Алена ходила из угла в угол, вспоминая весь этот день, полный признаний и предложений, полный фантастического, беспредельного счастья, от которого теперь ее била дрожь.

Она так любила Романа Селетина, что могла бы сразу ответить, что согласна выйти за него. Но некий червь сомнения грыз ее.

«Нет, что-то не так… Я ему не верю? Нет, я ему верю. Я – его единственная женщина!»

Его московская квартира, в которой они были сегодня: пусто, просторно, ни одной лишней вещи. Ни фотографий на столе, ни мелких безделушек, ничего такого, что имело бы принадлежность к миру женщин.

«Но он туда переехал только год назад… О чем это говорит? О том, что, по крайней мере, последний год у него не было никаких серьезных романов. Да, он не солгал – долгоиграющих романов у Романа не было. А дача?» – спохватилась Алена.

Дача была у Селетина давно. Но, опять же, ни одного предмета, который рассказал бы Алене о ее предшественнице. К тому же среди вещей, забытых Селетиным в этой квартире при переезде, не было ни одной определенно женской. Детективы, безразмерная майка, какие-то полузасохшие восточные сладости…

Что все это могло значить?

Только одно: Селетин – старый холостяк. Ему сорок два, и его холостое состояние нормально – нынешние мужчины оттягивают момент бракосочетания чуть ли не до старости. А чистота и порядок в его жилищах именно тем и объясняются, что он мелкие бытовые проблемы привык решать сам. Потом, Селетин умеет готовить. Вызвался же он сегодня сделать глинтвейн…

Определенно, этот мужчина принадлежит к породе закоренелых холостяков – сделала вывод Алена.

«Но старые холостяки не спешат делать предложения малознакомым женщинам!» – напомнил рассудок.

«А если он действительно так влюбился в меня, что потерял голову? – возразила Алена самой себе. – Например, понял, что я – та самая единственная его суженая, которой он дожидался всю жизнь?!»

«Не смеши… – равнодушно-брезгливо возразил рассудок. – Старые холостяки быстро не сдаются. Суженая! Словечко из дамских ток-шоу, не имеющее к миру мужчин никакого отношения… Розовые сопли!»

Алена почувствовала, что запуталась.

Она не была таким уж знатоком жизни, в ней не было апломба (как, например, у Любки – у той всегда и обо всем имелось свое собственное мнение) и потому – окончательной уверенности.

Но одно она знала, а вернее, чувствовала точно. Романа Селетина нельзя было классифицировать как закоренелого холостяка. У этих любителей свободы совершенно особое поведение, они умеют обольщать и не давать надежд. Селетин был слишком нежен и добр, а эта бесхитростная пылкость, от которой у Алены дрожало все внутри и сладко замирало сердце… Он не мог быть неискренним. Он действительно любил Алену, и его сегодняшнее предложение – вполне серьезное…

Но что же тогда получается? А ничего не получается…

Чтобы такой во всех отношениях замечательный мужчина (красивый, умный, талантливый, обеспеченный) жил до сорока двух лет один, а потом вдруг взял да и обрушил всю свою нерастраченную нежность на случайно попавшуюся ему на пути Алену?..

«Ромочка – трудоголик! – спохватилась Алена. – Ему некогда было думать о личной жизни».

«Ага, как же… – хихикнул рассудок. – На свете полно умных женщин – они давным-давно прибрали бы твоего Ромочку к рукам! Он бы продолжал работать, а они в браке вкушали бы плоды трудов его…»

История Золушки и милого принца никак не хотела складываться, хотя все действующие лица были в наличии – и Золушка, и стопроцентный принц!

Была уже не просто глубокая ночь, а та самая неприятная, тоскливая, страшная и неопределенная часть суток, когда время как бы замирает. Когда чаще всего умирают – и чаще всего рождаются. Час истины. Отрезок, соединяющий прошлое и будущее, – между четырьмя и пятью часами ночи. Зимней ночи – бесконечной и мучительной, и если уж на кого нападет в это время бессонница – то держись!

И именно тогда Алена поняла, что у Романа все-таки не так давно была женщина. Та, которую он очень любил (а любить он умеет, в этом Алена сумела убедиться за короткое время их знакомства). Но потом Роман с этой женщиной расстался, не оставив ничего от нее, ни единого следа – ни фарфоровой игрушки на полке, ни книг по домоводству, ни полотенец с игривым узором, ни тапочек в шкафу, ни рассыпавшихся за диваном заколок, ни тюбика губной помады, закатившегося в щель под ванной… Про заколки и тюбики особенно актуально – ведь вся обстановка квартиры, в которой жила сейчас Алена, когда-то принадлежала Селетину.

«Или я плохо искала? – подумала она, и по ее спине пробежали мурашки. – А я и не искала ничего!»

Алена включила везде яркий свет и приступила к основательному обыску. Отодвинула тяжелый диван и тщательно изучила пыль под ним. Залезла под ванну. Развинтила большие столовые часы на кухне. На ощупь исследовала глубины галошницы в коридоре. В очередной раз проинспектировала каждое отделение каждого шкафчика.

