А тут еще тетя Клава подливала масла в огонь:

– Ушки у нашего Максимки не твои, – заявляла она, поглаживая мальчика по вихрастой голове и хитро поглядывая на Симу. – Говорят, что по ушам определяют породу. Видать, в отцовскую породу пацаненок пошел. Даром что смуглявый да желтоглазый… А отец-то его красивый небось?

Обычно Сима просто игнорировала эти глупые разговоры про породу и про Максимкиного отца, но однажды не выдержала, сорвалась.

То ли день выдался такой неблагоприятный, то ли ее нервная система, измотанная бесконечными стрессами, дала сбой, но выстроенная семь лет назад плотина не смогла больше противостоять годами копившимся боли и обиде. Госпожа Симона Маркос, железная леди, коварная и бездушная стерва, разрыдалась.

Она плакала долго, размазывала слезы по лицу и всхлипывала, как маленькая девочка. Вокруг нее суетилась ошалевшая от такой бурной реакции на невинный вопрос тетя Клава.

– Ну, шо ты, деточка? Симоночка, не надо плакать! – приговаривала она, отсчитывая капли едко пахнущего валокардина. Валокардин, по мнению тети Клавы, был самым лучшим лекарством от душевных, а уж тем более от сердечных страданий. – На-ка, Симоночка, выпей. Сразу полегчает.

Сима отталкивала стакан с валокордином, продолжала тихо поскуливать и вытирать слезы рукавом дорогущей шелковой блузки.

– Деточка, деточка! Да плюнь ты на кобелину этого! – Тетя Клава опрокинула в себя валокардин. – Плюнь и разотри. Ты же красавица, умница. У тебя же все есть – дите распрекрасное, деньги, молодость. У тебя все впереди!

Сима слушала увещевания тети Клавы и тупо кивала, как китайский болванчик.

Это наивное заблуждение – думать, что у нее все впереди. У нее все уже позади. И личико ее ребенка – только лишнее тому подтверждение. Она каждый день видела перед собой, нет, не точную копию Ильи, но его продолжение. Это было мучительно. Прошлое не отпускало. Оно засасывало, отнимало последние силы, и с этим нужно было срочно что-то делать. Или Симона уничтожит почти мистическую власть прошлого, или прошлое уничтожит ее.

Пора…

Сима громко всхлипнула, вытерла опухшее от слез лицо.

– Тетя Клава, мне нужно уехать на пару месяцев. Ты присмотришь за Максом? – спросила она почти нормальным, только слегка охрипшим голосом.

– Присмотрю, конечно. А куда ты собралась?

– В Россию.

– Батюшки! – Тетя Клава прижала руки к необъятной груди. – Да что же ты забыла в России этой?

– У меня там остались кое-какие нерешенные дела, – ответила Сима уклончиво. – Но ты не волнуйся, если все пройдет как надо, через пару месяцев я вас с Максом заберу к себе.

– А ты что же, надумала туда насовсем переселяться? – Тетя Клава шумно вздохнула.

– Пока еще не знаю. Сначала слетаю одна, осмотрюсь, а потом уже решу. В любом случае, – Сима обняла тетю Клаву за плечи, – для решения моей проблемы потребуется определенное время, и мне хотелось бы, чтобы вы с Максом были рядом.

– Проблемы у нее, видишь ли! – Тетя Клава уже пришла в себя, и к ней вернулся ее здоровый скепсис. – Главные твои проблемы, деточка, не в России, а в голове. – Она легонько постучала указательным пальцем Симу по лбу.

Сима предпочла промолчать.


– Конечно! Никаких проблем! Мы будем только счастливы! – Инна присела на подлокотник кресла, в котором вальяжно развалился ее муж. – Гора, ты же не против, чтобы твоя тетушка и крестник пожили в нашем загородном доме? – Она чмокнула Глеба в небритую щеку.

Тот потянулся, с удовольствием почесал внушительное пузо и внимательно посмотрел на сидящую напротив Симу.

– А тебе самой это надо? – спросил он после небольшой паузы.

Сима удивленно подняла бровь.

– Тетушку с Максом мы, конечно, приютим. Я так понимаю, до поры до времени ты не собираешься афишировать тот факт, что у тебя есть ребенок?

Сима кивнула:

– Ты все правильно понимаешь. О Максе никто не должен знать. Ребенок делает меня уязвимой, а мне не нужны дополнительные трудности.

– Так, может, лучше оставить его пока в Штатах? – робко поинтересовалась Инка. – Нет, ты не подумай ничего такого. Мы очень любим Макса и всегда рады его видеть. Я просто рассматриваю все возможные варианты.

– Я не знаю, как долго может все это продлиться, – Сима развела руками. – А без сына я не могу. Придется пойти на определенный риск.

– Ты так и не ответила на мой вопрос. – Глеб тяжело заворочался в кресле. – Симона, тебе это надо? Тебе станет легче, если ты утопишь Северина?

Сима закусила губу, упрямо вздернула подбородок.

– Ясно, – Глеб удовлетворенно кивнул. – Не могу сказать, что я тебя поддерживаю, но мотивы твои мне понятны. Мы с Инкой будем говорить всем, что Макс – мой племянник. Главное, чтобы тетя Клава лишнего не сболтнула.

– Тетя Клава побожилась, что будет молчать как рыба. – Сима зевнула. – Вы не обидитесь, если я пойду спать? Перелет был долгим, я страшно устала.

