Стелла Камерон - Мимолетное прикосновение

Эдвард ошалело уставился на девушку. Линдсей поспешно продолжала, с тайным страхом гадая, что за непонятное выражение, уж не гнев ли, сверкает в его черных глазах.

— Уверяю, я уже полностью освоилась со всем процессом. Теперь меня уже ничто не возмутит и не шокирует.

— Совсем ничто? — Послышалось ей, или в его тоне и впрямь таилась угроза?

— Ну разумеется, — заверила девушка, стараясь придать голосу спокойную беззаботность. — Мы ведь уже столько тренировались, и, боюсь, мне это даже понравилось. Ты же говорил мне — хорошо, что я теперь замужняя женщина, потому что у меня оказался несомненный… талант, что ли? ну, скажем, склонность к таким вещам.

Линдсей умолкла и поглядела на виконта. Он стоял прямо и неподвижно, губы его были твердо сжаты…

— Выпей. — Он налил ей бокал вина. — Мне хочется, чтобы теперь ты считала этот дом своим. Скоро я отвезу тебя в поместье Хаксли в Девоншире. Там ты узнаешь много всяких тонкостей, которые положено знать жене.

— Например, как вести домашнее хозяйство? Эдвард испустил очередной тяжелый вздох.

— Ну, среди прочего.

Отглотнув вина, Линдсей придвинулась к виконту и прижала бокал к его губам.

— Эдвард, выпей. Тебе, наверное, тоже надо чуть-чуть расслабиться. Наверное, стать мужем тоже очень страшно.

— Страшно? — Виконт улыбнулся, впервые с тех пор, как молодожены поднялись наверх. — Главное, это чтобы ты поскорее отбросила старые страхи.

— О, непременно, — пообещала девушка, подставляя ему губы для поцелуя.

И Эдвард не разочаровал ее. Губы его были мягкими, теплыми, от них исходил легкий привкус вина.

Закрыв глаза, Линдсей припала к нему. Груди ее вдруг сделалось тесно в обтягивающем лифе подвенечного платья.

— Проклятие! — сдавленно выругался Эдвард, резко нарушив тихую чувственность этого мига. — Я от тебя с ума схожу!

— Эд…

Губы его, ставшие вдруг жесткими и твердыми, запечатали уста девушки. Этот поцелуй не был похож ни на один из тех, что ей запомнились раньше. Эдвард свирепо атаковал губы Линдсей, приоткрывая их языком, настойчиво и решительно пробираясь вперед, пока не одержал полную победу. Руки его всесильнее стискивали девушку, так что она наконец совершенно обмякла в этих стальных объятиях.

Линдсей попыталась ответить ему, но безуспешно — так крепко виконт держал ее, пресекая всякую попытку пошевельнуться. Губы его покрывали короткими, жалящими поцелуями ее лицо, шею, грудь…

На глаза девушки навернулись слезы.

— Эдвард, — еле слышно прошептала она. — Я чем-то рассердила тебя?

Он выпустил ее так же резко, как и схватил.

— Рассердила? — Виконт рассмеялся таким горьким смехом, что Линдсей невольно зажала уши. — Рассердила, маленькая моя дурочка? Да я всю жизнь мечтал о такой жене, как ты.

Он резко отвернулся и направился к выходу. У порога виконт обернулся.

— Я велю лакею послать к тебе твою горничную. Я сейчас ухожу, когда вернусь, не знаю. Но не скоро.

Дверь за ним затворилась. Линдсей без сил опустилась в кресло. В голове ее роились миллионы вопросов. Если Эдвард всю жизнь мечтал о такой жене, как она, то отчего вдруг так рассердился? Почему не обнял ее, не поцеловал, как прежде. Ведь у них все было так чудесно. И почему он ушел и сказал, что вернется не скоро?

Тихий стук в дверь заставил ее поднять голову.

— Эдвард?

Но это оказался не Эдвард. На пороге стояла Кларисса Симмондс. Однако Линдсей сейчас была не в состоянии ни с кем общаться.

— Кларисса, уйди, пожалуйста. Мне хочется побыть одной.

— Случилось что-то плохое, да? Что-то не так? Так я и знала, что этим кончится. Вот почему я тайком пробралась сюда и подождала за дверью.

Владевшее Линдсей напряжение прорвалось наружу, но не отчаянием, а гневом.

— Да нет ничего плохого, что нельзя было бы поправить, если бы мужчины не были такими идиотами!

Кларисса шагнула к ней.

— Эдвард оставил тебя. Когда он вернется? — Ох, не знаю, — зло ответила Линдсей. — И, если говорить честно, мне это неинтересно. Кларисса, прости, пожалуйста, но мне сейчас что-то не хочется болтать. Давай лучше поговорим потом, например, завтра, когда я выясню, как благоразумные жены умудряются справляться со своими невозможными мужьями.

Две бутылки мадеры не столько смягчили, сколько усугубили дурное настроение Эдварда, все сильнее разжигая снедавшее его пламя. Он был сам себе противен, но не мог ничего поделать и обуздать свои бушующие первобытные страсти.

Было уже далеко за полночь. Не в силах заснуть, виконт метался по кровати, кляня себя распоследними словами. Подумать только, как жестоко он обошелся с бедной девочкой. Она ведь тоже, наверное, страдала. Не так сильно, как он, разумеется, ведь она всего лишь женщина, но все равно ей пришлось несладко.

Виконт приподнялся на локте. Будь проклят негодяй Латчетт! Да будут прокляты все мерзавцы, творящие преступления ради наживы.

