— После игры я приглашаю тебя на ужин.

Я счастливо вздыхаю.

Долго и жадно целую его, наши языки сплетаются, тела тесно прижимаются друг к другу. Счастье растет в моей груди, а где-то глубоко внутри зарождается возбуждение.

— Ты самый удивительный муж в мире, Джерард Джейкобсон.

— Для тебя все только лучшее, Люси.

— Когда игра?

— Во второй половине дня, так что у тебя есть еще несколько часов, чтобы отдохнуть.

Я крепко обнимаю его, прижавшись щекой к его щеке. В мире не может быть мужчины лучше, в этом я уверена.


***

— Ты же не серьезно сейчас? — орет Джерард, махая одной рукой в воздухе, в то время как второй прижимает телефон к уху. — Ты обещал мне выходной.

Я прислушиваюсь, как только могу, уже одетая для игры и настроенная на веселье.

— У меня годовщина, Том. Мы с женой собираемся на бейсбол. Не верится, что ты мог так поступить.

Он слушает, сжимая кулак.

— Скоро буду.

Джерард вешает трубку и поворачивается ко мне. Разочарование наполняет мою грудь, но я стараюсь не показывать этого.

— У меня появился клиент, которого только что арестовали за убийство.

Важное дело. Проклятье.

— Тебе нужно идти? — произношу я, и в моем голосе звучит неприкрытое разочарование.

— К сожалению, детка, но да. Мне за это платят.

А я? Как же я?

Я гоню эту мысль прочь из своей головы, но вместо нее приходит следующая. Это его работа. Я киваю, глядя на свои ноги.

— Хочешь, я позвоню другу, чтобы он пошел с тобой на игру?

Я пожимаю плечами.

— Не думаю, что кому-нибудь из них нравится бейсбол.

К тому же, у меня на самом деле нет друзей, которые согласились бы пойти. Я посвящаю все свое время работе или Джерарду.

На его лице отражается печаль, он выглядит абсолютно опустошенным, и я понимаю, что это его расстраивает.

— Не хочу, чтобы ты пропустила игру. Ты была такой взволнованной.

Я до сих пор очень хотела пойти, это правда.

— Я могу пойти одна, — предлагаю я. — То есть, не вижу в этом ничего плохого.

Он хмурится.

— Там будет большая толпа, тебя могут толкнуть.

— Со мной ничего не случится, — убеждаю его я. — Я, правда, хочу пойти.

Он изучающе смотрит на меня, а потом вздыхает.

— Я постараюсь разобраться с делами до ужина, обещаю. Почему бы тебе не пригласить мою сестру? Может, она пойдет?

Я фыркаю.

— Хизер ненавидит меня; она никогда не согласится.

— Она не ненавидит тебя…

— Ненавидит, — я улыбаюсь, протянув руку и касаясь его руки. — Со мной все будет хорошо. Я, правда, хочу пойти. Я была бы намного счастливее, если бы ты был там со мной, но понимаю, что ты не можешь.

— Я разберусь с делами до ужина — ничто мне не сможет помешать.

Я киваю, укутываясь в его объятья. Он обнимает меня, и, кажется, это длится вечность.

— Хорошо, — он вздыхает, отступая назад. — Нет ничего важнее настоящего. Позвони, если возникнут какие-то проблемы, хорошо?

Я киваю.

— Я люблю тебя, Люси.

— И я люблю тебя.

Тогда я еще не знала, что это был последний раз, когда он говорил мне эти слова.

ГЛАВА 2


Меня охватывает радостное предвкушение, когда прохожу мимо службы безопасности, на ходу открывая сумочку, чтобы полицейские скорее осмотрели ее. Они проверяют мой билет, и я получаю указания, как добраться до своего места. Стадион достаточно большой, хотя и не такой, как в высшей лиге, но это не важно. Волнение от того, что увижу игру вживую, переполняют меня.

Я подпрыгиваю от счастья, когда нахожу свое место прямо рядом с большим кирпичным зданием, которое расположено посередине. Оно не заслоняет обзор, так что меня это не смущает. К тому же, кажется, там есть туалет, который, несомненно, понадобится мне позже.

Люди занимают свои места, и музыка льется из колонок, установленных на трибунах. Беззаботная болтовня наполняет мои уши, и я ерзаю на сидении, нервничая от того, что скоро увижу игру. Мужчина спускается по проходу и останавливается около сиденья слева от меня. То, что справа, зарезервировано для Джерарда, поэтому будет оставаться пустым. Я бросаю на него взгляд, и мои глаза округляются. Дыхание сбивается, образуя ком в груди в тот момент, когда я любуюсь самым красивым мужчиной, которого когда-либо видела.

Он смотрит на меня глазами, похожими на самый яркий вид серебра. В сочетании со светло-оливковой кожей, они, кажется, сияют. Темные волосы падают на мужественный лоб, спускаясь к подбородку и полным губам. Он довольно крупный мужчина, ростом, скорее всего, более метра восьмидесяти, с мышцами, которые просматриваются под плотно облегающей черной футболкой. На нем выцветшие джинсы и тяжелые черные ботинки. Интересно, есть ли у него татуировки под футболкой? Он выглядит, как человек, который любит их.

