Я всхлипнула и прикусила ноготь на большом пальце, чтобы сдержать крик.

– Да, я твоя.

Роум отнял мой палец ото рта.

– Ты с ума меня сведешь этой привычкой, Мол. Я бы положил туда кое-что поинтереснее, если тебе не с чем поиграть.

Я рвано вдохнула.

– Я… я…

– Всему свое время. Не сейчас, – уверил он меня, слегка развеселившись.

Мои глаза невольно закрылись.

– Ромео… твоя рука…

– Я снова удовлетворю тебя. И буду смотреть, как ты сходишь с ума. Буду смотреть, как ты растекаешься в моих руках и наслаждаться этим, Мол. Понимаешь? Я буду контролировать каждое твое желание, – прошипел он сквозь зубы, пока его пальцы погружались в меня все глубже.

– Да… да…

И он это сделал. Превосходно справился, как по нотам.

Задрожав, я пронзительно вскрикнула и упала ему на грудь. Мы пролежали так достаточно долго, и в конце концов он вынул из меня пальцы, застегнул джинсы и притянул меня к себе на колени. Я закрыла глаза и задремала на его теплой груди, наслаждаясь его легкими поглаживаниями моей щеки и будучи полностью изнуренной.


Я медленно проснулась от того, что Ромео аккуратно перевернул меня и уложил спиной к себе на грудь.

– Солнце садится. Я подумал, ты захочешь посмотреть закат со мной.

Волна счастья затопила мое сердце.

– Да, захочу.

Небо было кроваво-красным, солнечное тепло от заходящего полукруга разливалось оттенками розового и желтого, придавая широкой речке сияние раскаленного золота.

Дыхание Ромео ласкало мне ухо.

– Расскажи о своей семье, Мол.

Я содрогнулась от укола паники в груди и немного подвинулась, пытаясь расслабиться. Почувствовав мою реакцию, Ромео, взял меня за руку и сжал в своих объятиях. В теплых, безопасных объятиях.

– Расскажи мне, Мол. Расскажи о своей семье. Почему тебе так больно?

Наблюдая, как последние проблески оранжевого солнца пропадают за горизонтом, я сделала глубокий вдох, чтобы набраться смелости.

– Если честно, даже не знаю, с чего начать.

– С начала. Я хочу узнать о тебе все, все подробности. – Благоговение в его голосе отдалось дрожью в моем теле.

– Хорошо.

Я устроилась поудобнее, положив голову ему на грудь и слушая утешительное биение его сердца.

– Моя мама умерла, когда рожала меня. Я была единственным ребенком. Она умерла из-за осложнений. – Я крепко зажмурила глаза, концентрируясь на объятиях Роума, потом снова открыла их и посмотрела на спокойную речку, позволяя умиротворяющей глади воды себя успокоить. – У меня есть ее фотография. Я так на нее похожа.

– Значит, она тоже была красавицей? – спросил он и поцеловал мое оголенное плечо. Я расцвела от таких слов и еще крепче прижалась к его груди.

– У моего отца не было родственников, кроме моей бабушки. Она тоже жила с нами. Когда мне было шесть, папа умер. – Я подобрала длинную травинку и покрутила ее в пальцах. – Я помню все, как будто это было вчера. Я вернулась домой из школы, а бабушка сидела расстроенная в гостиной. Она сказала мне, что папу забрали на Небеса. – Я покачала головой, невесело рассмеявшись. – Тогда мне казалось, что меня наказывают за то, что я плохо себя вела. Вскоре выяснилось, что умер он не от какой-то болезни и не потому, что Бог наказывал меня, он просто проснулся, как обычно, проводил меня, свою маленькую девочку, до двери, а потом залез в ванную и перерезал себе вены бритвой.

Ромео тихо выдохнул, и его теплое дыхание защекотало волосы у меня на затылке.

– Черт, детка. Я не думал… мне так жаль.

Именно его сострадание дало мне силы впервые заговорить с кем-то об этом дне.

– Я никогда не могла понять, почему папа так поступил. Знаю, он не мог жить без мамы, но у него была я. Он был мне нужен. Почему он не мог быть сильным ради меня? Ради бабушки? В своей предсмертной записке он сказал, что однажды я пойму, но я не знаю, как отец может оставить свою дочь совершенно одну.

Я чувствовала, как во мне растет раздражение, горечь от каждого воспоминания. Роум все так же крепко и беззвучно меня поддерживал.

– Единственным положительным моментом во всей этой гребаной ситуации было то, что я всегда была умной. Когда мне было семь, моя учительница предложила пройти тестирование в Менса9. Я прошла и узнала, что у меня необычайно высокий уровень интеллекта, вот так я и справлялась со всем – расширяла и преумножала знания. Я стала одержима религией и философией, пытаясь найти причину смерти папы и выяснить, почему плохие вещи происходят с хорошими людьми. Но ответа так и не нашла. Потом, когда я только начала нормально жить, у бабушки диагностировали рак, и три долгих месяца я ухаживала за ней, пока она слабела день ото дня, только чтобы в конце концов умереть у меня на руках, мы жили вдвоем в нашем маленьком домике и не к кому было обратиться за помощью.