Сима уже поднималась по лестнице на второй этаж, когда ее остановил голос подруги:

– А ты ему собираешься сказать про Макса? Ну… когда все закончится?

Она замерла, медленно обернулась:

– Нет. Про сына он не узнает никогда.


Она добилась своего. Она практически уничтожила Илью. Симона не стала от этого счастливее, но получила какое-то мрачное, болезненное удовлетворение, наблюдая, как рушится империя ее врага.

Сима отложила свежую газету, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Во рту появился горьковатый миндальный вкус. Она почему-то всегда чувствовала вкус миндаля, когда думала об Илье.

Их последняя встреча… Перекошенное яростью лицо, в глазах – лютая ненависть и еще… брезгливость. Ощерившийся шипами прут. Оглушительный, вспарывающий воздух свист. Боль. Стыд…

Сима дернулась и открыла глаза. Невидящим взглядом обвела свой рабочий кабинет. Все в порядке. Это не муки совести. Это всего лишь излишняя впечатлительность. Она открыла тумбу стола, достала салфетку и промокнула покрывшийся испариной лоб. В кабинете, несмотря на уличную жару, было прохладно, градусов восемнадцать, не больше. Она поежилась, потянулась за пультом от кондиционера и вдруг застыла с вытянутой рукой.

Что-то случилось, и мысли об Илье тут ни при чем. Что-то случилось с ее ребенком. Сердце подпрыгнуло и судорожно задергалось где-то в горле. Это было иррациональное, ничем не подкрепленное чувство. Оно пугало и выхолаживало кровь…

Все в порядке. Она постаралась взять себя в руки. С Максом все в порядке. Он под надежным присмотром. Тетя Клава не допустит, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. Но удушливое, липкое чувство страха не отпускало.

Он мог попасть под машину, упасть с дерева, на него могли напасть бродячие собаки, мог взорваться его компьютер, случиться могло все, что угодно… О господи! О чем она думает?! Нельзя думать о таких страшных вещах!

Сима отшвырнула пульт, дрожащей рукой потянулась к телефонной трубке. Сейчас она позвонит тете Клаве, услышит ее раздраженное «алло!», и все сразу станет на свои места. Теперь нужно сосредоточиться и вспомнить номер. Сима крепко зажмурилась – перед внутренним взором плясали какие-то цифры, но они упорно не желали складываться в телефонный номер.

– …Да иди ты! – донесся из приемной возмущенный рев. – Незачем обо мне докладывать, я сам о себе доложу!

Сима медленно, как во сне, встала из-за стола.

В кабинет, пятясь задом и отчаянно размахивая руками, ввалилась секретарша Лидия Ивановна.

– Я просила его подождать… Я хотела вам доложить, – простонала она в отчаянии.

– Симона! – Вслед за секретаршей влетел запыхавшийся, весь мокрый от пота Глеб. – Симона, нам срочно нужно поговорить! Это очень важно! Да уйди же ты, женщина! – Он оттолкнул негодующую Лидию Ивановну.

– Оставьте нас, – попросила Сима и сама не узнала своего голоса.

Глеб всегда был обходителен с дамами. Случилось что-то такое… Что-то, что превратило дамского угодника в хама…

– Что случилось? – прошептала она, когда секретарша закрыла за собой дверь.

– Симона, ты только не волнуйся! – Глеб подошел вплотную и взял ее за руку. Его пальцы были влажными и холодными.

– Гора, что случилось?! – Она сорвалась на крик. – Что-то с Максом?

– Ты уже знаешь? – спросил он.

– Что я знаю?! Я ничего не знаю! Что с моим ребенком?! – Сима вцепилась в край его рубашки. Рубашка была надета наизнанку. – Где Макс?

– Я не знаю… – Глеб растерянно моргнул.

Она готова была убить его за эту растерянную медлительность.

– Ты только не беспокойся: Макса похитили…

Пол под ногами покачнулся, медленно приблизилось размытое, испуганное лицо Глеба. Несколько секунд Сима сосредоточенно наблюдала, как дергается его левое веко, а потом все исчезло…

…В ноздри ударил едкий запах нашатыря.

– Нужно вызвать «Скорую», – услышала она взволнованный голос Лидии Ивановны. – Что вы тут ей наговорили?

– Не ваше дело! – рявкнул Глеб.

Сима открыла глаза.

Она лежала на диване, вокруг беспомощно суетились секретарша и Глеб.

– Не надо «Скорой», со мной все в порядке.

С ней далеко не все было в порядке: ее единственного ребенка похитили, а она лежит в прохладе своего кабинета и разглядывает потолок.

Сима зажмурилась.

Минутка. Ей нужна всего лишь минутка, чтобы собраться с духом.

– Госпожа Симона! – взвизгнула Лидия Ивановна.

Глеб тут же зажал ей рот рукой.

– А ну цыц! – прошипел он.

В кабинете повисла звенящая тишина.

Наконец Сима открыла глаза.

– Симона, – позвал Глеб осторожно.

Она села, потерла бледные до синевы виски.

– Поехали, – ее голос звучал почти нормально, – в машине все расскажешь…


– Они пошли на вечернюю прогулку, Максим и тетя Клава. Все, как обычно. – Глеб нервно покосился на сидящую рядом женщину. – Симона, может, хватит курить? Плохо станет.

Сима посмотрела на измятую, полупустую пачку, достала очередную сигарету, зажала ее в губах, но так и не закурила.