- А как же ваши родители? Они приняли Жизель?

Монтевиль криво улыбнулся:

- Пока мы росли, моя матушка любила приговаривать, что Жизель ей как родная дочь. Ставила нам с Этьеном в пример ее манеры, умение разговаривать, ее тягу к знаниям… Когда же я привез молодую жену в замок… я не думал, что матушка знает столько вариация слова «шлюха». Я был лишен крова и наследства, мне оставили только некоторое содержание. Маменька так и не простила меня до самой своей смерти. А отец, лишь умирая, призвал меня к себе и официально восстановил в правах.

- И все же вы поступили смело, борясь за счастье женщины, которую любили, - ответил Шарль. - Я восхищен этим… не каждый бы решился.

- Да, Жизель тоже постоянно мне это говорит, но… я предал друга. Вы, должно быть, понимаете, что де Тресси чувствовал, когда его свадьба расстроилась? Он тогда страшно разгневался, вызвал меня на дуэль, а потом сам же на нее не явился - так как был мертвецки пьян. После он выпросил место командующего одним из дивизионов и умчался сражаться за Франш-Конте [22]. Признаться, даже после того, как он нанял людей, чтобы убить меня, я все еще чувствую свою вину.

- Вы не правы, - упрямо покачал головой Шарль. - Хотя бы ради спокойствия вашей супруги вы должны доложить о произошедшем королю. Де Тресси не может остаться безнаказанным!

«И продолжать соблазнять дам», - добавил Шарль про себя.

Хотя сразу же убедил себя в том, что отношения де Тресси с Шарлоттой - какого бы рода эти отношения не были - здесь абсолютно не при чем.

- Это все уже не имеет значения, друг мой, - продолжил Монтевиль, - в пятницу мы с женой отбываем в наш родовой замок - подлечит мои раны.

- Вот как? - изумился Шарль. Отчего-то ему показалось, что Монтевиль хочет не столько подлечиться в замке, сколько желает сбежать от необходимости решить проблемы с де Тресси. - Я рад за вас.

- Чему здесь радоваться? - скривился в гримасе Монтевиль. - Я ненавижу деревню, а главным образом воспоминания, которые она вызывает… век бы не возвращался в тот замок, но Жизель его любит. Кроме того, действительно существует вероятность, что де Тресси подошлет убийц еще раз. Лучше действительно какое-то время пожить в Фонтенуа-ле-Шато. Ума не приложу, чем я стану там заниматься…

- Фонтенуа-ле-Шато? Это на севере, в Лотраингии? - оживился Шарль: - там же замечательные места! Я слышал, что в лесах у подножия Вогезов водится огромное количество оленей - можно знатно поохотиться.

- Да, места там славные. Вот только Жизель не приветствует охоту, а заниматься этим в одиночку - что за удовольствие?… - он вдруг с любопытством посмотрел на Шарля: - друг мой, а что, если вы погостите у нас, в Фонтенуа-ле-Шато? Мы бы поохотились вдоволь, а наши жены, я уверен, с удовольствием бы подружились. Как вы на это смотрите?

Признаться, Шарль смотрел на это с большим интересом. Он много читал о Лотарингии и мечтал побывать там, а сейчас был реальный шанс эту мечту осуществить. Кроме того, оставаться в Париже и каждый день опасаться встретиться с Шарлоттой или участвовать в нелепой погоне Жоржетты за маркизатом - эта перспектива его не радовала. И возвращаться в Шато-де-Руан не очень-то хотелось: сейчас, зимой, там, должно быть, невероятно уныло.

Шарлю очень хотелось принять предложение герцога, но… что скажет Жоржетта? Ох уж эта необходимость все решать с оглядкой на жену!


В то время, когда Шарль в очередной раз подсчитывал минусы своего женатого положения, его супруга продолжала сидеть в другом конце залы, обмахиваясь веером и утомленно поглядывая на танцующих. Жоржетта все еще сожалела, что с наследством ничего не вышло: ужасно обидно было возвращаться в Шато-де-Руан, зная, что они упустили свой единственный шанс разбогатеть.

И момент, когда Жоржетта в очередной раз горестно вздохнула, перед ней вдруг вырос мсье Госкар. Она даже не успела заметить, как тот подошел:

- Сударыня, если следующий танец у вас не занят, могу ли я рассчитывать на ваше расположение?

Жоржетта снизу вверх смотрела на его лицо и искала намек на шутку, издевку - на что угодно, что объясняло бы, с чего он вдруг подошел. Не ждала она от этого человека ничего хорошего. Стоило бы выдумать предлог для отказа, но так как ничего на ум не приходило, Жоржетта выдавила из себя:

- Да…

И он тут же отошел, не сказав больше ни слова. Жоржетта же принялась с удвоенной силой обмахиваться веером, потому как ее бросило в жар. Она никак не могла раскусить мсье Госкара: два раза они с Шарлем виделись с ним, и оба раза он поставил их в самое неприятное положение, какое только можно вообразить. Делал ли он это нарочно? Едва ли… Да и зачем ему это?

Что же тогда - он простачок, который, сам того не ведая, создает другим проблемы? Тоже не похоже: уж кто-кто, а он явно не так прост, как кажется. И его манеры - они превосходны, без преувеличений.

Кроме того, он… довольно недурен собой. Нет, это, конечно, не Шарль с его завораживающим мягким взглядом и профилем, словно бы срисованным со старинной монеты, но черты лица мсье Госкара были, безусловно, приятны, хоть и несколько грубоваты.

