Затем он вспомнил реакцию Милли, когда прошлой ночью этот мужчина застал их в вертолете, и добавил с невинным видом: — Вы знакомы, верно?

Хью кивнул.

Уверен, Милли жалеет, что знакома со мной.

— Кстати, есть идеи насчет этой маленькой загадки? — Говоря это, Кон Деверо игриво провел пальцем по краям квадратного пластыря на ноге Милли, который виднелся из-под бахромчатого края белых, высоко обрезанных шортов.

— Хотите узнать, что под ним? — Хью покачал головой. — Простите, не знаю.

— Чем больше я спрашиваю, тем меньше она говорит.

Мне тоже, подумал Хью, к своему удивлению, испытывая любопытство. Тем временем палец Кона уже подцепил край пластыря и начал отлеплять его от кожи. Благодаря крему от загара пластырь держался уже не совсем плотно.

— Она сказала, что ее укусила акула, — весело сообщил Кон. — Ха, это татуировка! Видите синие чернила?

Миллиметр за миллиметром пластырь поддавался. Кон был осторожен, как взломщик сейфов. Затаив дыхание, Хью наблюдал, когда вдруг...

— Ой! — Кон вскрикнул от боли, когда его запястье оказалось захвачено в «тиски». Милли перевернулась, ее рука быстрее языка ящерицы рванулась вперед и стала впиваться в него ногтями, пока он не запросил пощады.

— О! ИЗВИНИ, ИЗВИНИ, ИЗВИНИ. Мне же больно!

Милли была чрезвычайно рада, что, перед тем как пойти на вчерашний прием, залепила свою татуировку пластырем — просто потому, что платье «Дольче и Габбана» и татуировка не сочетаются. У нее кровь стыла в жилах при мысли, что сегодня утром она чуть не показала свое украшение Хью.

— Никогда не пытайся снова это сделать, — предупредила она Кона. — Даже не думай об этом. Иначе, — с угрожающим видом она посильнее надавила на его запястье, — боюсь, придется тебя убить.

Это было непросто — лежать там и притворяться спящей, мысленно желая, чтобы Хью ушел. В конце концов нежелание его видеть отступило — нужно было срочно остановить Кона. Теперь, глядя на Хью снизу вверх, она произнесла коротко:

— Привет.

— Привет, Милли.

Надо отдать ему должное — он выглядел неважно, но Милли была не в настроении и не собиралась ему сочувствовать. Ты, большой эгоистичный негодяй, телепатически обратилась она к нему. Что ты здесь вообще делаешь? Это наш пляж, не твой. Возвращайся в свой мерзкий Падстов, где тебе и место, свинья.

Ладно, Падстов совсем не мерзкий, но остальное все правильно.

Милли раздражало, что даже теперь его присутствие вызывало у нее волнение; она тщательно приклеила на место край пластыря и стала старательно вычесывать песок из волос.

Затем с многозначительным видом она обратилась к Кону:

— Нам уже пора.

— Мне тоже пора, — заявил Хью. Он понял намек, это уже неплохо.

Хорошо. Иди к черту, ты, большой прыщ, сказала Милли.

Конечно, телепатически.


— Взгляните на них, — произнесла Мойра Деверо, заметив с террасы, как оранжевый «мерседес» затормозил в конце подъездной дороги и из него выскочили Кон и Милли. — Разве они не идеальная пара?

Орла только что узнала страшную тайну Мойры и теперь пыталась осмыслить эту новость, поэтому просто кивнула и сжала ей руку. Но насчет Милли и Кона Мойра была права, они действительно идеально подходили друг другу. И все благодаря Орле.

— Черт возьми, — раздражился Джайлс, наблюдая, как глаза Орлы стали наполняться слезами. — Я попал между молотом и наковальней.

— Счастливый конец, — заявила Мойра, которой не слишком нравился муж Орлы. Она ласково улыбнулась Джайлсу. — Что в этом плохого?


Через два часа, когда вертолет взмыл в воздух. Орла выпалила:

— Знаешь, у нее опухоль мозга. Осталось жить несколько месяцев... Боже, ты можешь в это поверить? Я понятия не имела. А она такая милая!

— Я знаю. Кон мне рассказал. — Милли продолжала махать в небо, а тем временем Джайлс, возмущенно округлив глаза, скрылся в доме.

— Ты и Кон. Это фантастика. — Орла обняла Милли, потом достала из кармана носовой платок и промокнула щеки. — Взгляни на меня, плачу как ребенок. Но Мойра так счастлива и все благодаря тебе. Представь, что тебе сказали, что ты скоро умрешь... сразу все видишь в другом свете. Например, я дергаюсь и нервничаю каждый раз, когда Джайлс где-то задерживается, потому что ужасно боюсь, что он найдет кого-то еще... Хочу сказать, как это все ничтожно. А тем временем Джей Ди и Мойра обсуждают организацию похорон... если честно, мне ужасно стыдно, что я была такой эгоисткой, ведь у меня чудесный муж, который меня безумно любит, и я его не заслуживаю!

Милли заморгала. Это шутка? Похоже, что нет; Орла рылась в карманах юбки, ища сигареты и зажигалку, и, по всей видимости, говорила серьезно.