Может, еще бутылочку мадеры? Откинувшись на подушку, Эдвард протер горящие глаза. Да нет, пожалуй, не стоит больше пить, только хуже будет. Вечерний воздух, вливающийся в комнату сквозь раскрытые окна, приятно холодил его обнаженное тело.

А Линдсей ведь сейчас лежит буквально в двух шагах от него, в серебристо-синем будуаре, который он так любовно готовил для нее. Шелковистая ткань ночной рубашки ласкает ее белое, соблазнительное тело…

Черт возьми! Это он, ее законный муж должен ласкать это тело, а не какая-то бездушная тряпка! Виконт ощутил жгучее возбуждение в чреслах.

— Погоди, — приказал он себе сквозь стиснутые зубы. — Имей терпение, выполни свою клятву и дождись, пока Латчетта изгонят из страны.

Как раз сегодня он повстречался с толстяком у «Кутил», и Латчетт, сославшись на «долг чести», ссудил у него две тысячи гиней. Однако Эдвард знал, куда пошли эти деньги. Позже вечером, в одном из игорных притонов, где никто не интересовался именами и титулами посетителей, виконта разыскала миссис Феллинг. Она хотела отдать ему эти две тысячи, но он настоял на том, чтобы она оставила их себе «за лишние хлопоты». Внутри у него все так и переворачивалось, когда он вспоминал о гнусных домогательствах Латчетта по отношению к миссис Феллинг, и утешала виконта лишь мысль, что эта достойная дама сама избрала себе подобный род деятельности.

Линдсей! Линдсей! Эдвард напрасно ворочался, стараясь устроиться так, чтобы не ощущать томительной тяжести между бедер. Если он не выдержит, овладеет своей женой сегодня, сейчас, то уже не сможет сосредоточиться на том, чтобы достойно завершить свою главную цель — отомстить. Ни за что!

Встав с постели, он набросил на плечи шелковый халат, бесшумно подошел к двери гостиной, разделявшей их с Линдсей спальни, и вошел туда. В крохотной комнатке царил полумрак, лишь тускло мерцали догорающие угли в камине.

Всего одна дверь, один заслон — и он может взглянуть на спящую Линдсей. Если соблюдать осторожность, то девушка даже не шелохнется, пока он не скользнет к ней в постель и не заключит свою сонную добычу и объятия. Она ведь его жена! Его невинная, непорочная жена, жаждущая, чтобы он наконец сделал ее своей. И его право — нет, даже долг! — сделать это, причем сегодня же ночью.

Виконту показалось, будто его пронзает дюжина раскаленных клинков, — так велико было снедавшее желание.

Стараясь не дышать, он осторожно зашел в спальню Линдсей. Здесь камин уже догорел, было так темно, что виконт едва различал очертания маленькой фигурки на кровати.

Толстый ворс ковра поглотил звуки шагов. Вот Эдвард уже у постели. Еще миг — и сорвал с себя халат. Еще мгновение — и ринулся под одеяло, притягивая к себе спящую девушку.

Безмолвие ночи прорезал пронзительный вопль. Эдвард отпрянул.

— Линдсей! — воскликнул он, хватая бьющуюся на постели девушку. — Линдсей!

Она визжала и отбивалась. На Эдварда сыпался град ударов и пинков. До сих пор он даже и не подозревал, что его хрупкая невеста так сильна.

— Линдсей! Успокойся. Тебе будет совсем не больно. Обещаю, радость моя.

— Я не Линдсей!

— Тише, говорю же тебе. Ти… — И тут до него вдруг дошло. Жаркий огонь в крови угас, точно под порывом северного ветра.

Девушка у него в руках дрожала всем телом, но по-прежнему старалась вырваться.

Шатаясь, виконт встал с кровати, накинул халат и ощупью нашел свечу. Неровный слабый огонек осветил кровать.

— Кто ты? — все еще ничего не понимая, спросил он пухленькую растрепанную девушку в глухой фланелевой рубашке.

— Эмма, сэр. Горничная мисс Лин… то есть леди Хаксли. У Эдварда голова пошла кругом.

— А что ты делаешь в постели своей госпожи? Девушка растерянно схватилась за воротник рубашки.

— Мисс Уинслоу сказала, мне надо лежать здесь. На случай, если кто заглянет. Она сказала, все подумают, что это госпожа, и уйдут прочь.

— Она сказала, что я взгляну и уйду? — Виконт не верил собственным ушам. В голосе его клокотала с трудом сдерживаемая ярость.

— Ну да… наверное, сэр. Мисс Уинслоу сказала, что леди Хаксли уверена, что вы не станете заходить и что все это ненадолго.

— Понятно. — Да убережет его Господь от глупых идей невежественных девственниц! — И зачем, скажи на милость, все это затеяно?

Миловидное личико горничной заметно успокоилось.

— Потому что леди Хаксли понадобилось срочно уехать… — На место облегчению пришел неприкрытый ужас. — Ох ты, Господи! Я ведь обещала никому не говорить!

— Я же велел тебе оставаться дома и отдыхать, — сердито заявил Антон, глядя на Линдсей поверх борта маленькой рыбачьей лодки, бившейся о доски причала бухты Солеваров. — Ты ведь не мужчина, а всего-навсего слабая девушка.

Линдсей воинственно подбоченилась.

— И что с того? Я ничуть не слабее многих мужчин.

«И ничуть не слабее любого мальчишки», — могла бы с полным правом добавить она, поскольку в эту ненастную ночь оделась в мальчишеский наряд.