— Хороший наряд, — одобрил Лукас, выхватывая бокал у официантки, которая шустрой пчелой подлетела к нему, потом одарил Эстер дружеской улыбкой: — Эстер, отлично выглядишь, мне нравятся твои туфли.

Сердце Эстер заработало как ярмарочное колесо с фейерверками, пока она с идиотским видом таращилась на свои ноги, вспоминая, что же она надела. Ах да, серебряные плетеные шлепанцы, обсыпанные розовыми блестками. Теперь они стали ее самыми любимыми — ура шлепанцам с блестками!

— Как прошел девичник? — спросила Милли. — Вижу, тебя не разорвали на куски.

— Свадьба насмарку. — Лукас усмехнулся. — Невеста решила все отменить и бежать со мной. Хотела, чтобы я вместо ее мужа полетел с ней на Антигуа.

Эстер прекрасно понимала чувства невесты. Она живо спросила:

— И что ты сделал?

— Затащил ее в женский туалет и дал ей жару.

— Боже, неужели?!

— Нет. — Лукас подмигнул. — Эстер, я потрясен. Ты же не можешь всерьез думать, что я способен на такое свинство?

Свинство? Великий боже, это стало бы осуществлением ее самых сокровенных фантазий! Пальцы ног у Эстер заныли, стоило ей только подумать о такой возможности — Его Величество овладевает ею в кабинке туалета...

— Вот она, вот она! — Материализовавшись рядом с Милли, Орла заставила ее обернуться и снова столкнуться лицом к лицу с Коном Деверо. — А мы гадали, куда ты подевалась! Я рассказала Кону, что ты прекрасно жонглируешь, и твои таланты произвели на него неизгладимое впечатление.

Эстер стояла рядом с Лукасом, и от этого ее адреналин зашкаливал. Когда очередной официант проходил мимо, она ухватила с его подноса два бокала с вином.

— Ты помнишь Лукаса? — с невинным видом спросила Милли Орлу. — Вы ведь уже встречались.

Как будто кто-то мог забыть встречу с Лукасом Кемпом.

— Конечно, помню, — призналась Орла.

— Здравствуйте. — Лукас обратил на Орлу свой самый лучший, фирменный, сногсшибательный взгляд. — Спасибо, что пригласили меня. Кстати, мне нравятся ваши туфли.

Нет! Нет! Это ошибка, ошибка, ошибка. Не веря своим ушам, Эстер воззрилась на Лукаса. Тебе ведь нравятся не ее, а мои туфли!

— Вижу-вижу, как вы очаровываете девушек, — жизнерадостно проговорила Орла.

— О боже. — Притворно сокрушаясь, Лукас подмигнул ей. — Неужели я забыл застегнуть брюки?


ГЛАВА 22


Лукас флиртовал с Орлой. Чувствуя себя брошенной, Эстер отправилась на поиски выпивки. На краю танцевальной площадки она столкнулась с Джен и Триной, которые отплясывали так самозабвенно, что оркестранты просто пожирали их глазами.

— Привет, Эстер! Здесь прикольно, а? Неплохая тусовка, хотя полно стариков!

Продолжая свой энергичный танец, Трина выхватила у Эстер бокал и залпом осушила его.

— Извини, но ты слишком долго с ним ходила. — Джен скорчила физиономию. — Думаем, к полуночи все прихватят по кружке какао и отправятся в постель.

Трине и Джен было соответственно восемнадцать и двадцать.

— Я не хочу в полночь отправляться в постель с кружкой какао. — Эстер встревожила такая перспектива. Она бы не возражала отправиться в постель с Лукасом.

— Хочешь поехать с нами? Мы наметили зарулить ночью в пару клубов, — произнесла Трина, тяжело дыша.

— Почему бы нет? Я — за.

— Да, будет прикольно.

— Ладно, — сказала Эстер. — Но я еще посмотрю, как пойдут дела здесь. — Ей трудно было вот так сразу отказаться от мечты о Лукасе.

— Она все еще хочет... — шепнула Джен и пихнула Трину в бок, как только Эстер снова направилась в бар.

— О чем ты?

— Она без ума от Супер-Лукаса.

Трина была удивлена.

— Я думала, у нее тот повар.

Джен была старшей сестрой и потому знала, что говорила:

— Ты еще маленькая.


— Не знаю, заметили вы или нет, — небрежно говорил Кон Деверо, — но из нас хотят составить пару.

Уже четвертый раз менее чем за час Орла вовлекала их в разговор, а потом исчезала.

— Я это тоже заметила, — сказала Милли. — Простите.

— Не извиняйтесь.

— Надеюсь, вы не думаете, что я попросила Орлу свести нас вместе.

Его это забавляло.

— Все в порядке, я так не думаю.

— Улыбайтесь, — приказала Милли, — за нами следят.

Мать Кона и Орла наблюдали за ними с приличного расстояния.

— Шпионят, хотите сказать. — Он произносил это добродушно-недовольным тоном. — Все нормально, я уже привык. Моя мать не успокоится, пока не увидит меня женатым на подходящей девушке.

— Почему? Вы же не старик.

