– Вот это да! Я никогда не носила кашемира. Очень красиво. Правда, это слишком.

– Не говори глупостей, Миа. Уилл никогда не приводил домой девушек, чтобы познакомить с нами. Мы счастливы видеть тебя здесь и хотели подарить то, что тебе понравилось бы. Я послала Уиллу фотографию свитера, и он дал добро, – сказала она с довольным видом. Она посмотрела на Уилла, который с любовью улыбался ей.

– Огромное спасибо. – Встав, я протянула Рите подарок, который купила для них с Рэем.

– Посмотри, Рэймонд, кофеварка! Мне всегда хотелось такую. Спасибо, Миа.

Уилл обменялся с родителями подарками. Отцу он купил антологию Гражданской войны и комплект DVD-дисков с документальными фильмами о бейсболе – очень по-американски. Маме он подарил книгу под названием «Как написать кулинарную книгу» и подарочный сертификат на покупку непригораемой керамической посуды в магазине «Williams-Sonoma». Когда она открыла подарок, он сказал:

– Ты должна сделать это, мам. Напиши книгу. Людям она понравится!

Посмотрев на меня, Рита сказала:

– Еще до рождения Уилла я говорила, что хочу написать кулинарную книгу.

– Вы должны написать ее, Рита, вы восхитительно готовите. Уилл столько раз готовил для меня по вашим рецептам, а я все никак не наемся. Мне будет не хватать его, когда он уедет.

Едва эти слова слетели у меня с языка, до меня дошло, что Уилл еще ничего не рассказал родителям.

– Что значит «когда он уедет»?

Уилл присоединился к разговору:

– На Новый год я уезжаю в Калифорнию, я пробуду там около месяца. Я буду открывать шоу одной группы, она называется «Second Chance Charlie».

– Никогда не слышал о них. – Мистер Рэй-старший наконец решил поддержать беседу.

Уилл продолжал:

– Всего три концерта, я вернусь в Нью-Йорк в начале февраля.

– Это чудесно, милый, – улыбаясь, сказала Рита. Уилл не вдавался в подробности, и я знала почему. В этом просто не было никакого смысла. Его родители ничего не понимали в музыке и, вероятно, никогда не поняли бы. Для них это было все равно что говорить на иностранном языке.

Поднявшись на ноги, я протянула подарок Уиллу. Вынув из подарочного пакета записную книжку в черном кожаном переплете, он медленно погладил рукой обложку.

– Открой ее, – сказала я. На внутренней стороне обложки я приклеила черно-белую фотографию, сделанную Дженни четвертого июля, в праздник Декларации независимости, когда мы с Уиллом и Джексоном сидели на одеяле в Томпкинс-сквер-парке. Я откинулась назад и оперлась на руки, вытянула вперед ноги. Уилл положил голову мне на колени, одной рукой обнимал меня за талию, а другой гладил Джексона по голове. Все втроем мы смотрелись, как члены маленькой семьи, которые расслабяются, проводя время вместе. На первой странице записной книжки я написала:

Уилл!

В этой маленькой книжке ты можешь записывать свои мысли, или, может быть, тексты песен, или свои вдохновенные стихи. Все они удивительны и прекрасны, и мне очень повезло, что я была причастна к этому. Мне захотелось добавить сюда фотографию, как напоминание о том, что мы всегда будем ждать тебя дома, на случай если тебе, когда ты прославишься и все будут падать от тебя в обморок, понадобится сделать передышку… ты ведь знаешь, как хорошо я умею возвращать тебя с небес на землю…. ;) Но, серьезно, вся наша компания из кафе «У Келли» любит тебя, и мы очень гордимся тобой. Я знаю, что буду безумно скучать о тебе. Ты был самым большим утешением для меня с тех пор, как я переехала в Нью-Йорк. Ты был замечательным другом, ты был самым лучшим, и я не забуду этого.

Не забывай обо мне, ладно?

С любовью,

Миа

Прищурившись, Уилл посмотрел на меня и слегка покачал головой.

– Что? – сказала я.

Он посмотрел на родителей, потом опять на меня, сглотнул и сказал:

– Спасибо, Миа. – Приблизив губы к моей щеке, чтобы поцеловать, он прошептал: – Нам нужно поговорить.

Кивнув, я снова села на кушетку. Он наклонился, достал из-под елки коробку и протянул ее мне. Открыв ее, я увидела там черно-белую фотографию, на которой мы с Уиллом стоим на сцене во время фестиваля струнных инструментов. Это был снимок вне времени, он мог бы быть сделан в шестидесятых годах, чем особенно мне понравился. Мы оба, улыбаясь, смотрели на толпу очарованными глазами. Однотонная черная рамка была очень похожа на рамку на фотографии моего отца, висевшей в квартире, я поняла, что Уилл сделал это намеренно, чтобы добавить снимок к уже висевшим на стене. На обратной стороне рамки Уилл написал:

МИСТИЧЕСКАЯ АЛХИМИЯ

– В коробке есть кое-что еще, – сказал он. Опустив глаза, я увидела колье с круглой серебряной подвеской в виде цветка лотоса.

Посмотрев на него, я улыбнулась.

– Мне нравится.

– Это цветок лотоса.

– Я знаю.

– Он символизирует чистоту сердца и ума.

Я потянулась к нему и долго не выпускала из своих объятий.

– Спасибо. Ты так хорошо знаешь меня.