Для чего это было ей надо – Алена не знала. Наверное, ей было важно убедиться в существовании этой загадочной женщины, которая была у Селетина до нее. А она была, в этом Алена не сомневалась!

Результаты обыска были малоутешительны. Алена нашла только очередной детектив в мягкой обложке, покрытый пылью, – он был всунут в щель между стеной в коридоре и той самой галошницей. Заколки тоже имелись – но только те, которые Алена растеряла здесь сама. И помада, кстати, нашлась, которую она купила летом под пляжный пестрый сарафан. Сарафан Алена носила, а вот помадой воспользоваться так и не смогла, поскольку сочла ее безвозвратно утерянной после той вечеринки у Симы, под безалкогольный напиток «Байкал». А помада – вот она, почему-то в пустой коробке из-под овсяных хлопьев (а, ну да, после вечеринки у Симы они с Любкой пошли к Алене, купили вермута и веселились до утра…).

Алена хотела было достать стремянку, чтобы для очистки совести исследовать плафон в коридоре и пространство над кухонными полками, но тут сон сморил ее. Наверняка там, под потолком, ее ожидали все те же слои мягкой серой пыли, от которой она уже изрядно успела начихаться.

Проснулась она после полудня, и, как всегда бывает, очень удивилась своей вчерашней ночной активности. «Ну да, была у него женщина – и что такого?.. Теперь-то он точно любит меня!»

Алена собралась в магазин, но по дороге вдруг решила заглянуть в районную библиотеку – она бывала здесь, в нотном отделе. К счастью, читательский билет лежал внутри паспорта, а паспорт Алена всегда таскала с собой.

Только в этот раз Алена зашла не в нотный отдел, а в тот зал, где рядами вдоль стен стояли многочисленные энциклопедии.

Это было что-то вроде наития, внезапного вдохновения – когда Алена решила искать совсем в другом месте, причем заранее зная, что ничего не найдет. Но сделать это было необходимо – для того, чтобы окончательно успокоиться.

Алена перерыла все – и Большую советскую энциклопедию, и Малую советскую, и какие-то справочники с именами деятелей науки, культуры и искусства… Революционер по фамилии Калясин нигде не упоминался.

– Может быть, вам помочь, девушка? – любезно обратилась к ней пожилая библиотекарша, бабушка «божий одуванчик»… В буквальном смысле одуванчик – на голове у той торчали в разные стороны желтые кудри.

Алена объяснила.

Библиотекарша задумалась, а потом изрекла, что большинство книг о советском прошлом безвозвратно списаны за полным отсутствием интереса к ним со стороны читающей публики.

– Впрочем, погодите, я сейчас схожу в книгохранилище, там у нас кое-что осталось…

Вернулась через пятнадцать минут – и с гордостью протянула Алене внушительный трехтомник под названием «России красные сыны». Это была краткая летопись революционных лет, и там, в конце третьего тома, располагались имена в алфавитном порядке.

– Кабанов, Каверьянц, Каганович… Калясин! – Алена глазам своим не поверила. Революционер по фамилии Калясин существовал на самом деле! Хотя какой от этого толк, что жил когда-то на свете товарищ с такой фамилией, Алена пока не знала. – «Калясин Павел Григорьевич, смотри том второй, страница двести семьдесят шестая…»

Алена лихорадочно зашуршала страницами. На указанной страничке шел коротенький текст. Из него можно было заключить, что Калясин родился в семье слесаря вагоноремонтного завода, всю жизнь испытывал нужду и лишения, в восемнадцатом году вступил в партию, а в двадцать первом его злодейски изрубили шашками белогвардейцы, когда случился мятеж в городке Векшине, что не так далеко от Москвы. Его именем названа центральная улица Векшина (можно поспорить, что ей уже вернули историческое название).

И все.

Алена с недоумением смотрела на страницу, испытывая страшное разочарование. Ни подсказок, ни зацепок – ничего. Правда, кто сказал, что они должны быть?..

Алена с помощью библиотекарши нашла справочник подмосковных городов и выяснила, что Векшин – старинный город, который по праву принадлежит к жемчужинам русского зодчества, есть в нем такие-то и такие-то достопримечательности, и т.д и т.п.

«Наверное, Рома был когда-то там, например – с экскурсией… – сделала предположение Алена. – Ходили по всяким достопримечательностям, в том числе и по старинному кладбищу. Запомнил могилу революционера. Иногда память хранит в себе такое… А потом – в снах или наяву – выдает это, а человек воспринимает картинки из прошлого как нечто мистическое, зловещее – как некий знак!»

Алена сделала этот вывод потому, что с ней самой было нечто подобное – в ее памяти долгое время хранились воспоминания о неком прекрасном храме. Потом, когда они с Борисом поехали в Питер, то Алена поразилась – это же Спас на Крови! Позже выяснилось, что, когда ей было года четыре, они с родителями ездили в город на Неве и этот самый Спас она видела наяву.