— Непростительный поступок?

— Она помогла тебе сбежать.

— Нет, я заставила ее думать, что там ей будет лучше. Это не ее вина.

— Но она сделала это, — только и говорит он. — Ей известно о наших правилах и убеждениях.

— Значит, она уехала с семьей?

Он не отвечает, и мной овладевает страх.

— Расскажи о себе, Люси. Мне так хочется понять, что в тебе привлекло моего брата?

Я вздрагиваю, но не из-за упоминания Хита, а из-за того, как ловко он может менять тему, и из-за растущего в моем горле кома страха за Хейли.

Он воспринимает мое вздрагивание как реакцию на Хита.

— Прости, конечно, ты не хочешь говорить об этом.

— Не хочу, — бормочу я.

— Может, ты хочешь спросить меня о чем-то?

— У меня есть один вопрос, — соглашаюсь я.

— Пожалуйста, задавай, — он жестикулирует своей рукой. — Спрашивай о чем угодно.

— По-твоему, то, что Хит толкает или грубо обращается со мной — это насилие, хотя я знаю, что и ты способен на это, но когда это делаешь ты — это нормально. Почему?

На секунду он замолкает, и я опасаюсь за то, что он разоблачил меня, но когда он отвечает, его голос спокоен и собран:

— Такие, как Хит, используют свою силу для получения власти. Я — нет. Я делаю только то, что мне велит Бог, хоть и иногда это может показаться неприятным, но делается только потому, что эти люди идут наперекор с Его желаниями. Все неправильные поступки влекут за собой наказание; и так за годом год. Я просто выполняю Его волю.

— Как Бог говорит с тобой?

Он улыбается мне.

— Если скажу, то придется тебя убить.

Я вздрагиваю.

— Бог говорит со всеми, Люси. Ты просто не слушаешь.

Он не велит им убивать людей.

— Я все еще не понимаю, почему Он попросил тебя убить людей.

— Наши тела — всего лишь сосуды. Я не могу забрать оттуда душу; не могу убить ее. Я просто забираю зло, которое поселилось в ней. При этом все души возвращаются туда, где они и должны быть, — в руки Богу.

Кажется, меня сейчас стошнит.

Я смотрю прямо перед собой.

— Еда прекрасна.

Он улыбается.

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы выращивать еду.

— Вам, должно быть, нелегко, — говорю я, пытаясь успокоиться, потому что мои мысли вот-вот вырвутся наружу и выдадут меня.

— Жизнь требует жертв, — у мистера Совершенство есть ответы на все вопросы. — Ах, смотри, начались танцы.

Я поднимаю взгляд и вижу группу молодых женщин, которым немного за двадцать, танцующих вокруг огня. Несколько пожилых мужчин похотливо смотрит на них, и все мои силы уходят на то, чтобы не побежать туда и не повыбивать зубы из их грязных ртов. Я заставляю себя просто смотреть, делая вид, что мне интересно, хотя на самом деле все, что я хочу сделать, это бежать отсюда и поджечь все это место.

— Видишь, как счастливы эти женщины? Как свободны? Как блаженство наполняет их тела? — спрашивает Джош.

— Да, вижу, — говорю я, и это не ложь.

Я вижу, что они на самом деле так считают. Они просто не понимают, что им запудрили мозги.

— Тебе следует присоединиться, поговорить с некоторыми из них. Они могли бы помочь. Большинство из них пришло из неблагополучных мест, как и ты.

Вначале мне хочется отказаться, но затем я понимаю, что общение с этими женщинами — это именно то, для чего я пришла сюда, поэтому киваю и встаю, нервничая.

Я направляюсь к группе танцующих женщин, и они весело кружатся вокруг меня, их волосы развеваются на ветру. Я потираю свою сломанную руку, пока одна из них подходит ко мне, останавливается и улыбается. Она словно лучик света. Честно говоря, она одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела, у нее светлые волосы и голубые глаза, бледная кожа и белоснежное платье. Она словно ангел.

— Добро пожаловать, — улыбается она. — Я Вера. А как тебя зовут?

— Люси, — бормочу я.

— Пойдем, Люси. Не бойся. Насладись танцем.

— Ах, хорошо.

Она берет меня за здоровую руку и тянет в сторону толпы, кружась вокруг. Я изо всех сил стараюсь делать вид, что вписываюсь сюда, но мне никогда в жизни не было так некомфортно.

Примерно через десять минут я извиняюсь и снова сажусь, подальше от Джоша. Я мельком оглядываю мужчин, рядом с которыми сидят молодые женщины, а возле некоторых девочки, которым на вид нет и тринадцати. Мое сердце сжимается, но я не подаю вида.

— Привет.

Я поворачиваюсь налево и вижу молодую девушку, на вид лет семнадцати, сидящую рядом со мной. Ее волосы цвета воронова крыла, а глаза голубые. Она великолепна.

— Привет, — улыбаюсь я.

— Меня зовут Сарифина. А тебя?

— Люси.

— Добро пожаловать, Люси. Я знаю, что ты новенькая.

Я киваю.

— Не тревожься. Это может показаться пугающим, но ты устроишься и тоже научишься любить это место.

— Тебе здесь действительно нравится? — мне искренне любопытно, так что мой вопрос звучит совсем неподозрительно.