Боже, я старею, подумала Милли. Ему тридцать, а я даже не считаю, что это много.

Кон пожал плечами:

— Это основная цель ее жизни. Кстати, милое платье. Вам этот цвет очень идет.

Посмотрев вокруг, Милли увидела, что Мойра Деверо и Орла стоят рядом, что-то увлеченно обсуждая. Заметив ее взгляд, Мойра прервала разговор и сделала вид, что занята созерцанием одного из цветочных украшений.

— Вероятно, для нее это очень важно, — заметила Милли.

— Поверьте, так и есть.

— А не проще ли сказать ей, что вы голубой?

Секунду назад Милли находилась в кондиционированном шатре, попивала из своего бокала и вела приятную беседу. В следующее мгновение, быстрее, чем вы произнесете «гром среди ясного неба». Кон вырвал у нее из рук бокал и увлек ее наружу.

Милли не чувствовала земли под ногами... его рука стальными тисками сжимала ей талию... боже, какой он сильный...

Они были уже в саду, но Кон не ослаблял хватку. Он продолжал двигаться вперед, прокладывая путь сквозь толпу гостей на лужайке, пока они не оказались за домом.

Но для Кона Деверо и этого было недостаточно. Похлопав свободной рукой по заднему карману брюк, он достал пару ключей и направил Милли к вертолету, который, как доисторическая птица, прижимался к сухой траве.

Милли удивленно оглянулась и спросила:

— Святые небеса, вы собираетесь меня похитить? Если собирается, она бы предпочла Париж.

— Надо поговорить. Без свидетелей. — Кон толкнул дверь и подсадил Милли в вертолет, затем обошел его и сел рядом.

Закрыв обе двери, он обратился к Милли:

— Как ты узнала?

— Никак, никак, клянусь! — Уже не в первый раз Милли пожалела, что обладает удивительным даром всегда говорить не то, что нужно, не тому, кому нужно, и еще в самый неподходящий момент. — Это была шутка, вот и все. Я просто подумала, что это неплохой способ помешать твоей матери приставать к тебе с девушками. Извини, — умоляла она. — Это даже не смешно. Честное слово, я не подозревала!

Кон смотрел недоверчиво. Милли казалось, что рядом с ней хищная птица, высматривающая добычу.

— Это правда?

— Конечно.

Он вздохнул с облегчением.

— Хорошо.

— Но теперь я знаю. — Милли осмелела и не хотела отступать. — Если я повторю свой вопрос?

Кон покачал головой.

— То есть открыться? Признаться, что я голубой? Нет, это не выход. Я не могу этого сделать.

Какое-то время Милли молчала, обдумывая сказанное.

— Но почему?

— Просто не могу.

Боже, какой упрямый.

— Приведи хотя бы один довод, — настаивала Милли.

— Ты не понимаешь, — Кон был категоричен. — Это убьет мою мать.

Издалека слышались голоса, вечеринка продолжалась без них. Здесь они были заключены в стеклянный пузырь — кабину вертолета, и интимность обстановки позволяла Милли высказаться.

— Слушай, это же не пройдет, верно? — Она говорила ласковым голосом — ведь для него это много значило. — И уверяю, это ее не убьет. Какое-то время она будет переживать и расстраиваться, но в конце концов смирится. Она твоя мать, она тебя любит, — продолжала Милли, — и если ты ей дорог, она примет тебя таким! Ты не можешь лгать всю жизнь.

В темноте четко вырисовывался его профиль. Милли понимала, что ведет очень странную беседу с почти незнакомым ей человеком. Но у нее было ощущение, что ей есть что сказать.

— Возможно, не смогу,— заметил Кон,— но впрочем, возможно, мне и не придется. — Он повернул голову и глядел прямо на Милли, выражение его глаз было сурово. — Возможно, мне нужно будет лгать до конца ее жизни.

Милли представила Мойру Деверо: худощавую, хорошо одетую женщину пятидесяти с лишним лет с живой улыбкой и очень пышными светлыми волосами.

— У моей матери злокачественная опухоль мозга, — продолжал Кон ровным голосом. — Она неоперабельна. Пробовали химиотерапию, но опухоль слишком распространилась. По мнению врачей, ей осталось жить от шести до восемнадцати месяцев.

— О боже. — Милли протянула руку и дотронулась до его побелевших сжатых пальцев. — Мне так жаль.

Теперь она поняла, почему несколько раз возвращалась взглядом к безукоризненной, аккуратной прическе Мойры. Потому что это был парик.

— Я знаю свою мать. Я люблю ее больше всего на свете. — На мгновение голос Кона дрогнул. — Почти так же, как она любит меня. Я собирался ей рассказать по причинам, которые ты уже упоминала. Но она заболела. Теперь я не могу. Это ее добьет, у нее не будет времени свыкнуться с мыслью. — Он умолк, в его глазах блестели слезы. — Поэтому она ничего не должна знать. Если ей суждено умереть, я хочу, чтобы она умерла счастливой.

Милли сжала ему руку. Неудивительно, что он так отреагировал на ее неосторожные слова.

— Мне жаль, — шепотом повторила она. — Ты прав. Абсолютно прав.