Стася Андриевская - Милаха

А ещё я разрывалась на части. С одной стороны – скорее бы наступило воскресенье, и Денис добрался-таки до Москвы, а с другой – не дай Бог!

Понятно, что я не виновата, в том, что Лёшка здесь, какие ко мне вопросы? Но всё равно было страшно даже представить их встречу. И не факт, кстати, что тогда Денис позволил бы мне остаться ещё и на понедельник-вторник… А с другой стороны – ну и хрен бы с ним! Особенно учитывая, что из Олимпа всё равно надо уходить.

Чёрт, вот об этом я постоянно забывала! А когда вспоминала, сердце замирало от сожаления. Но потом я задумывалась о причине ухода, и меня с головы до ног обдавало липким страхом перед Паниным. Как будто паук невесомыми колкими лапками щекотал нервы, и кожа сразу покрывалась ледяными мурашками.

Конечно, очень жаль будет подвести Зойку своим уходом, тем более что настоящей причины она так и не узнает. Увы, для неё я, скорее всего, останусь зажравшейся, не знающей благодарности сучкой. И это – реально жаль. Зойка классная, я её действительно уважала и дорожила её добрым отношением.

– Милусь, потом поднимись ко мне в номер, лады? Разговор есть. Только сильно не откладывай.

Я вскинула на неё взгляд – она снова шикарная чёрно-гипюровая птица. Словно и не было долгой дороги, заварушки под Орлом и бутылки коньяка на троих.

Зойка ушла, а я, почувствовав на себе Лёшкин взгляд, засуетилась.

– Галина Николаевна, а вы когда пойдёте?

– Наверх? Да минут через десять, наверное.

Но минут через десять к ней, прямо сюда, в ресторан, пришла подружка-москвичка, и они, заказав винца, решили задержаться.

Как я и думала, Лёшка пошёл к лифту следом за мной.

– Люд, может, прогуляемся? Здесь, через дорогу парк, там пруд красивый. Ты же первый раз в Москве, чего в номере сидеть?

– Лёш, – замедлила я шаг, – ты же всё понимаешь, да?

Он вздохнул.

– Конечно. Просто прогуляемся. Серьёзно.

– Нет Лёш. Извини.

– Люд, ну это даже смешно! Я же тебя не съем, в конце-то концов!

– О, твой этаж! – вымученно улыбнулась я и, едва он вышел из кабинки, нажала кнопку двенадцатого. Словно сбежала.

Зойкин номер был однозначно круче нашего с Галей. Просто шикарный. Не помпезный, как у Дениса в Интуристе, а скорее современный, как квартира в белокаменке.

Императрица куда-то собиралась, прихорашиваясь перед зеркалом.

– Милусь, короче смотри, в воскресенье на конкурсе ты должна занять первое место.

– Чего-о-о? Зой, я не собиралась участвовать! И не буду!

– Так! – она развернулась ко мне, держа в руках открытую тушь для ресниц. – Что значит, не буду? Ты вообще понимаешь, сколько стоит участие в этой конференции и какой это уровень? Мне нужны дипломы, грамоты и кубки, Милусь! Чем больше, тем лучше. Мне нужно, чтобы в рекламе я могла указывать, что в моём клубе тренирует сама «Мисс русский фитнес», это понятно? И чтобы по приезду мне было с чем идти в «Лица родного города». Часовая передача про Олимп, ты представляешь себе какой это резонанс?! Я понимаю, конечно, что муниципальный канал – это тебе не Первый общероссийский, но знаешь, для наших кушерей – вот так! – она красивым, смачным жестом провела большим пальцем по горлу и отвернулась к зеркалу. – Тем более что генеральным спонсором конкурса выступает Московское модельное агентство «Russian top Star», а там есть свои люди. Не простые люди, сразу говорю. С запросами и выебонами… – открыла рот, подкрашивая нижние ресницы, и от этого в номере повисла напряжённая, пропитанная обоюдным недовольством тишина. Наконец она закончила и, с прищуром оглядывая себя в зеркало, подытожила: – Твоя задача им понравиться. Так, чисто по-человечески, вне конкурса.

– Но почему я?!

– Ну а кто, Галя что ли? Или, может, я? Нет, я бы конечно с удовольствием, но там ограничение по возрасту – до двадцати трёх. Да и чего ты перепугалась? Я со своей стороны тоже подсуечусь, не волнуйся. Кому надо, тот будет знать кто ты и от кого. Так, общими усилиями глядишь – и вытянем. Ну? Неужели не хочется стать Мисс? – хитро глянула на меня через зеркало. – Представь только, что это значит для нашей провинции, а? На какой уровень ты шагнёшь. Сразу!

– Ну, я не знаю… Что там делать-то надо вообще?

– Что скажут, Милусь, то и делать! Давай, короче, без паники, угу? Всё, я побежала. У меня тут, в Москве, ещё куча дел помимо конференции. А ты тоже иди, прогуляйся, развейся немного, ибо завтра начинается па́хота. Кстати! – резко обернулась ко мне, – Лёшку всё время держи при себе.

– В смысле?

– Да в прямом, Милусь! Пусть охраняет тебя, а то не хватало ещё, чтоб с тобой тут что-то случилось. Меня Машков убьёт тогда. А, вот ещё… Давай про Орловский гоп-стоп ему не скажем, м?

Я обречённо отвела взгляд. Что тут можно было ответить – «Ну уж нет, я всё ему расскажу»?

– Конечно. Только вот на счёт Лёшки я не поняла, Зой. Ты же прекрасно понимаешь, что за это Машков убьёт уже меня! Зачем ты вообще его взяла и, главное – где? Он же в армии должен быть!