— Да. Джош спас меня от мужа, который избивал меня. Такая жизнь приносит мне покой.

Как ей удалось обрести здесь покой?

— Значит, здесь ты не замужем?

Она откидывает голову назад и смеется.

— Здесь никто не женат. Мы все можем любить тех, кого хотим. Любовь не преступление, не грех.

— Правильно, — бормочу я.

— Ты замужем, Люси?

— Нет, мой муж, ах... ушел от меня.

Ее лицо смягчается.

— Тогда ты на правильном пути. Бог укажет путь. Учитель Джош возьмет тебя за руку и проведет через золотые врата.

Серьезно?

Я сохраняю беззаботное выражение лица, обдумывая ее слова.

— Интересно, а где сегодня Хейли? Я уже знакома с ней и хотела бы поздороваться.

Ее лицо бледнеет.

— Хейли наказана за свои грехи.

Я моргаю.

— Грехи?

— Да.

— С ней... все в порядке?

Она отводит взгляд.

— Мы не спрашиваем о наказании.

Краем глаза я замечаю, как двое мужчин встают и берут с собой двух молодых девушек, исчезая в палатках в дальнем конце поселения. Я встаю и улыбаюсь Сарифине.

— Мне нужно в ванную. Где я могу ее найти?

Она машет рукой.

— Мир — это твоя ванная.

Конечно, так и есть.

Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше.

ГЛАВА 29


Я провожу несколько часов, не отходя от Джоша. Он, должно быть, что-то подозревает или, в крайнем случае, немного насторожен со мной, потому что не отходит от меня и ведет разговор ни о чем. Мне приходится подыграть, потому что не хочется поднимать тревогу. Наконец, к нему подходят несколько мужчин, и мне удается ускользнуть. Не уверена, что пожилые мужчины до сих пор с молоденькими девушками, но я решаю узнать это наверняка.

Проскользнув за палатки, в темноту, я вытаскиваю камеру из трусиков, где та была надежно спрятана, затем активирую ее и зажимаю в ладони, готовая в любой момент нажать на кнопку записи, когда направляюсь обратно к палаткам. Долгое время я ничего не слышу, и у меня замирает сердце. Что, если все сейчас за пределами базы, а здесь ничего ужасного не происходит?

Кто-то выходит из палатки, и я прячусь за деревом.

— Эй?

Я задерживаю дыхание и прижимаюсь как можно ближе к стволу, стараясь не издавать ни звука. Появляется фонарик, и человек с ним проходит мимо меня, затем я слышу отдаляющиеся звуки шагов. Я выдыхаю и продолжаю брести к палаткам, которые странным образом удалены от основного лагеря. Это может только подтверждать мои опасения. Тем не менее, я не могу быть уверена в этом, пока не подберусь ближе.

Хорошо, что сейчас здесь темно и тихо, единственный свет исходит из палаток. Я подхожу к первому их скоплению и внимательно прислушиваюсь, но ничего не слышу. Перехожу к следующему, также ничего не слышу. И только когда уже отхожу, замечаю слабые всхлипы. Я останавливаюсь и наклоняю голову, прислушиваясь в том направлении, откуда они исходили. Всхлипы настолько слабые, что я едва могу их расслышать, но они есть.

Я поворачиваюсь и начинаю осторожно двигаться к палатке, из которой они доносятся, нажимаю кнопку записи на своем устройстве и осторожно подхожу к палатке. Я слышу шаркающие звуки, и всхлипы становятся все громче и отчетливее. Сделав глубокий вдох, я молюсь, чтобы эта штука снимала видео так же хорошо, как и записывала голос, и заглядываю в щель в палатке. Поначалу я не замечаю ничего необычного, но затем мой взгляд падает на самое страшное зрелище, которое я когда-либо видела.

Я была права.

Как и Хит.

Все были правы.

Тошнота подступает к горлу, слезы обжигают мои веки и бегут по щекам. Я поднимаю камеру и записываю то, что является самым тошнотворным зрелищем в моей жизни. Чудовищнейшее проявление изнасилования. Я записываю все это только несколько минут, и больше не могу смотреть на это. Затем засовываю камеру в карман и прикрываю ладонью рот, чтобы не разрыдаться.

Я мчусь обратно к деревьям, но в темноте падаю на колени и плачу. Бедные девочки. Бедные, невинные, прекрасные девочки.

Я беру себя в руки и встаю на ноги, мне нужно выбраться из этого места и молиться, чтобы у меня имелось достаточно доказательств. Когда я прохожу мимо первой группы палаток, до меня доносится рыдание. Оно такое тихое, и на секунду или две мне кажется, что оно принадлежит мне, что я себе все только вообразила, но когда оно снова звучит в тихом ночном воздухе, я понимаю: оно не мое. Я бреду к палаткам, следуя за звуком.

Палатка, из которой доносится рыдание, находится прямо в центре, и я медленно двигаюсь к ней, протискиваясь сквозь узкие проходы. Эти палатки огромные, белые, большой треугольной формы, которые легко вмещают в себя кровати царских размеров и диваны, как и те, что я видела до этого. Многовато места для тех, кто старается быть ближе к земле. Я всматриваюсь в темноту, потому что в этой палатке нет света, и шепчу: