Но, по крайней мере, не она эту белиберду сочинила. Коллектив операционной, который заказал гориллограмму, переслал вчера текст по факсу в офис Лукаса и, без сомнения, был в восторге от собственного сочинения. Ей только оставалось его продекламировать.

— Отлично, он вышел из операционной, — прошептала одна из хирургических сестер. Схватив Милли за руку, она провела ее по коридору и повернула направо: — Запомните, он блондин с обвислыми усами.

— Ясно. — Милли опустила голову гориллы на место.

— Готовы?

— Готова.

— Можете в нем дышать?

— Не очень, нет.

— Ладно, ничего страшного, — захихикала медсестра. — Давайте, вперед!


Это была не работа, а мечта. Джеймс, хирург-регистратор, чей день рождения отмечали сегодня, был славным малым. Сорок с лишним его больничных коллег, которые умудрились набиться в кафетерий, гикали, свистели и аплодировали всему подряд. Милли казалось, что она выступает на сцене. Она каталась на роликах вокруг Джеймса и зачитывала уморительный текст. Очевидно, его шутливое содержание значило гораздо больше для его коллег, чем для Милли, поэтому все хохотали до упаду. Затем появился десяток или около того фотоаппаратов и засверкали вспышки, похожие на салют, а Милли тем временем вручала Джеймсу футболку с надписью: «Я клиент Кемпа» и бутылку дешевого игристого вина. Она сняла голову гориллы и поцеловала Джеймса в щеку. Он подхватил ее на руки, немного покружил и сказал, что никогда еще не видел гориллу со светлыми кудряшками. Затем, вернувшись на твердую почву, Милли организовала из присутствующих хор, исполнивший «С днем рождения».

Снова защелкали фотоаппараты. Ей снова сказали, что она отлично справилась. И одарили продолжительными аплодисментами. Она была уже не здесь, она была звездой мюзик-холла, которую публика вызывала на бис после аншлагового представления в лондонском «Палладиуме».

— Это был мой дебют, — счастливо поделилась Милли с Джеймсом перед уходом.

— Не беспокойтесь, — успокоил Джеймс. — Мы нашим пациентам никогда не говорим об этом. — Он усмехнулся. — Они почему-то предпочитают не знать.


Милли вернулась домой к четырем часам, все еще на седьмом небе от полученного заряда адреналина. Ей стоило большого труда не поддаться искушению вымыть голову (голова гориллы совсем примяла волосы), поправить макияж, встретить Хью у дверей и порадовать новостью, что она вернулась раньше, а потом поведать историю замечательного триумфа.

Но именно такого поведения можно было бы ожидать от девушки, которой настолько недоставало таланта обольщения, что она специально оставила свой лучший кружевной бюстгальтер на полу его машины.

Именно это и сделала бы Эстер.

Я не должна открывать входную дверь, когда он появится, поклялась себе Милли.

Или окно.


Хью опаздывал. Он не собирался приезжать. Он осознал, что не сможет расстаться с ее неотразимым красным бюстгальтером, прекрасно сконструированным и с дополнительными прокладками, фантазировала Милли. Может, он сам захотел его носить.

Выглядывая из-за занавесок в комнате Эстер, в половине шестого Милли заметила его машину, затормозившую у дома. Как заправский снайпер, Милли моментально рухнула на пол.

Он позвонил в дверной звонок и подождал. Видимо, хотел сначала проверить, нет ли ее дома. Просто из вежливости, подумала Милли. Я не должна, не должна открывать дверь.

Перемещаясь, как краб, по ковру в спальне Эстер, она доползла до лестницы и, прижимаясь к полу, увидела, что металлическая откидная крышка почтового ящика поднялась, и в щели появилась алая атласная лямка. На мгновение она представила, что можно ее схватить и напугать Хью. Боже, они будут тянуть лифчик каждый к себе — сама мысль об этом казалась такой подростковой и незрелой.

В следующее мгновение за матовым стеклом входной двери рядом с темным силуэтом Хью появилось яркое пятно цвета розовой фуксии. Милли оцепенела от испуга, услышав голос Эстер, который бойко произнес:

— Привет! Я знаю, кто вы!

Черт, черт. Было полшестого, и Эстер — которая всегда опаздывала — выбрала именно этот момент, чтобы вернуться домой. Хуже того — о боже! — она говорила с ним игривым тоном.

— Я тоже знаю, кто вы, — заметил Хью. Почтовый ящик заскрипел, кто-то потянул за лямку лифчика.

— Вы воруете нижнее белье, — весело вопрошала Эстер, — или занимаетесь его доставкой?

— Я бы не стал красть этот бюстгальтер, — услышала Милли серьезный голос Хью. — Это не мой размер.

— О, ха-ха-ха, — расхохоталась Эстер, как обычно немного преувеличивая эмоции.

— Милли оставила его у меня в машине. Он выпал у нее из сумки, — объяснил Хью.

— Разве ее нет дома? Уже полшестого, она должна быть!

— Я пробовал звонить. Не отвечает.

— Но вы не можете просто всунуть бюстгальтер в почтовый ящик и умчаться! — воскликнула Эстер. — Милли так боялась, что никогда вас больше не увидит!

