– Ну и ладно. Голой, значит, голой.

– Сима, ты меня пугаешь.

– Не бойся, Инна. Все будет хорошо…

14

Они появились на вечеринке с опозданием. На этом настояла Инка.

«Если придем вовремя, то рискуем затеряться в толпе таких же расфуфыренных баб. А мне хочется быть замеченной и оцененной по достоинству».

Быть замеченной раньше времени Симе как раз и не хотелось. Ей нужна была фора, чтобы осмотреться и собраться с силами. Но легче остановить потерявший управление грузовик, чем отговорить Инку от принятого решения.

И они опоздали. На самую малость, недостаточную, чтобы считать это серьезной провинностью, но достаточную, чтобы привлечь к себе внимание.

Сима в нерешительности застыла на пороге огромного банкетного зала. Подобное великолепие она видела только в американских фильмах, где жизнь легка, как пузырьки шампанского, мужчины благородны и галантны, а дамы прекрасны и нежны. Где звон хрустальных бокалов и приглушенная, обязательно «живая» музыка. Где легкий смех и шуршание шелка. Где ароматы дорогих духов смешиваются с запахом гавайских сигар. Где на столах, уставленных экзотическими блюдами, медленно тают ледяные скульптуры. Где гости преисполнены чувством собственной значимости. Где каждый знает себе цену, и цена эта очень высока.

Что же она делает на этом празднике роскоши?! Она, девушка без украшений, в платье не от Диора и не от Армани, а собственноручно сшитом за три бессонные ночи…

– Выше голову, грудь вперед. Нас уже заметили, – прошептала Инка, ослепительно улыбаясь.

– Я не могу.

– Поздно, милочка. Да расслабься ты! – Инка незаметно ткнула ее локтем.

Сима сделала глубокий вдох. Вспомнила девушку из Зазеркалья, красивую и яркую, с ироничным прищуром золотистых глаз. Она, та девушка, выглядела ничуть не хуже, а может, и лучше многих присутствующих здесь дам.

Она – это я!

Весьма конструктивная мысль, а главное – своевременная.

Сима гордо вздернула подбородок, окинула почтенную публику слегка заинтересованным взглядом и шагнула в новый для себя мир.

Оказалось, это легко. Новый мир не пытался ее обидеть. Наоборот, он принял ее как родную. И воздух, напоенный дорогими ароматами, не жег ей легкие. И блеск чужих драгоценностей не ослеплял. И слегка подтаявший ледяной медведь смотрел ободряюще.

Да что там медведь…

Она попала в сеть мужских взглядов – заинтересованных, оценивающих, восхищенных…

Сима перевела дух. Ильи еще нет. Она почему-то была в том совершенно уверена. Значит, есть время. Можно подумать, что она ему скажет при встрече. Если эта встреча состоится.

– Дети, мы уже не чаяли вас увидеть! – Виталий Борисович Шелест, главный редактор «Хозяина жизни», раскрыл им свои объятия.

– Папуля, мы опоздали только на самую малость, – Инка чмокнула отца в щеку. – Тем более что раньше тебе все равно оказалось бы не до нас. Я смотрю, тут гости о-го-го какие!

– Чтобы поздороваться со своими девочками, я бы выкроил минутку. Сима, позволь сделать тебе комплимент! – Виталий Борисович посмотрел на нее со смесью удивления и восхищения. – Ты выглядишь просто великолепно! И не нужно смущаться. Чует мое сердце, что сегодня вечером тебе предстоит выслушать еще очень много комплиментов, так что готовься.

– Спасибо, дядя Виталя, – она улыбнулась.

– А своей дочке ты что-нибудь приятное скажешь? – спросила Инка.

– Разумеется! Ты само совершенство, только с очень вредным характером.

– Так это у меня фамильное.

– Ни секунды в этом не сомневался, – согласился Виталий Борисович. – Ладно, дети, развлекайтесь, но имейте в виду: мы с мамой за вами присматриваем.

– «Развлекайтесь, дети!» – фыркнула Инка возмущенно. – Мы что, на новогодний утренник пришли? Кстати, а где мама?

– Мама беседует с супругой министра печати.

– Надо же! С супругой самого министра! – Инка восторженно закатила глаза. – Ох, нелегкая доля у моих родителей!

– Да, забот хватает, – усмехнулся Виталий Борисович. – Извините, но я должен вернуться к своим обязанностям. Развлекайтесь.

– Сима, ты как? – спросила Инка, когда ее отец растворился в толпе гостей.

– Я хорошо.

– Тогда, может, я тебя оставлю ненадолго?

– Это так необходимо?

– Да, понимаешь, я тут заприметила парочку особей, у которых неплохо было бы взять интервью.

– И ты собираешься прямо сейчас приступить к профессиональным обязанностям? – с легким сарказмом поинтересовалась Сима.

– Нет, я лишь собираюсь получить их согласие на интервью. Действовать нужно быстро, пока они еще трезвые и вменяемые.

– А на таких серьезных мероприятиях бывают пьяные? – удивилась Сима.

– Ну ты, мать, даешь! Всякие бывают. Вон, посмотри, сколько выпивки. Так могу я тебя оставить?

– Можешь. Только как мы потом друг друга отыщем в этой толпе?