Она прикурила сигарету и просунула свободную руку под локоть Милли:

— Давай поднимемся в мой кабинет, и ты расскажешь обо всем, что произошло. Мне интересны все пикантные подробности!

Ее глаза загорелись в предвкушении обильных сплетен и колоритного материала для будущей книги. Милли тихо вздохнула. Проблема Орлы была в том, что она могла что-либо держать в секрете не дольше, чем сдерживать чихание. Для нее это было физически невозможно — она только что это продемонстрировала, выпалив новость об опухоли мозга еще до того, как вертолет успел оторваться от земли.

Милли определенно не собиралась ей сообщать, что Кон голубой.

Не было у Милли и намерения упоминать о событиях прошлой ночи, связанных с Хью: ей не хотелось, чтобы Орла решила, будто из этой ситуации может что-то получиться, и начала со свойственным ей рвением принимать немедленные меры в этом направлении.

Но более вероятно, что она стала бы делать ей внушения и восклицать: «Ради всего святого, только наивная дурочка могла поддаться на это... разве можно быть такой глупой?»

Все эти рассуждения вызывали у Милли неприятные ощущения в позвоночнике.

Пять тысяч фунтов, размышляла Милли, с горечью отдавая себе отчет в том, что не отрабатывает эти деньги. Она опять редактировала свою жизнь. Вообще, это была отличная идея. Разве не было бы здорово, если бы можно было возвращаться в прошлое и редактировать его в свое удовольствие, весело вырезая и выбрасывая те куски, которые заставляли тебя дрожать и переживать?..

Должен же кто-то изобрести подобный способ?


— С Коном очень здорово. Мы прекрасно поладили. Позавтракали в «Океанском виде», потом несколько часов валяли дурака на пляже.

Все это было чистой правдой. Милли уперлась ногами в бок письменного стола, потом взглянула на любовно ухоженные розы под окном кабинета. — А Ричард-садовник вчера меня поцеловал. Он целуется как пылесос!

Орла радостно написала что-то на одной из карточек, приколотых слева от шкафа с бумагами, затем поискала фломастер другого цвета и направилась к другой карточке над письменным столом.

— Замечательно! Кон видел, как тебя целовал Ричард? Он, наверно, тебя приревновал?

— Это был не тот поцелуй, после которого можно приревновать. — Милли состроила физиономию, вспоминая ощущение легкой тошноты. — Ричард был очень пьян.

— Ты ему очень нравишься, это так очевидно. О, я знала, что после вечеринки все завертится. — Голос Орлы звучал торжествующе. По ее мнению, здесь начинались новые дополнительные сюжетные линии. — И что ты почувствовала, когда он тебя поцеловал?

Пожалуй, она спрашивала как психиатр.

— Что-то влажное. — Милли наблюдала, как фломастер порхал по карточке; Орла умудрялась все фиксировать на бумаге.

— А как насчет Эстер?

— Я никогда не пыталась целовать Эстер. Наверное, она бы меня укусила.

— Я имела в виду, удалось ли ей прошлой ночью переспать с Лукасом? По-моему, она выглядела слегка не в себе. — Орла сделала паузу, ее золотисто-зеленые глаза блестели в предвкушении возможной интриги. — То, что она уснула у бассейна, вызывает у меня некоторые подозрения.

— Ее парень приезжал из Глазго, чтобы ее увидеть, — сообщила Милли.

— Нет! Когда?

— Вчера вечером. Ночевал в машине около дома.

— О боже мой! А Эстер не вернулась домой! Но это... ужасно. — Орла уже была готова назвать это «фантастикой», но в последний момент остановила себя. — Нэт, верно? И что он сказал, когда Эстер наконец-то появилась?

— Ничего. К тому моменту он уже уехал. Вернулся в Шотландию. Он был не в восторге. — Милли сделала соответствующее лицо. — Но есть и положительный момент. По крайней мере, его уже не было, когда Эстер прикатила с Коном на твоем «мерседесе».


ГЛАВА 30


Когда полвосьмого вечера Милли вернулась домой, Эстер лежала на диване, дрожа как побитая собака. Орла, которая привезла Милли, выразила желание зайти, чтобы узнать последние события. Милли была рада, что удалось от нее отделаться; она ласково спросила Эстер:

— Ты уже с ним говорила?

Эстер кивнула, ее нижняя губа дрожала. Она куталась в пуховое одеяло, и это был явный признак эмоционального расстройства. Телефон валялся на ковре среди разбросанных «Твиглет». Большая упаковка «Твиглет» торчала из-под дивана. Милли подобрала ее и увидела, что упаковка пуста. «Твиглет» были с просроченным на месяц сроком годности. Должно быть, они были ужасны на вкус, но Эстер все равно их все поглотила, потому что она всегда так поступала в состоянии стресса. Уничтожала огромные запасы «Твиглет».

— Я весь день ему звонила и звонила. Оставляла сообщения, просила перезвонить. Он позвонил десять минут назад. О, Милли, это было ужасно. — Эстер вздохнула и задрожала, потом с жалким выражением заглянула под диван, ища остатки «Твиглет». — Он говорил как... андроид. Спокойный и вежливый, как будто он меня даже не знает. Я сказала ему правду — что поехала на вечеринку и уснула в саду, — но я знаю, что он мне не поверил! О боже, боже, — стонала она, раскачиваясь взад и вперед, — что мне теперь делать?