Она улыбнулась ему, кончик языка показался между зубов.

Не было никаких причин разделять дело и удовольствие.

У нее были полные губы, накрашенные персиковой помадой того же оттенка, что и юбка, и короткий шелковый топ. Топ обтягивал возбужденные соски, и ниже виднелось голое тело.

Ее язык призывно зашевелился. Ему нравилось целовать ее, но когда он пытался это делать, она отворачивалась, говоря, что рты – это грязно.

Наклонившись, она стала покусывать его сосок, а руки запустила в ширинку, чтобы потрогать яички и ловко определить его готовность.

– Тебе нравится? – спросил он, пытаясь ухватить зубами ее ухо. Он знал, что лучше остановить ее в этот момент. Она или расцарапает его, или отойдет в ярости. – Уже достаточно твердый?

Вместо ответа она выпрямилась и прошла к гимнастической площадке у бассейна. Повернувшись лицом к Найджелу, она обеими руками уцепилась за перекладину и потянула ее вниз.

На мгновение он увидел, как топ поднялся, затем вернулся на место.

Когда она второй раз подняла руки, Найджел завернул топ поверх ее обнаженных грудей и смотрел, как они двигаются, пока не почувствовал, что сейчас кончит прямо в штаны.

– Тобиас может вернуться, – сказал он, с трудом переводя дыхание.

– Оставь эти сказки, любимый. Ты же сам говорил мне, что твой брат не заявится сюда, пока ты здесь. Клянусь, что он тоже сейчас не один проводит время в своем маленьком уютном плавучем домике. Поэтому нам не о чем беспокоиться, так?

Она была права.

– Нет. Не о чем.

Не о чем, кроме возможного присутствия снаружи мужчины, который уже запустил руку к себе в штаны.

Он больше не мог это выносить. При следующем движении ее рук Найджел взял обе груди в ладони и сдвинул их вместе. Когда она тяжело задышала и выгнула спину, он поймал соски между указательными и средними пальцами и стал по очереди сосать их. Он все еще сосал, когда она отпустила перекладину и сбросила свой топ.

Найджел отпустил ее, и она медленно, покачивая бедрами, направилась к окну. Он открыл было рот, чтобы остановить ее, но только крепче сжал зубы. Она станет задавать вопросы, на которые он все равно не сможет ответить.

– Включи видео, – сказала она и, глядя на свое отражение в окне, начала гладить бедра, пощипывать соски, обвивать руками шею и приподнимать груди.

Найджел почти пожалел Пигги.

Он вставил кассету и отрегулировал изображение на большом телевизоре в другом конце бассейна. На экране в полный рост возникла женщина, светлые волосы у нее были завязаны в хвостики. Ее скромная белая блузка и гофрированная юбка придавали ей вид школьницы – до тех пор, пока камера не показала ее лицо крупным планом. Несмотря на молодость актрисы, выражение ее лица было всего лишь пародией на невинность.

Найджел спокойно относился к подобным фильмам, но для женщины, облокотившейся на подставку для полотенец около бассейна, порнофильмы были неотъемлемой частью крутого секса.

Она наблюдала, как женщина на экране безуспешно пыталась остановить двух мужчин, которые снимали с нее школьную блузку, открывая камере огромные груди, поддерживаемые притворно скромным лифчиком. Затем она оглянулась на Найджела и сказала:

– Иди сюда.

Мужчины тем временем сорвали лифчик с извивающейся женщины.

Найджел перестал смотреть на экран. Вместо этого он начал развязывать персиковую юбку. Она повернулась нему спиной. Когда юбка упала, она скрестила руки на подставке для полотенец и медленно покачала бедрами из стороны в сторону.

На ней теперь ничего не было, кроме сандалий на высоких каблуках и переливающихся чулок цвета слоновой кости, отделанных по верху кружевом. Перед его взором предстал самый совершенный зад из всех, что ему приходилось видеть.

– Сейчас, – потребовала она. – Сейчас.

Найджел повиновался. Просунув руки ей под мышки и ухватившись за ее груди, он вошел в нее сзади. В ту минуту когда она начала содрогаться в экстазе, он опять подумал о Пигги, ухмыльнулся, и наддал еще сильнее. И в момент оргазма он забыл о том, насколько более возбуждающими были эти игры, когда Синтия Делайт Квинн была женой его брата.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Полночь в «Голубой двери». Застоявшийся запах духов казалось, состязался с затхлым воздухом – кто сильнее. Сигаретный дым образовывал серо-пурпурные круги в свете единственного прожектора на маленькой сцене. Пролитое пиво и жирные отпечатки пальцев на столах.

– Липс сегодня в ударе, – сказал Сэм Перис, угрюмо глядя на худого, очень высокого человека, насвистывающего свою партию из «Пятидесяти способов избавиться от любовника».

Перис не могла сосредоточиться. Каждый раз, когда открывалась входная дверь, она вглядывалась в темную аллею у маленького клуба, служившего ей вторым домом. Туман поднимался в духоте ночи, когда она торопилась в клуб по булыжной мостовой, отсвечивающей под фонарями. Теперь этот туман проникал и в переполненную комнату, где смешивался с сигаретным дымом, превращая воздух в некоторое подобие жидкого супа.