– Ай, как-нибудь отыщем! Не бери в голову, – легкомысленно отмахнулась Инка. – Все, я исчезаю, а ты не скучай. Вот, выпей шампанского. – Она подхватила два бокала с серебряного подноса. – За нас! – Инка залпом осушила свой бокал. – Держи хвост пистолетом. Если увижу Северина, сразу сообщу.

Сима с легкой досадой посмотрела вслед стремительно удаляющейся подруге. Профессия для Инки всегда была на первом месте. С этим нужно смириться.

Она задумчиво покрутила почти полный бокал. Что же ей теперь делать?

– Такой красивой девушке нельзя грустить в одиночестве, – послышался за ее спиной могучий бас.

От неожиданности Сима вздрогнула и чуть не пролила шампанское.

Высокий худой мужчина смотрел на нее цепким, изучающим взглядом.

– Простите? – Сима огляделась вокруг в поисках обладателя баса.

– Нет, это вы простите. Я вас напугал, – прогудел незнакомец. – Разрешите представиться – Глеб Великогора. – Он поправил бабочку и склонил лысеющую голову в поклоне.

– Очень приятно. Сима. – Она постаралась скрыть за ослепительной улыбкой свое смущение. Сочетание тщедушного тела, громового голоса и звучной фамилии было, мягко говоря, неожиданным.

– Сима – это псевдоним? – спросил мужчина.

– Сима – это имя.

– Странное имя. Позвольте полюбопытствовать, а почему не Серафима?

– А это имеет какое-то значение? – Ее начал раздражать этот разговор и этот мужчина с его любопытством.

– Принципиальное! Если ваше имя – производное от Серафимы, то оно совершенно не соответствует вашему облику и, смею надеяться, внутренней сути. Женщина с таким лицом должна иметь более сочное, более звонкое имя.

– А вы специалист по именам? – усмехнулась Сима.

Мужчина, казалось, искренне удивился:

– Я, милая барышня, специалист по лицам. Неужели вы меня не узнали? – Теперь в его голосе сквозила легкая досада.

– Прошу прощения, – Сима виновато пожала плечами.

– Я Глеб Великогора, художник-портретист. Очень известный в определенных кругах человек. Ну, припоминаете? – спросил он, на сей раз уже с надеждой.

Сима вспомнила. Но не самого художника, а его работы. Глеб Великогора писал портреты сильных мира сего: политиков, бизнесменов, представителей богемы. Портреты эти Симе активно не нравились. Они были чересчур яркими, чересчур вычурными. Изображенные на них люди казались слишком самодостаточными и бездушными. Наверное, она была единственной, кто придерживался столь невысокого мнения о творчестве художника, потому что его работы стоили безумных денег и от заказчиков не было отбоя. Считалось особым шиком иметь портрет кисти самого Глеба Великогоры.

– Так вы вспомнили? – еще раз переспросил он.

– Да.

– Ну, и?..

– Что – и?

– Что вы думаете о моем творчестве? Только, умоляю вас, скажите честно. – Художник нервно пригладил редкие волосы.

Сказать правду? Наверное, это прозвучит не слишком вежливо, но ведь человек требует честного ответа…

– Мне не нравится.

– Не нравится? – Глеб Великогора начал стремительно покрываться нездоровым багрянцем.

– Простите, – уже в который раз извинилась она.

Сейчас великого художника хватит удар, и ее обвинят в предумышленном убийстве.

– А что именно вам не нравится? – спросил великий художник придушенным шепотом. Он выхватил из рук Симы бокал и опрокинул в себя его содержимое.

Сима украдкой огляделась в надежде, что кто-нибудь из гостей придет к ней на помощь и избавит от сумасшедшего гения.

– Говорите же! Немедленно! – не унимался гений.

Сима вздохнула. Сам напросился.

– В ваших портретах совершенно нет жизни. Они красивы, но бездушны. На мой взгляд, – добавила она торопливо. – Скажите, а вы не пробовали писать портреты простых людей?

– Вот оно! – Великогора хлопнул себя по наметившейся лысине. – Сима, вы только что озвучили мои тайные опасения! Ну почему, почему никто не говорил мне этих мучительных и одновременно целительных слов раньше?! Куда смотрели критики, искусствоведы, мои коллеги по цеху?! Это просто счастье, что я встретил вас! Вы открыли мне глаза! Вы, именно вы вдохнете в меня новую жизнь!

Вообще-то, в ее планы не входило становиться музой великого художника, но Великогора, кажется, не оставил ей выбора. Твердой рукой он вцепился в ее запястье.

– Сима, вы должны спасти во мне мастера! Станьте моей… натурщицей!

– Я не могу.

– Можете! Моя жизнь – в ваших руках! Хотите, я встану на колени?

Господи! Только коленопреклоненного художника ей не хватало! Интересно, все люди искусства такие экзальтированные или только этот? Сейчас он и в самом деле грохнется перед ней на колени…

– Не надо, господин Великогора, – простонала она. – Я согласна.

– Для вас я просто Глеб, – сказал он с достоинством. – Когда мы сможем приступить?

Еще минут пятнадцать Симе пришлось обсуждать с художником детали их будущего сотрудничества. В принципе он оказался неплохим человеком, если не принимать во внимание склонность к эпатажу.