеда не укладывалось в голове всё, что он узнал за сегодняшний день. – Но как? Аэропорт закрыт! Как? Хорошо, я буду искать… Передай им, Али, я найду возможность. Скоро…

– Не пори горячку, не рискуй сильно. Если с тобой что-нибудь случится, кто будет семью поднимать после этого? Теперь все будут на твоих плечах. Ищи возможность приехать без риска. – Али замолчал, понимая, что даёт нереальные для военного времени советы. – Насколько это будет возможно. – поправил он себя и добавил: – Помоги тебе Бог!

– Спасибо за всё. Я буду звонить каждый день.

Ахмед повесил трубку. Постаревший, осунувшийся, бледный, как стена, он сидел в телефонной кабинке, обхватив голову руками, и рыдал, произнося на арабском какие-то слова. То хриплый стон вырывался из его груди, то бормоча «папа, папа» он переходил на вой. Георгий молчаливой тенью сидел в углу кабинки, не зная, чем облегчить страдания друга. Он ничего не понял из телефонного разговора по-арабски, но по лицу Ахмеда понял: беда, большая беда!

В кабинку начали стучать. Георгий вывел Ахмеда, усадил под фикусом, подальше от людских глаз и пошёл расплатиться за разговор. «Надо ему помочь и оставлять его одного нельзя. Сейчас поедем в посольство, потом его к себе заберу. Никакого общежития!»

– Спасибо, девушка! Спасибо, красавица! А где у вас городской автомат?

– В соседнем зале. Это вам спасибо за угощения!

Георгий перебежал в соседний зал, отыскал автомат и набрал номер своей квартиры:

– Алло! Здравствуй, Ниночка. Послушай, дорогая, у Ахмеда большая беда. Дома расскажу. Ты отдолжи у соседей раскладушку и придумай, где мы все разместимся в моей полукомнатной квартире. Ну, и покушать, Ниночка, придумай! Давай, дорогая! И быстренько, мы через часик будем!

И бегом обратно. Ахмед так и сидел под фикусом, слёзы высохли, взгляд пустой, стеклянный.

– Ну что? Поедем? Нам надо спешить до закрытия посольства. – осторожно поторопил Георгий.

– Да, пошли. По дороге всё расскажу.

Ехали недолго. Ахмед пытался рассказать о произошедшем, но, то ли речь его русская от волнения давала сбои, то ли рассказ про концлагерь и мины на фоне интенсивной и живой Москвы выглядел так нереально, что Георгий так и не смог до конца представить всё происходившее там. Гибель отца уже беда, а когда ещё обезумевшая от горя мать, брат пропал, сестра ранена… Вестерн какой-то! Вот тебе и дома, квартиры, деньги! Как всё в одночасье теряет ценность!

Они вошли в посольство, переполненное людьми. Консул принимал, но не как обычно в кабинете, а стоял за стойкой секретаря, разложив бумаги с информацией о ситуации в Ливане. Спрашивали про города, захвачены ли, целы? Про родственников. Записывали фамилии тех, кому не могли дозвониться студенты.

Ахмед хотел узнать только про самолёт. Только это! Когда и как можно добраться до Ливана? Он не мог протиснуться ближе. Известия из дома таким камнем лежали на душе, что не было сил ни проталкиваться, ни кричать. Эти бедные студенты ещё не знают ничего о своих родных, их кровь баламутит страх и ненависть, предчувствие беды и бешеная жажда расправы с врагами. Обстановка в зале накалилась до такой степени, что у людей от злобы и уровня адреналина в крови блестели глаза. А у него не было сил даже стоять. Кто-то неизвестный пришёл на помощь, спросив про рейсы. Ответ был ожидаем: нет и пока не предвидится.

Они вышли с Георгием в сквер возле посольства.

– Закуришь?

– Давай. Надо подождать и поговорить с консулом отдельно. Хорошо, самолёты в Бейрут не летают, но как-то ведь можно добраться? Может он знает?

– Подождём.

Они ждали около часа, стояли у двери, курили. Слушали разговоры выходивших людей, наблюдали их споры и слёзы. Чем моложе были студенты, тем более гневными и бесстрашными были их высказывания. Все вокруг говорили только на арабском языке, но сама атмосфера была переводчиком – всё читалось на уровне эмоций. Георгий мог бы рассказать любому, спросившему его, о том, что тут происходит, хотя не понимал ни слова. Он был с ними на волне сопереживаний, а это больше, чем просто понимание речи.

Ахмед от выкуренных с непривычки сигарет чувствовал некоторую слабость и заторможенность. Как будто он смотрел фильм, но сам не имел к происходящему никакого отношения. И вдруг увидел знакомое лицо. Не то чтобы знакомое, но точно виденное им ранее. И по глазам понял, что он тоже знаком этому человеку. Этому мальчику, Боже, да сколько же ему лет? На вид пятнадцать. И в отличие от всех остальных он был не воинственен, а как-то совершенно растерян и испуган. И он двигался прямо к нему, пристально глядя в глаза, как будто уцепившись за спасительную соломинку.

– Здравствуйте, доктор! – с уважением произнёс он. – Вы не узнаёте меня?

– Нет, извини.

– Я Абду! Сын вашего шофёра Абу Абду в Ливане. Он работает в вашем центре.

– Абуди? Да ты же мальчиком совсем был! Как ты здесь?

– Я на подготовительном курсе отучился, а сейчас должен на первый переходить.

– Да сколько же тебе лет?

– Восемнадцать, я худой просто! Мне ваш брат Гасан путёвку помог получить. Папа продал овец, которые у него были и отправил меня. – Голос его дрогнул, заходили жеваки на худеньком личике. – А сейчас должен был ещё денег прислать, но вот не пишет и не отвечает. Я, правда, только два раза пытался позвонить, а сейчас уже денег не осталось. И уехать не могу – билета нет. Доктор Ахмед, а что там? Вы звонили?

Бедный птенчик желторотый, это он у себя там старший сын и сорванец и даже в школе отучился! А тут, в чужой стране, без средств и известий из дома, как потерянный ребенок.

– У тебя номера-то есть? Кому звонить?

– Да, у меня всё с собой в сумке всегда! Папа велел, чтобы не потерять.

– Ну, вот и хорошо. Постой пока с нами, мы уточним кое-что у консула и пойдём, позвоним.

– Да! Хорошо! Спасибо, доктор!

Он с уважением встал немного поодаль, худощавый, немного резкий в движениях паренёк. Присутствие доктора, в центре которого он мечтал работать, когда отучится, немного успокоило его. Этот человек точно поможет во всём разобраться! Да и Ахмеду стало как-то легче – силы вернулись, мозг начал усиленно работать. И правда, когда начинаешь заботиться о ком-то, кому ещё тяжелее, чем тебе, появляются новые силы, открываются резервы души.