Заметив, однако, что искоса наблюдает за мсье Госкаром уже не первую минуту, Жоржетта опомнилась и отвернулась. Сам Госкар при этом не взглянул на приглашенную им даму ни разу - быть может, он вовсе забыл о танце? Пожалуй, это было бы лучше всего…

Но мсье Госкар не забыл. Как только музыка затихла, он любезно раскланялся с сударем, с которым разговаривал в это время, и направился к ней.

Им предстояло танцевать куранту. Что за невезение: лучше бы это была аллеманда или хоть ригодон, полные замысловатых движений. Куранта же - танец медленный, где пары, держась за руки, делают изящные па, во время которых сам Бог велел вести разговоры - уже заранее неприятные Жоржетте.

Собственно, она не ошиблась:

- Вам не идет этот цвет, - это было первое, что сказал Госкар, едва заиграла музыка. - Попробуйте лучше теплые оттенки на платья.

Жоржетта ответила не сразу. Право, она и сама догадывалась, что не умеет одеваться, но зачем же вот так говорить об этом вслух! Но она сделала вид, будто замечание ее ничуть не задело:

- Я посмотрю, вы очень разбираетесь в моде - общение с мадам де Виньи пошло вам на пользу.

- Хм, мы живем в такую эпоху, сударыня, что разбираться в моде должен каждый, вы так не думаете?

- Я думаю, что в мире есть вещи, гораздо более важные, чем наряды, - ответила Жоржетта с ноткой наставительности в голосе.

- Забавно… - отозвался Госкар. И, вроде бы, замолчал. Жаль, что не на долго: - А какие, позвольте спросить?

Какие, какие!… Разумеется, в мире полно важных вещей, но Жоржетта была так рассержена, что все вылетело из головы.

- Вы что, действительно считаете, что самое главное в жизни - правильно выбрать платье?! - уже с явным раздражением спросила она.

Госкар негромко рассмеялся:

- Разумеется, нет. Просто мне очень хотелось услышать от вас что-нибудь о голодающих детях в Африке или о бедняках Парижа. Из уст дамы, которая надела на себя столько бриллиантов, это звучало бы просто изумительно.

- Вы считаете, что я ношу слишком много бриллиантов? - уточнила Жоржетта, уже даже не злясь - злиться на такого беспардонного человека, кажется, бесполезно.

- Да, считаю, - подтвердил тот, не изменившись в лице. - Это вас старит.

- Вы всегда говорите то, что думаете? - уже со смехом спросила она.

- Стараюсь. А это плохо?

- Да, это плохо! - в лицо ему заявила Жоржетта, после чего выдернула свою ладонь из его руки и, подобрав юбки, покинула центр залы прямо посреди танца.

Она видела, что остальные танцующие оборачивались то на нее, то на Госкара, и даже музыканты сбились, решив, что происходит что-то из ряда вон выходящее.

Разумеется, бросать партнера во время танца, да еще так демонстративно - было верхом неприличия. Но Жоржетта все же радовалась, что сделала это: пусть-пусть окружающие подумают, что мсье Госкар сделал или сказал нечто отвратительное, чего даже такая сдержанная дама, как мадам де Руан стерпеть не смогла. Тем более что это не так уж далеко от истины.

Усевшись на прежнее же место, Жоржетта снова начала обмахиваться веером и старалась не замечать косых взглядов. Раз или два она находила в толпе Госкара, чтобы увидеть его негодование, и как только убеждалась, что он поймал ее взгляд и увидел, насколько она презирает его, поспешно отводила глаза.

Какой же все-таки мерзкий сегодня день! И куда пропал Шарль!

Наконец, устав ждать, она поднялась с кресла, чтобы найти его. Только не успела сделать и двух шагов, как увидела направляющего к ней сквозь толпу Госкара. С обычной свей полуулыбкой, переходящей в усмешку, он поклонился ей.

- Желаете еще раз со мной станцевать? - с деланной любезностью осведомилась Жоржетта.

- Нет, мадам, оного раза было вполне достаточно. Я хотел извиниться, если невольно обидел вас чем-то. Поверьте, я не хотел. Его Милость барон де Виньи с супругой уезжают, так что вынужден попрощаться с вами, сударыня, - с этими словами он взял руку Жоржетты и легонько коснулся ее губами. Когда же он выпрямился - то ли у него приключился нервный тик от усталости, то ли Жоржетте просто показалось, но было ощущение, что он ей подмигнул.

Но больше всего взволновало мадам де Руан даже не это, а то, что отныне руку ее жег маленький бумажный комок, зажатый в ладони и оставленный мсье Госкаром. Это что же - записка?! И где этот наглец натренировался так ловко вкладывать их дамам?


«Жду Вас сегодня в полночь в саду Тюильри. Мог бы Вам описать истинную цель нашей встречи, но, так как правду Вы не любите, то приглашаю Вас полюбоваться маргаритками из Аквитании».

Глава 40. СВИДАНИЕ

Дорогу из дворца в гостиницу, где они остановились, Жоржетта почти не помнила, так как мысли ее находились в смятении. Записка Госкара была прочитана раз пятьдесят, а потом в суматохе спрятана за отворот перчатки. Во время поездки в карете Шарль несколько раз спрашивал у нее что-то, а Жоржетта отвечала невпопад, потому как волновалась только о том, не выпала ли записка?