Поняв, что бесстыдно пялюсь на него, я быстро отвожу взгляд в сторону, снова сосредоточив все внимание на игре. Я никогда не обращала внимания на мужчин до брака и, конечно же, никогда не таращилась на них. Просто этот совершенно неотразим. Мои щеки рдеют от стыда.

Он садится на место рядом со мной, не произнося ни слова, слегка махнув рукой молодому человеку, стоящему с тележкой с пивом. Тот вручает ему одно, а я продолжаю смотреть на поле, и внезапно ко мне приходит осознание. Неужели я дрожу? Вдруг он подумает, что его присутствие заставляет меня нервничать? Я веду себя слишком скованно? Я поправляю рубашку, не сознавая того, а затем понимаю, что делаю, и складываю руки на коленях.

Я сижу, уставившись на поле, пока не начинается игра. Слава Богу. Теперь мое внимание приковано к игрокам. Сердце колотится от волнения, когда громкий звук от удара заполняет воздух. Толпа ликует, и огромная улыбка расползается по моему лицу. Великолепно.

Мужчина рядом не слишком подвижен; его не особо интересует игра. Глазами он сканирует толпу, и, кажется, что-то ищет, или кого-то. Он сидит глубоко в своем кресле, будто старается казаться незаметным. Странно.

Местная команда, за которую я болею, выбивает хоум-ран, и я вскакиваю и громко хлопаю. (Примеч. Хоум-ран — удачное отбивание мяча бьющим игроком, после которого мяч покидает пределы поля над фэйр-территорией, что позволяет команде совершить побег к «дому» и с большой вероятность набрать очки). Я подпрыгиваю несколько раз на месте, а затем сразу сажусь, понимая, что привлекаю внимание. Я бросаю взгляд на мужчину слева от себя и вижу, что он смотрит на меня без всякого выражения. Отлично. Ему, наверное, стыдно сидеть рядом со мной. Он даже не выглядит веселым. Я наклоняюсь вперед, хватаюсь за сидение перед собой и стараюсь не пропустить ничего, что происходит на поле.

Первый момент, который в последствии изменит мою жизнь, приходит из ниоткуда.

Игра идет полным ходом, толпа аплодирует; люди едят хот-доги, выпивают пиво. Я даже не сразу замечаю группу людей, одетых во все белое, пока не слышу громкие выстрелы в воздух. Паника сковывает мою грудь, когда я поворачиваюсь и вижу, по меньшей мере, десять человек, достающих оружие из штанов. Я чувствую, будто у меня сжимается сердце, когда смотрю на безликих боевиков. Они все в масках. Полностью в белом.

Весь стадион погружается в мертвую тишину. Единственные звуки, которые можно расслышать — разочарованные крики детей, которые пытаются привлечь внимание своих перепуганных родителей.

Я не понимаю, что происходит.

Служба безопасности бежит из разных частей стадиона, но быстро останавливается, когда в ногу одного из них попадает пуля, выпущенная из пистолета террориста. Издав болезненный вопль, он падает на руки и колени, мучаясь от невыносимой боли. Кто-то кричит в толпе.

Это не розыгрыш. Нет. Это происходит на самом деле и прямо сейчас. Прямо здесь. Тошнота подступает к горлу и паника, которую я раньше еще ни разу не испытывала, охватывает тело. По коже пробегает дрожь, разум словно парализовало и все вокруг гудит, когда я пытаюсь разобраться, в чем же дело.

Но не могу ни на чем сосредоточиться, не могу ничего расслышать сквозь нервную болтовню, плачь и шепот вокруг.

— Никому не двигаться, — произносит низкий пугающий голос в громкоговоритель. — Тот, кто двинется, будет тут же убит.

Это все, что они говорят.

Никаких объяснений.

Ничего.

Кто-то кричит, пистолет направляют в сторону этого человека, и крик прекращается. Слезы уже катятся по моим щекам. Это нападение? Протест? Здесь политик и они пытаются таким образом доказать свою правоту? Почему они выбрали бейсбольный стадион? Потому что это привлечет внимание? Из-за какой-то семьи, которая сейчас здесь? Зачем кому-то быть таким бесчувственным? В этом нет никакого смысла. Все кажется таким нереальным, но это происходит на самом деле. Я вижу все своими глазами, слышу своими ушами, но часть меня надеется, что это всего лишь розыгрыш.

Я смотрю на мужчину рядом и вижу телефон, который лежит на его коленях. Он, кажется, не боится; на самом деле, он очень сосредоточен на том, что печатает на экране. Его пальцы судорожно двигаются по клавиатуре. Затем он засовывает телефон в карман, практически не совершая движений.

Четырьмя рядами ниже четыре боевика расхаживают по рядам, их оружие наготове. Люди больше не кричат, но сквозь жуткую тишину можно расслышать отчаянные всхлипы и плач.

Я тихонько икаю, пытаясь подавить рыдания, и мужчина, наконец, обращает на меня внимание, изучая лицо. Он берет меня за руку. Его кожа теплая, но грубая. Огромная рука полностью накрывает мою.

— Все будет хорошо.

Его глубокий низкий голос успокаивает меня. Я сжимаю его руку, и он позволяет мне держать ее, не одергивая. Я не знаю его, но сейчас он моя единственная опора. Он выглядит как мужчина, который может постоять за себя. Для меня этого достаточно, чтобы ухватиться за него и не отпускать.