– Она же любит меня, – пробормотал Сэм в промежутке между глотками кофе. – С другими она просто проводит время, а на самом деле ей все равно.

Кто-то выбрал ее. Покачивая в руках бокал с белым вином, Перис снова посмотрела на дверь. Кто-то выделил ее из всех ювелиров в округе и задумал погубить ее бизнес.

Произвольный выбор?

Или нечто более серьезное, более злое.

Не личное? Случайное столкновение, приведшее к… к человеку, который решил, что может скопировать изделия Перис и не быть пойманным?

Проявление ревности или ненависти? Преднамеренная попытка разрушить ее карьеру именно тогда, когда ее изделия стали пользоваться спросом?

Пронизывающие, свистящие ноты и бурный аккомпанемент мистера Липса на пианино заставили Перис вздрогнуть.

– Посмотрите на нее, – сказал Сэм, балансируя на двух ножках стула. Черная шелковая юбка приподнялась, открыв пару мускулистых мужских бедер в сетчатых чулках.

Сэм говорил не о голубоглазой светловолосой жене Липса, стоящей у пианино.

– Джинна – просто чудо, – честно сказала Перис, проследив взгляд Сэма на гибкую женщину с блестящей кожей, владелицу «Голубой двери». Джинна скользила между столиками, улыбаясь, болтая, наклоняясь здесь и там пошептаться, когда ставила на столы напитки. – И она на самом деле любит тебя, Сэм.

– О вкусах некоторых людей не спорят, – безразлично заметил мужчина, сидевший слева от Перис, лицом к Сэму. Вормвуд, художник, живший в двух свободных комнатах Перис, был очень смуглым. Шатен с карими глазами, слишком загорелая кожа, грязного оттенка рубашка и слаксы.

Ему можно было дать и тридцать и пятьдесят – никто не мог сказать точнее.

Сэм невыразительно посмотрел на него.

– Вспоминай эту великую мудрость всякий раз, когда кто-нибудь откажется покупать твои расписанные под зебру сиденья для унитазов.

Вормвуд слегка улыбнулся, показав желтые зубы.

– Тише, приятель.

Мягкий человек, он редко насмешничал, как сейчас в случае с Сэмом, и всегда старался избегать споров.

– Я не расписываю сиденья для унитазов. Мебель, запомни. Стулья, столы, шкафы.

– Да, конечно, – сказал Сэм, снова переводя взгляд на Джинну. – Забудь об этом. Я не в себе. Я сегодня снова просил ее выйти за меня замуж.

Вормвуд и Перис одновременно сложили руки на груди и замерли в ожидании.

– Она снова мне отказала.

Перис вздохнула.

– Женщины бывают капризны, – сказал Вормвуд. Сэм, все еще в серо-голубом парике, презрительно скривил губы.

– Что ты знаешь о женщинах? Не припомню, чтобы видел тебя хоть с одной.

Перис, наклонившись, дотронулась до его руки.

– Вормвуд только пытается помочь, – сказала она. – Может, если ты перестанешь все время просить, Джинна сама придет к решению выйти за тебя замуж.

– Мы вместе уже два года, – Сэм и Джинна жили в одном доме с Перис, ниже этажом. – Она говорит, что счастлива тем, что есть сейчас.

– Черт, – глухо сказал Вормвуд. – Сюда идет наш любимый кофейный король.

Перис не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что речь идет о Конраде, ее обожающей тени и еще одном соседе по дому.

– Здорово, народ, – Конрад, достаточно красивый в свои тридцать лет темной, гладкой красотой, высказал свое обычное приветствие. Он развернул стул и уселся на него верхом.

– Толпа сегодня рано разошлась. Тем лучше.

Днем Конрад работал на кофейном автомате у кондитерского магазина. Ночью он обслуживал посетителей в баре «Голубой двери». В перерыве между этими двумя занятиями он рисовал – со слегка возрастающим успехом. Перис подозревала, что это-то и служило основой неприязни к нему Вормвуда, уже не питавшего никаких иллюзий относительно своего таланта.

– Чем же это лучше? – Погруженный в раздумья, Сэм и не ждал ответа на свой вопрос. – Джинне нужны клиенты.

– Здесь отличное место для бизнеса, – серьезно сказал Конрад, его карие глаза сияли. Он обхватил руками спинку стула. – Но нам нужно решить, что делать с Перис. Чем меньше вокруг ушей, тем лучше.

Перис поглубже уселась на стуле, опустив подбородок в воротник-капюшон легкого черного свитера, который она надела перед выходом.

Вормвуд наклонился над столом и похлопал ее по скрещенным на груди рукам.

– Расслабься, дорогая, – сказал он. – Конрад прав. Мы должны найти этого ублюдка.

– Спасибо, – улыбнулась Перис. Она-то знала, что стоило Вормвуду признать хоть какую-то правоту Конрада.

Под вялые аплодисменты последний акт вечернего представления шел к концу. «Голубая дверь» славилась причудами и импровизациями своих актеров.

– Думаю, что Липс и его половина не присоединятся к нам сегодня вечером, – прокомментировала Перис.

Рука об руку чета Липсов выскользнула через заднюю дверь со сцены прямо на улицу. Женщина, повернув голову, улыбалась своему мужу. Они тоже были постоянными обитателями дома Перис. Она знала их около четырех лет, но так и не открыла их настоящих имен.[3]