Стоя на карачках у лестницы, Милли издала тихий стон и стала отчаянно — но тихо — колотиться головой о ковер.

— Значит, — продолжала болтать Эстер, — она вот-вот вернется домой, поэтому, может, вы зайдете и подождете? Выпьем и немного поболтаем?

Нет, нет, не-е-ет, молилась про себя Милли, уже начиная отползать от лестницы. Но молчаливая мольба не помогла. Ей следовало бы знать, что ничего не выйдет. Эстер была слишком настойчивой, а Хью слишком вежливым. Он просто не смог заставить себя сказать «нет».

Вернувшись в спальню Эстер и спрятавшись между кроватью и окном, Милли услышала знакомый звук — это ключ Эстер поворачивался в замке. Боже, здесь так пыльно, только бы не чихнуть.

И конечно, она надеялась, что Эстер не будет и дальше пользоваться неспособностью Хью кому-то отказывать и не станет тащить его к себе в постель, чтобы напомнить, чего ему не хватало все эти месяцы.

А если бы даже это произошло, подумала Милли, было бы здорово вдруг выскочить неизвестно откуда, хлопнуть Эстер по плечу и объявить: «Думаю, ты должна мне двести фунтов».


ГЛАВА 15


Это были самые долгие двадцать пять минут в жизни Милли. Боясь пошевелиться, чтобы не заскрипели половицы, Милли затаила дыхание и слушала, как Эстер радостно болтала где-то внизу — ей так хотелось подольше удержать Хью, что она не давала ему вставить ни слова. Вероятно, хорошо, что Милли не могла разобрать, что там говорила Эстер, — ей не пришлось хотя бы нервничать еще и из-за этого.

— Вверх по лестнице и направо,— послышался крик Эстер, и сердце Милли стало метаться в грудной клетке, как испуганная газель. Эстер обычно говорила это, когда гости спрашивали, где туалет, а когда те оказывались перед двумя закрытыми дверями, то неизменно ошибались и выбирали не ту.

«Бум, бум, БУМ», — билось сердце Милли, пока дверь в спальню не распахнулась. Она знала, что Хью на секунду остановился и оглядел кровать Эстер. Милли зажмурила глаза и совсем перестала дышать. В носу у нее щекотало, но она не смела пошевельнуться...

Ух. Спасена. Дверь снова закрылась. Она слышала, что Хью нашел дверь в туалет. Через пару минут он уже спускался обратно вниз.

Вскоре после этого он ушел.

Пока Милли вылезала из своего укрытия — фу, паутина, — она услышала, что Эстер мчится наверх. В мгновение ока Милли бросилась на кровать и закрыла глаза.

— Черт возьми!

Изображая удивление, Милли заморгала, потерла глаза и пробормотала:

— Что?

— Мы думали, тебя нет дома! Почему ты спишь на моей кровати?

— А? Я совсем разбита. В моей спальне меня донимала муха, все жужжала вокруг, поэтому пришлось перебраться сюда. — С озадаченным видом Милли добавила: — Кто это мы?

— Твой парень! Хью Эмерсон! Он ждал внизу, хотел тебя увидеть!

— Правда? Ладно, ничего страшного. — Милли зевнула и потянулась — надо признаться, у нее это получалось довольно убедительно. — Я отлично выспалась.

— Я вернулась домой и столкнулась с ним на ступеньках, когда он просовывал твой лифчик в почтовый ящик. Твой лучший лифчик, — добавила Эстер, двигая бровями, как Роджер Мур. — Давай, признавайся: ты специально оставила бюстгальтер в его машине?

— Только ты могла такое подумать. — Милли хотелось бы, чтобы на спине у Эстер был выключатель. Эстер иногда было слишком много.

— Любой, даже с одной извилиной подумал бы так. Это же очевидно. Особенно раз он такой лакомый.

Фу, опять это слово.

— И недостижимый.

— Это делает его еще более привлекательным. Мы всегда хотим то, что не можем иметь.

Тебе уж точно он не достанется, подумала Милли, совсем запутавшись в своих эмоциях. Если кто-то здесь будет его хотеть, но не сможет заполучить, так это, конечно, я!

Святые угодники, откуда это взялось?

А вслух она произнесла:

— Как Лукас?

— А! — Эстер весело запрыгнула на подоконник. — Он для меня мужчина номер один.

Бедный Нэт.

— А как же Нэт?

— Перестань на меня смотреть этим колючим взглядом старой девы — мне же позволено пофантазировать, верно? Нэт был бы для меня номер один, если бы был здесь. Но в том-то и проблема, — объявила Эстер убежденно, — что его здесь нет, ведь так? Он слишком занят своими эскалопами в проклятом Глазго.


Через час в дверь опять позвонили.

— Ты звезда, — сообщил Лукас Милли, когда та открыла ему. На его лице появилась широкая улыбка. — Проходил мимо и решил заглянуть. Одна из медсестер позвонила мне днем и сказала, что ты была фантастически хороша. В общем, ты ей так понравилась, что она хочет заказать тебя на послезавтра.