— А ты не пожалеешь, что ушла из рентгенологии? — спросила мама.

Бедная мама, как ей, должно быть, хотелось работать не только дома! Но во времена ее молодости это было немыслимо. Кажется, в 1920 году она пыталась учиться на курсах медсестер при больнице принца Альфреда, но бабуля положила конец этим глупостям. Мама намного моложе папы, может, поэтому меня тянет к мужчинам, которые старше меня? Пэппи так и сказала бы, впрочем, она найдет фрейдистское объяснение даже дырочке в глазури на пироге с вареньем.

— Мама, мне осточертела гонка за большой зарплатой, — призналась я. — У меня замечательная работа, но на ней приходится подчиняться таким праведникам, что их в первую очередь взяли бы в ковчег. Поверь, сидеть без дела я не стану. У меня будет полно хлопот: присматривать за неуправляемыми жильцами, пытаться наладить общение с Фло и найти наилучшее применение ее деньгам.

— Ну что ж… — Мама вздохнула. — Понятно, что ты сейчас на седьмом небе от счастья, детка, и я рада за тебя. — Она деликатно кашлянула и порозовела. — А-а… как доктор Форсайт?

— А что с ним? — удивилась я.

Мама смутилась:

— Да нет, ничего, просто так.

Выйдя из дома, я подошла к клетке Уилли, стоящей в солнечном углу веранды. Попугай был весь перепачкан овсянкой и бренди. Разборчивая птичка.

— Привет, красавчик, — проворковала я.

Уилли приоткрыл один глаз.

— Пр-роваливай! — отозвался он.

— Эй, полегче, парень!

Я была уже в трех шагах от клетки, когда из нее донеслось:

— Полегче, пр-ринцесса!

Я ошеломленно обернулась, но попугай уже дремал.

Праздничный стол я накрыла у себя в гостиной: копченые угри, картофельный салат с капустой, окорок, хрустящие французские батоны, сливочное масло — не слишком твердое, но и не растаявшее, примерно тонна греческого рисового пудинга и ровно столько бренди, сколько могли выпить мы все, чтобы завтра не пропустить работу. К нам присоединился Лернер Чусович, который как раз гостил у Клауса, я позвонила Мартину и попросила привезти леди Ричард, который явился в изысканном лиловом туалете и багровом парике. Ко всеобщему облегчению, Мартин наконец-то привел в порядок десны и заказал вставные челюсти в Сиднейской стоматологической больнице. Лечение не стоило ему ни пенса: в этой больнице пациенты — подопытные свинки для будущих стоматологов. Полный рот зубов уже благоприятно сказался на его карьере: Мартин заметно похорошел, тем более что всегда был грациозным, как плакучая ива, и обаятельным, как Джордж Сандерс, да еще умел польстить клиенткам, желающим заказать свой портрет. Ну не тяни, Харриет! Я пригласила также адвоката Джои и ее подругу Берт, а попозже подтянулся и Джо Дуайер из «Пиккадилли» с двумя бутылками «Дом Периньона». Мы подумывали позвать и хозяек соседних борделей, но решили, что им не повредит еще несколько дней помучиться в неизвестности. Мисс Целомудрие Уиггинс явилась к нам без приглашения, услышав в окно радостные голоса, но я взяла с нее клятву, что она будет молчать как рыба.

— Знаете, что я сделаю в первую очередь? — спросила я собравшихся. — Ремонт в Доме. Ванная и туалет на каждом этаже, свежий слой краски на стенах, приличные лампы, новый линолеум и половики, несколько холодильников и газовых плит, пара стиральных машин для прачечной, новые вращающиеся сушилки для белья и никаких газовых счетчиков! Цвета подберем так, чтобы каракули Фло смотрелись, будто так и было задумано — этакий ультрамодный авангард! Хотя мне выпала честь заменять миссис Дельвеккио-Шварц, действовать я буду по-другому. Мой выбор — комфорт, современные удобства и приятная атмосфера.

— Нелегкая задача, — нахмурилась Джим. — Городской совет не одобряет перепланировки…

— Джим, мне нет дела до совета — я не собираюсь ставить его в известность. Сделаем все потихоньку, без шума.

— А братья Вернер помогут! — хором сказали Клаус и Пэппи.

— Для тебя они сделают что угодно, Харриет, — добавил Клаус. — Им не впервой проворачивать такие дела.

Значит, вот оно как. Нашлись Фриц и Отто Вернер. Милый мистер Хаш будет в восторге!

— А как быть с пустыми квартирами? — спросила Боб.

— После ремонта мы подыщем новых жильцов, — решила я и подняла свой бокал с шампанским. — За Фло, за миссис Дельвеккио-Шварц и за Дом!

Когда крики утихли и за столом завязались разговоры, Тоби отвел меня в угол.

— Странно, что ты не пригласила Норма и Мерва, — сказал он.

— Норм и Мерв — знакомые из той же категории, что и мадам Фуга и Токката, Тоби. Они все узнают, когда я сочту нужным. — Я допила шампанское, мимоходом отметив, что оно не сочетается с бренди, и отставила бокал. — Ты простишь мне любовь к Фло?

Взгляд его покрасневших глаз стал почти нежным.

— А разве я могу ее не простить? Она твоя плоть и кровь, теперь я понял это. Девочка не станет для тебя обузой. Старушка все отлично рассчитала. А как умно она спрятала завещание!

