- Отца? Кто же вы тогда такие, мои маленькие? - спросил император, все еще улыбаясь.

- Мы - дети гусарского полковника Михая Ковача. Верни нам отца!

Печаль омрачила лицо государя: воспоминание кольнуло его в сердце. Его набожной душе стало больно от упрека самому себе. Какой же я неблагодарный! - подумал он. Я даже не поинтересовался, есть ли у бедняги-полковника семья и где она?

- Как, так вы - дети полковника Ковача? Откуда же вы прибыли, как добрались сюда?

- Мы жили в Братиславе, - отвечал мальчик весьма рассудительно, - у нашего дальнего родственника, куда нас определил отец, после маминой смерти. Илушка в школу ходила, а я дома учился. Папенька каждый месяц нам денег присылал, или письмо. А иногда и сам навещал. А теперь ни денег не шлет, ни пишет, сам тоже не приезжает. А там, где мы были, у дяди и тетушки Фолини, теперь с нами стали плохо обращаться. Вот мы с сестрицей и сговорились убежать оттуда и идти к тебе, чтобы ты вернул нам папеньку нашего.

- Per amorem dei9. Бедные дети! - ужаснулся император. - Из такой дали добирались! И конечно без денег?

- У Илонки серьги были, так мы их продали.

Взгляд императора невольно переместился на ушки девушки, раскрасневшиеся от холода, как алые розочки. Его глубоко тронуло, как смотрела него полная страха и напряженного ожидания пара ее красивых глазенок. Будто две звездочки с неба засияли, разглядывая его.

С мгновение он колебался, не зная, что ответить. Да, да, потомок доброй сотни Цезарей, он заколебался под взглядами двух оборвышей, подыскивая слова, которыми лучше всего можно было выразить чувства, переполнившие сейчас его сердце.

- Отца вам я, насколько сумею, возвращу, милые мои малыши. Я сам вместо него позабочусь о вас. Распорядитесь, Коловрат, чтобы детям было предоставлено хорошее жилье и пропитание, хорошая одежда, а также чтобы о них позаботились здесь, в замке, до той поры, пока я приму решение относительно их дальнейшей судьбы. А вы, Акли, завтра же отправитесь в Братиславу и доложите мне подробно о том, в каких условиях дети там жили. Считайте это приватным делом императора, о котором будем знать только мы втроем.

Коловрат поклонился.

- Вы, ваше величество, благороднейший из земных владык.

- А где же наш отец? - упрямо настаивал мальчик.

- Он в настоящее время далеко отсюда, - поспешил успокоить его Коловрат. - А пока поблагодарите государя и идемте со мной.

Девочка сделала грациозный книксен и подняла взгляд на императора.

- Спасибо, ваше величество.

Мальчик только приподнял шляпу.

- Отчего же ты не поблагодарил его величество за его доброту? - пожурил его граф Коловрат.

- Когда подрасту, отслужу ему службой, - отвечал мальчуган. Императору понравилось, как по-мужски ответил мальчонка. И он с одобрением посмотрел вслед удаляющемуся ребенку.

- Этого мальчика я воспитаю солдатом, Акли.

Думаю, что это будет самое лучшее, что я могу для него сделать. Отец его тоже был хорошим солдатом. Ах, Акли! - вздохнул император. - Какое же это великолепное чувство - делать добро! Только... - он задумался на мгновение, стоит ли говорить об этом вслух, но потом все же решил, что такому верному и маленькому человеку, как Акли, можно поверить свою мысль и потому закончил ее: - Только это дорого обходится, Акли. Вот почему мы так редко делаем добро. И императору тоже приходится быть скупым на добро. Вы же видите, даже господь бог и тот добр да не ко всем подряд... если подумать, то даже и по отношению ко мне - не всегда.

Итак, дети покойного полковника Ковача остались в Лаксенбурге. А когда два дня спустя император увидел их играющими возле пруда - богато и чисто одетых - он даже удивился, какие они красивые и держатся с таким достоинство и благородством, что и сам принялся играть с ними, потом попросил у Илонки удочку и рыбачил до тех пор, пока не поймал для нее карпа, которого было приказано затем зажарить отдельно, на ужин детям.

Акли же, возвратившись из Братиславы, доложил императору все, что ему удалось узнать о сиротах: после смерти полковника у них не осталось никакого имущества, воспитывались они у двоюродного брата отца на деньги, которые при жизни полковник высылал им из своего жалования, но вот уже два месяца денег не приходит, а родственники забросили детей и даже стали поколачивать их.

И император решил, что отныне возьмет сирот к себе на воспитание: мальчика отправит в Винернойштадт, в военное училище, а девочку - в пансион, а когда она вырастет - выдаст ее замуж, позаботившись о приданом.

- И все это я поручаю вам, Акли, - приказал государь. - Заботьтесь о них так, как если бы вы были их родной отец. Время от времени докладывайте мне о них, когда сочтете нужным. А расходы относите в бюджет двора по статье: "подопечные императора".