Я глубоко вдохнула, наблюдая, как птицы возвращаются в свои гнезда у речки на ночевку.

– И что потом? – поднажал Ромео.

– После того, как ее не стало, меня отдали под опеку. К счастью, это была хорошая семья, недалеко от моего дома. Они не пылали любовью и явно делали это ради денег, но там было безопасно, большего я и просить не смела. Я поняла, что жить сложно и пыталась дистанцироваться от всех, чтобы мне больше не причинили боль. Мне было одиноко, но я просто… продолжала жить. Опять же, я продолжала учиться и знала, что это мой билет из приемной семьи и от всех воспоминаний, которые преследовали меня в родном городке. Мне просто нужно было уехать.

Ромео нежно поцеловал мое оголенное плечо.

– В семнадцать лет я досрочно сдала экзамены в университет, и мне предложили место в Оксфорде. Я получила степень и попала сюда. Для докторской поеду куда-нибудь еще.

Ромео резко выдохнул.

– Значит, ты бежишь.

Я напряглась и попыталась отодвинуться подальше от озвученной стратегии моей жизни, но Ромео сжал меня крепче.

– Не сопротивляйся. Отвечай на вопрос.

– Ты не представляешь, какой была моя жизнь! Не тебе судить!

Его командный голос стал ниже:

– Я тебя не сужу. Но ты ведь бежишь от своих проблем, не так ли?

– И что? У меня нет дома, нет семьи. Почему бы и нет?

– Так было раньше, но теперь есть люди, которым ты небезразлична, действительно небезразлична. Я не позволю тебе сбежать от меня.

Мои глаза наполнились слезами. Слова Ромео были такими успокаивающими, мне так сильно хотелось ему верить.

– Я не позволю тебе меня оставить, – твердо повторил он.

Что-то во мне сломалось, и я, уронив голову на руки, заплакала, заплакала впервые за много лет. Ромео гладил мои волосы, не выпуская меня из комфорта своих объятий, потому что таким он и был – моей безопасностью… моим миром.

Когда все слезы иссякли, он спросил:

– Почему ты сбежала из Оксфорда сюда?

Сокрушенно вздохнув, я решила быть честной.

– Оливер хотел от меня большего. Он остался там дописывать свою докторскую и хотел продолжать отношения. А я не хотела – он ничего обо мне не знал. Я ему не рассказывала. После того, как мы переспали, я поняла, что больше не могу этого делать. Я думала, что интим с ним поможет нам стать ближе, что мои стены падут. Но я ощутила лишь удушливое разочарование. Мне казалось, я никогда больше не смогу испытать близость с другим человеком. В итоге я испугалась. И сбежала. Вот так просто. Он проснулся, а меня не было. После этого я с ним не разговаривала.

С наступлением темноты сверчки застрекотали громче, а в кристально-чистом небе начинали мерцать звезды.

– Это было до тебя. Ты мне близок. Я тебе доверилась. Возможно, я не такая сломанная, как думала.

Я услышала, как он громко сглотнул.

– Ты не единственная, кто хочет бросить все, когда становится тяжело, детка, но отныне я не позволю тебе убегать, только если вместе со мной.

Я повернула голову к нему, и его губы нежно накрыли мои. Когда мы прервали поцелуй, я обхватила его лицо руками и сказала:

– Расскажи о себе.

Глаза Ромео вмиг похолодели, он вздернул плечами и отвел взгляд – его одеревеневшее тело явно служило молчаливым отказом.

Неожиданно в ночной воздух ворвался холодный ветерок, и мои оголенные руки и ноги покрылись мурашками. Ромео это заметил.

– Нам пора возвращаться.

Я сильнее прижалась к нему.

– Я пока не хочу уходить. Хочу узнать о тебе.

Он в недоумении наклонил голову.

– Мне тоже не хочется уходить. Но уже поздно и холодает. Давай, детка. Пора закругляться.

Роум помог мне встать и, держа за руку, повел меня к пикапу. О своем прошлом он так ничего и не рассказал.

Когда мы ехали по шоссе, я заметила, что Ромео находится в глубокой задумчивости. Я потянулась и взяла его за руку.

– Ты в порядке? Кажется, ты где-то не здесь.

Он нервно сглотнул. Я еще не видела его таким неуверенным.

– Все в порядке.

Я не поверила.

– Ты уверен? Я бы так не сказала.

Его пальцы сжали мои, и он с робостью во взгляде посмотрел на меня.

– Роум, в чем дело? – не отступала я.

И кашлянув, он сознался:

– До сегодняшнего вечера я не знал, каково это, когда меня хотят… только потому, что я – это я.

Его слова ударили сильнее, чем если бы мне в грудь угодил огромный булыжник, я едва не заплакала.

– За что я тебе нравлюсь, Мол? Я пытаюсь понять.

Я подвинулась к нему и, переплетя наши пальцы, поцеловала его руку.