Я прильнула к нему, положила ладонь на плечо, на выпуклые сильные мышцы.

— Слышал бы ты, как я рассказывала мистеру Хашу, что нашлось в любимом украшении покойницы!

— Знаешь, Харриет, при всей своей неугомонности ты можешь быть на удивление скрытной.

— Миссис Дельвеккио-Шварц была права: незачем посторонним знать, чем она зарабатывала на хлеб. Это касается только Дома.

— А я наладил отстойник и септик, — сообщил он, отводя волосы с моего лба. — Хочешь в выходные съездить в Уэнтуорт-Фоллс и посмотреть?

— А как же, красавчик. Хе-хе.

Помочь мне с посудой я попросила Пэппи, а протестующего Тоби выставила за дверь.

— Ты знала? — спросила я подругу.

Ее миндалевидные глаза сузились, розовые губы изогнулись в слабой улыбке.

— Кое-что, но не все, конечно. Многое приходилось додумывать, пытаться понять, чего она недоговаривает. Одно я помнила твердо: с тех пор, как я рассказала ей, что в Королевской больнице познакомилась с Харриет Перселл, она не унималась, пока я не привела тебя в гости. И я поняла, что твое имя для нее что-то значит, но что — понятия не имела. Если кто и сообразил, в чем дело, так это Гарольд. Он понял, что к тебе она привязана сильнее, чем ко всем жильцам Дома, вместе взятым, но я уверена, что она ничего ему не объясняла. Бедный старик любил ее, а он привык любить свою мать и ни с кем не делить ее, потому не хотел делиться и новой любовью. Гарольд знал, что миссис Дельвеккио-Шварц прикипела к тебе сердцем еще до того, как увидела, и эта мысль грызла его, пока он исподтишка наблюдал за вами. Ты правильно опасалась его. Долгое время я думала, что он намерен убить тебя, а не ее. Но теперь я в этом сомневаюсь. Мы никогда не узнаем, что произошло между ними в ту ночь, но кажется, она нанесла ему непростительное оскорбление. Под руку попался нож, Гарольд набросился на нее. Думаю, это вышло само собой.

— Неужели ни карты, ни Шар ничего ей не подсказали, Пэппи?

— Кому это знать, как не тебе, Харриет! Я давно поняла, что она не шарлатанка, хотя поначалу и обманывала клиентов. Она все видела, особенно когда спрашивала у карт про Дом, а на вопросы клиенток отвечала с помощью Фло. Эти женщины верили в нее, они советовались не по личным делам. У миссис Дельвеккио-Шварц спрашивали про ситуацию на рынке ценных бумаг, про падение курса мировых валют, про действия правительства, которые могут отразиться на торговле. Ей щедро платили — значит, ее предсказания всегда сбывались. А мы нашли только альбомы с вырезками, но ни одной книги по экономике или бизнесу!

— Никак не могу понять, почему она так безропотно подчинялась судьбе, — призналась я.

— Она безоговорочно верила в судьбу, Харриет. Если пришло время умирать — значит, с этим надо лишь смириться просто и естественно. И потом, дурные предзнаменования появились лишь незадолго до начала 1960 года, когда она впервые увидела в раскладах Гарольда и Десятку Мечей. В то время она даже не знала твоего имени, хотя увидела тебя в картах одновременно с Гарольдом и Десяткой. Ты была ее спасением — Королева Мечей и Скорпионша с могущественным Марсом в гороскопе. Мне она сказала только одно — что ты убережешь Дом.

Вот и вся версия событий от Папеле Сутама. Лично меня она вполне устраивает.

Понедельник

10 апреля 1961 года


Сегодня утром я вернулась из Уэнтуорт-Фоллс поездом, оставив Тоби продолжать строительство. У нас обоих сегодня был первый день независимости: в минувшую пятницу мы уволились с работы без лишнего шума и фанфар.

Пристанище Тоби меня ошеломило. Я ожидала увидеть хижину, потому что он сам так называл ее, а увидела живописный и вполне современный домик, который был почти достроен. Тоби объяснил, что на участке стоял старый, полуразрушенный дом, сложенный из блоков песчаника, которых хватило на фундамент, опоры, полы, простенки между окнами и на несколько внутренних стен. Деньги Тоби потратил в основном на оконные стекла, рифленое железо для крыши, крепеж и арматуру.

— Я взял за образец Гриффин-Хаус Уолтера Берли, который стоит на вершине холма в Авалоне, — объяснил Тоби. — Его писал Сэли Герман. Акварелью я пишу редко, но на горы и леса могу смотреть часами. Приятно думать, что эта часть страны осталась нетронутой, как в прежние времена, и теперь благодаря правительственным запретам ее еще не скоро обживут.

— Днем солнце бьет прямо в окна, — заметила я. — В доме ты будешь жариться живьем.

— С западной стороны пристрою широкую веранду. По вечерам буду сидеть там и смотреть, как заходит солнце над Гроуз-Вэлли.

Весь дом он строил сам, разве что иногда приглашал на помощь Мартина и других знакомых из Кросса.

— Я же вырос в буше, — напомнил он. — Там, где я родился, никто не зовет на подмогу водопроводчиков, плотников или каменщиков. Все приходится делать собственными руками.