– А, кстати, да… действительно, – Зойка вполне искренне задумалась. – А я что-то и не туда совсем… Хм… Ну, не знаю. Он в Олимп вчера вечером пришёл, перед самым закрытием уже, ты как раз только уехала. После пятиминутки, помнишь? Рванула так, что я даже не успела тебе новую форму отдать. Ты это, с утра забеги ко мне, а то она на самом дне чемодана, некогда сейчас копаться.

– Зой, серьёзно, нафига ты его взяла?

– Да по привычке, Милусь! Ну правда! Башкатов должен был ехать, помнишь, невысокий такой, бывший мент? Нет? Ну… Короче, он заболел. И узнала я об этом вот, прям перед выходом из кабинета. Совпало как, да? А увидела Лёшку, и с дурной башки совсем забыла, что он на меня больше не работает. А тут ещё Эдуард зудит – пошли, да пошли… Вот я и зарядила сходу, мол, пакуй вещички, сегодня ночью едешь со мной в Москву, а он и не сказал ничего против. Тоже – странный… А ты не знаешь, почему он не в армии, может, как раз от военкомата сюда рванул? – Вместе вышли из номера. – Ладно, Милусь, разберёмся. Ты мне главное титул Мисс-фитнесс принеси! Я ж, сама понимаешь, в долгу не останусь!

После Зойки, с полчаса поторчала у окна в своём номере. Солнце ещё не село, но небо уже озарилось лёгким багрянцем с золотыми разводами перистых облаков. Внизу происходила суета: спешили куда-то люди, машины, велосипедисты. С высоты одиннадцатого этажа я видела аллеи парка, те, что не нырнули под высокие деревья, и гадала, где же тут пруд и почему его не видно. А потом, как то резко собралась и пошла…

Сначала прогулялась из конца в конец улицы – всё время оглядываясь на гостиницу и, если честно, боясь заблудиться. Чувствовала себя муравьишкой. А ещё, я почему-то думала, что все сразу увидят, что я неместная, но оказалось, что никому нет до меня дела. И от этого крылья расправлялись. Грудь распирало ощущением свободы и тягой к приключениям. Господи, вся жизнь впереди! Сколько в ней ещё неизвестного, но очень-очень счастливого!

Сама не заметила как, оказалась напротив ворот в парк, больше похожий на клочок леса посреди города. Вот это я понимаю размах, не то, что у нас в Мухосранске! На центральных аллеях народу было много, а вот если свернуть на неширокие, мощённые камнем тропинки – словно попадаешь в параллельную реальность. Так и бродила, жалея, что не пришла сюда раньше и обязательно собираясь вернуться сюда завтра, чтобы погулять по светлому.

Из этих раздумий меня и выдернул Лёшкин оклик. Оказалось, Савченко и здесь не выбивается из спортивного графика и не филонит от пробежек. Взмыленный и запыхавшийся, он был похож на молодого жеребца отбившегося от табуна, и от него пёрло таким мощным драйвом жизни!

Настроение было отличным, поэтому я не стала выпендриваться и отказываться от предложения прогуляться обратно до гостиницы вместе. Тем более что мне так и зудело понять, наконец, что он тут делает. И вот, потратив минут десять на болтовню обо всякой ерунде, я небрежно «вспомнила»:

– Слу-у-ушай… А как ты попал-то сюда?

– Зойка позвала.

– А на фига ты в Олимп пришёл?

– Тебя искал.

– Меня? Зачем?

– Ну, это же ты заходила ко мне вчера днём? Соседи сказали. Я обалдел, если честно: чтобы ты, ко мне, сама! Думал, может, что случилось. Узнал расписание твоё, подгадал под конец тренировок…

Мы просто шли рядом. Ни каких, боже упаси, держаний за ручки или, тем более обнимашек, как у большинства бредущих в одном потоке с нами парочек. Нет, мы просто шли рядом. И даже не смотрели друг на друга, больше глазея по сторонам – во всяком случае я. Но тут не удержалась, окинула его высокую крепкую фигуру, футболку с тёмным пятном пота на груди, раскрасневшиеся от бега лицо. Симпатичный он всё-таки. Вот по-доброму, по дружески – симпатичный. Даже красивый. Но слишком молодой.

– А с чего ты взял, что это была я? А может, Барбашина?

– Какая Барбашина, Люд? Она даже не знает, где я теперь живу. Никто кроме тебя не знает. Вернее – не знал, пока я Зойке адрес не сказал.

В груди приятно заворочалось польщённое самолюбие.

– А чего ж так? Ты же, насколько я помню, жениться на ней собирался?

Он рассмеялся:

– Да прям. Наговорил тогда сгоряча. А ты, можно подумать поверила?

– Ну не зна-а-аю… Вы же с ней целовались в тот раз, когда я вас спугнула? Нет, ну если честно?

Он, сдерживая улыбку, почесал в затылке.

– Люд, что ты хочешь услышать? Исповедь? Не вижу смысла. У тебя своя жизнь, у меня своя.

Задел, зараза! Очень умело поставил на место, даже возразить-то нечего. Пожала плечами, давая понять, что мне вообще-то пофиг:

– Так я тебя и не спрашиваю про Ритку или ту же Анжелку. С ними всё понятно, вот Наташка…

– Наташка это совершенно не моё. Просто подружились как раз в то время, когда мама умерла, и иногда хотелось, знаешь, просто поболтать с кем-то о ерунде. Пацаны, это всё-таки не то. А она забавная, хозяйственная такая. Даже готовить мне пыталась.