Миклошу Акли пришлось по душе поручение, и он добросовестно его выполнял. Каждую неделю он навещал Илонку в пансионе, предварительно накупив у придворного кондитера сладостей и раз в месяц ездил в Винернойштадт, в гости к маленькому солдату, о котором с похвалой отзывались его начальник и учителя. Отличный мальчик. Его ждет блестящее будущее. Замечательным военным будет.

Один раз в году, в канун рождества, дети могли лично являться в императорский дворец в Бург: император и одаривал всякими милыми пустяками, которые приносил на рождество в подарок Иисус Христос.

Тем временем Миклош Акли все больше становился фаворитом императора и уже начал оказывать определенное влияние на политику, сорвав не один замысле графа Штадиона каким-нибудь едким замечанием.

Однако у канцлера Штадиона были не только длинные руки, но и длинные уши. А где и они не слышали, он усиливал свой слух с помощью Шпиков. И знал он обо всем, что бы ни сказал Акли. Тексты эпиграмм Акли и его идеи, высказанные в присутствии императора, приводили канцлера в ярость, и он на раз говаривал виконту Штолену, тогдашнему начальнику венской полиции:

- Надо бы свернуть шею Дураку!

- Это только в том смысле облегчает его участь, - заметил смеясь граф Штадион, - что умереть ему придется от одной из придворных болезней.

- Но от которой из них?

- А это уж ваше дело - придумать, - закончил разговор премьер-министр, многозначительно подмигнув.

Виконт Штолен был великолепным "орудием", понимал начальника с полуслова и умел читать между строк. Слежку за Милошем Акли он поручил самому ловкому в то время детективу, знаменитому Фрицу Братту. Для ее осуществления Фриц Братт познакомился и подружился с лакеем Миклоша Акли, бывшим художником, пьяницей Михаем Грабе, однако сколько они ни старались, так ничего и не нашли в поведении Акли, что можно было бы использовать в качестве "рычага".

И они гневались: Фриц Братт на лакея Акли, виконт Штолен на Братта, граф Штадион на Штолена.

- Беспомощные неумехи! - шипел сквозь зубы канцлер. - Не знаете, как приняться за дело. Прежде всего разнюхайте, нет ли у него каких-то знакомых с белыми личиками?

Вскоре поступил ответ: знакомств с женщинами нет.

- Тогда поинтересуйтесь, нет ли каких знакомств с темными личностями.

Если нет связей со слабым полом, рассуждал граф Штадион, значит у него должны быть какие-то связи с полом сильным! А том уж один черт - сильный или слабый пол, но что-то должно же быть..

Любые такие связи - любовные, деловые - иногда опаснее вяжут человека по рукам, чем веревки.

- Поищите получше в этом направлении!

Но на спокойные поиски времени уже не было. Могущественный император Наполеон все ближе подходил со своими армиями к Вене, И в конце концов город распахнул свои ворота, а Наполеон расположился со штаб-квартирой в Шенбруне10.

Спасаясь от него, император Франц сбежал в Братиславу (к своим любимцам мадьярам)11: в трудную пору венгры всегда становились любимцами венского двора. Под ударами судьбы он тут настолько подобрел, что даже приказал министру финансов, собиравшемуся издать новые суровые указы:

- Дорогой Зичи, давайте обращаться с народами немножко помягче: в наши дни они тоже что-то значат.

О, ты добрый император! Какой же ты ласковый, если твое отеческое сердце могло так пожалеть народ!

Из Братиславы он поспешил в военный лагерь в Ратцен, где предстояло решительное сражение с французами. Разумеется и на этот раз сражение выиграл Наполеон. И император Франц тут же, в день поражения, предложил Наполеоны мир, отправив до французский лагерь герцога Лихтенштейна с соответствующим предложением и просьбой о встрече двух государей.

- Присматривайте, ваше высокопревосходительство, за шляпой! - крикнул ему вслед Акли, когда тот уже обирался отъехать на своем сером жеребце от императорского шатра.

- Почему? - спросил герцог, обернувшись и поправляя свою шляпу с перьями.

- Есть опасения, - отвечал шут, - что, отобрав по всей Европе короны, он примется теперь за шляпы.

Поездка герцога увенчалась успехом. Наполеон согласился встретиться с австрийским императором и обсудить условия мира. Эта встреча состоялась у французских аванпостов между Насилковичем и Уржицом уже на следующий день. Увидев подъезжающего Наполеона, Франц сошел с лошади, также, как и его немногочисленная свита, и затем по хрустящему под ногами снегу зашагал навстречу могущественному завоевателю.

Императоры трижды обнялись, после чего Наполеон шутливо заметил, показывая на соседнюю мельницу и хлевы:

- Вот дворцы, в которых ваше величество вынуждает меня жить уже три месяца.

- Однако вам удалось так хорошо в них повеселиться, - вежливо отвечал император Франц, - что у вас нет оснований на меня за это сердиться12.

Да Наполеон и не сердился на австрийского императора. Чего там сердиться? Он с сияющим лицом продиктовал условия мира и забрал у него пятьдесят миллиончиков контрибуции, а затем, уходя из Шенбруна, высказал пожелание осмотреть венский арсенал, откуда тоже прихватил на память две тысячи орудий и сто тысяч ружей.