– Неужели? – прошептал он.

Отстранившись, я внимательно рассмотрела его лицо. Его губы изогнулись в улыбке, натянутой улыбке, а в глазах была грусть. Я немедленно надела колье и с тех пор не снимала его.

Весь следующий день прошел так, как будто все было прекрасно. Я знала, что по пути в Анн-Арбор у нас будет возможность поговорить, поэтому мы изо всех сил старались как можно приятнее провести время с его родителями. Когда мы мчались из Детройта на арендованной машине, Уилл на всю мощность включил группу «Adolescents» и подпевал им во все горло. В конце концов на песне «I Hate Children» я убавила громкость, поняв, что Уилл таким образом старается справиться с разочарованием, причиной которого явно были я и мой подарок.

– В чем дело, друг?

– Да, в чем дело, друг?

Ах, это был Уилл-неврастеник.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не понимаю тебя. Этим все сказано. Сколько раз я должен повторять тебе? Что мне нужно сделать для того, чтобы доказать тебе, что я никуда не ухожу? Я уезжаю на один месяц, я вернусь и буду жить с тобой, господи! Ты, черт побери, мой лучший друг, Миа. Мне хотелось бы большего, и думаю, что ты понимаешь это. Ты – самый осторожный человек из всех, кого я когда-либо знал, хотя все, что ты чувствуешь, написано у тебя на лице, а ты даже не догадываешься об этом! Кем бы ты ни хотела видеть меня, я буду им. Другом? Прекрасно! Лучшим другом? Великолепно! Я буду им, потому что больше всего на свете хочу, чтобы ты была в моей жизни. Поэтому, черт возьми, прошу тебя, оставь свои мольбы не забывать тебя.

– Хорошо. – Я собиралась произнести это мягко, но получилось скорее жалобно.

Он взглянул на меня, и выражение его лица смягчилось.

– Хорошо? Прости, малыш, просто я… мне тоже не хочется уезжать, и я не хочу, чтобы ты воздвигала между нами преграды, потому что думаешь, будто я собираюсь уехать и забыть о тебе.

Уилл знал, что я всегда с тревогой относилась к жизни рок-звезд и неизбежной потере себя, что могло случиться и с ним. Он успокаивал меня, говоря, что это не так, и не важно, каких ярлыков мы навешали друг на друга. По правде говоря, Уилл не был рок-звездой, по крайней мере, он не соответствовал тому трафаретному образу, возникшему в моем воображении, когда мы только познакомились. Он ничем не был на них похож. Конечно, он флиртовал с женщинами, но не пользовался своим обаянием, чтобы спать с кем попало. Он любил людей, любил женщин, он был любвеобилен, но честен со всеми, кто вступал с ним в связь, и особенно честен перед самим собой, мне же еще предстояло выработать в себе это качество.

Протянув руку, я сжала его ладонь. Он, по-прежнему не отрывая глаз от дороги, поднес мою руку к губам и поцеловал ее. Поменяв диск, он поставил песню Нины Симон «Sinnerman». Прибавил скорость, и мы, не говоря ни слова, полетели к Анн-Арбору. Покачивая головой, он постукивал рукой по рулю, отбивая ритм. От этой музыки у меня голова пошла кругом, когда я подумала о его словах. Я никогда не считала себя осторожной, думала, что я сильная, но ошибалась. После смерти отца меня выбило из колеи. Я уехала в Нью-Йорк, думая, что решу проблемы с кафе, потом поступлю в магистратуру, продолжу учебу, встречу какого-нибудь серьезного мужчину, доктора наук или бизнесмена, и стану жить как все, моя жизнь не будет выходить за рамки общепринятых правил – вот на что я была настроена; но в тот мартовский день, когда я села в самолет, меня потянуло совсем к другому. Это был магнетизм, исходящий от Уилла, музыка, новые друзья, кафе и сам город. От этого ощущения мне стало приятно и спокойно. Как я могла прежде так ошибаться в себе? Если я была осторожна, то потому, что понимала, как плохо я контролирую свои чувства, и это пугало меня.


Когда мы приехали в Анн-Арбор, к моим матери и отчиму, я быстро показала Уиллу дом и представила его Дэвиду, которого называла папой. Было воскресенье, и играли «Детройтские львы», поэтому отчим был в форме с эмблемой любимой команды. Уилл поддержал разговор о футболе, и оба они сразу понравились друг другу. Я даже не знала, что Уилл разбирался в футболе, но я так во многом его недооценивала. Возможно, Уилл не был футбольным фанатом, но он каждый божий день читал газеты. Он знал понемногу обо всем, а благодаря собственному любопытству и желанию развиваться как личность получил гораздо более полное образование, чем я по окончании престижного колледжа из «Лиги плюща». Готовя ужин на кухне, мы с мамой наверстывали упущенное.

– Мам, я хочу, чтобы ты знала – я не виню тебя за то, что произошло между тобой и отцом. Теперь я понимаю… Мне кажется, я понимаю, что все мы – просто люди, которые пытаются во всем разобраться.

Подойдя, она обняла меня за плечи.

– Спасибо за эти слова. Ты разберешься, Миа, возможно, ты уже разобралась. – Она бросила взгляд на Уилла. После того как я, так или иначе, поделилась с мамой своими чувствами, у меня возникло ощущение, что проблема ее отношений с моим отцом теперь закрыта.