Миклош подметил это и в угоду своему хозяину придумывал всякие злые анекдоты про канцлера, сочинял на него ехидные эпиграммы. (В то время этот жанр литературы был в большой моде). Император от души хохотал над ними, выучивал их наизусть и рассказывал всем подряд, так что даже победный марш Наполеона по Европе не способен был помешать его шумной веселости.

Впрочем император не считал возвышение Наполеона серьезной опасностью. Ему казалось, что дремлющая часть света, старая Европа, просто видит сон: некоего одетого в одеяния ужаса рыцаря, под чьей палицей хрустят ребра земного шара и трещат троны, но вот-вот спящий проснется, и дурное сновидение окончится. Был Наполеон и - нету! Испарился, улетел, как дым.

Пока весь мир клокотал, он оставался спокоен, даже когда черед дошел и до Австрии. "Ничего, побьет его Макк6 и точка". И Франц спокойно занимался охотой в окрестностях Ишля: как-то по осени он вдруг решил, что, поскольку война обходится дорого, он будет сам добывать себе пропитание. Для этого он организовал небольшую охотничью компанию - любил он подобные мещанские забавы - и на целый день уезжал инкогнито на охоту, чтобы подстрелить одного-другого зайца или фазана.

Охотничья компания его состояла из Флигель-адъютанта герцога Лобковица, гусарского полковника Михая Ковача, одного прославившегося своей преданностью императору камердинера по имени Лаубе и королевского шута Акли, который после того, как целый месяц вместе со всеми охотился, однажды вдруг спросил Лаубе, как нужно нажимать на спусковой крючок, чтобы ружье выстрелило.

Императору очень нравились эти охотничьи забавы, во время которых они все пятеро были одеты в одинаковую цивильную одежду и ничем не отличались от постреливающих по зайчишкам купчиков, которые решили в будний день устроить для себя маленькое воскресеньице. По дороге император заговаривал с крестьянами, с собиравшими хворост в лесу старушками, или с кабатчиками в трактире, куда они заходили слегка подкрепиться. Обычно он расспрашивал их о всяких государственных делах, о событиях большой политики:

- Ну что, есть какие-нибудь добрые вести о Наполеоне?

Полученные ответы очень забавляли императора, но в то же время он и придавал им большое значение. Однажды кто-то так ответил ему:

- Ну за нашего Франца я не боюсь, даже если Наполеон и к нам в Австрию пожалует.

- Словом, вы верите Францу? - повторил император радостно.

- Да он такой скупердяй, что даже Наполеону не удастся отобрать у него ничего!

В другом случае один кабатчик сказал ему:

- Плохи наши дела, господа охотники. На границе лев рыкает, а император наш где-то тут, вблизи Бад-Ишля, на зайчиков охотится.

Одно такое охотничье приключение однажды едва не закончилось трагически. Подробности его до сих пор окутаны туманом.

А случилось это так. Как-то в сентябре поднялась сильная буря, заставшая охотников в окрестностях Санкт-Вльфганага, и они вынуждены были укрыться от грозы на тамошнем постоялом дворе. После ливня речки вздулись, снесли мосты, и охотникам пришлось оставаться на постоялом дворе и на ночь. В гостинице было достаточно свободных комнат, трактирщик приготовил сносный ужин - так что у охотников не было ни в чем нужды. Однако гостиница оказалась полна каких-то подозрительных лиц (замечу, что тогда в любом приезжем видели французского шпиона), и когда пришла пора спать, Акли удивило, что трактирщик ведет одного только императора в самую лучшую, с дорогой люстрой, комнату.

- Боюсь, ваше величество, - сказал Акли Францу, - что эти люди узнали вас.

- Но почему?

- По вашему профилю на монетах. Один подозрительный тип все время сравнивал ваше лицо с профилем государя на своем золотом талере. Так что лучше, если бы эту комнату занял бы кто-нибудь другой из нас.

- Например - я, - предложил полковник Ковач.

- Небольшая предосторожность никогда не помешает, поддержал их и герцог Лобковиц.

- В конце концов, как вам будет угодно, - посмеявшись, согласился император. - Знаю, что целиком нахожусь в зависимости от своего окружения, а полковнику просто приглянулась моя комната. Ну что ж, уступаю ее вам, полковник.

И император улегся в каком-то закутке, где спокойно и проспал до самого утра, когда его разбудил страшный шум, крики, суматоха, беготня. Полковника нашил в постели мертвым, с размозженной пулей головой. Кто-то через окно выстрелил в него. Кто это сделал, так и не удалось установить. Случай остался одной из тех неразрешенных загадок, которыми была знаменита та эпоха. Император же потерял сознание, услышав о случившемся.

- Самая малость, - воскликнул он позднее, появившись у ложа убитого, - и на этом месте, вместо тебя, добрый человек, сейчас лежал бы я. Распорядитесь, дорогой Лобковиц, чтобы ему устроили похороны с почестями: он их заслужил. Он в самом прямом смысле пожертвовал своей жизнью ради меня. О, Акли, какой же вы прозорливый! Это же вам пришла в голову мысль поменять комнаты, и теперь вы можете смело именоваться моим спасителем!

Он возвратился потрясенным в Ишль, где к тому времени уже распространился слух, что в Санкт-Вольфганге императора убил какой-то французский шпион. Собравшиеся на улицах курорта люди, видя императора живым, обрадовано кричали "Ура!". Полиция схватила трактирщика из Вольфганга и нескольких других подозрительных, но ничего путного от них не добилась. Зато у императора это навсегда отбило охоту к путешествиям инкогнито. На другой день, пролив слезу и проводив в последний путь полковника Ковача, он распорядился воздвигнуть на его могиле мраморный обелиск с надписью, которую сочинил по этому случаю все тот же Миклош Акли:

Nuntia Caesarum Domino, te sub hac saxa jacere.

Pro Caesare tuo - Quid tibi hoc valeat?7.

Глава II.

Появление на сцене детей полковника Ковача.

Интриги графа Штадиона и нашествие Наполеона.

Вскоре после этого загадочного и так не раскрытого преступления император удалился в свой замок в Лаксенбурге, чтобы в связи с бурно развернувшимися военными действиями быть вблизи столицы.

Уже осенние заморозки дохнули холодом на деревья в парках, и листва валилась наземь, едва задувал ветер. (Как австрийские солдаты там, где проходил Наполеон.) И вот однажды император, прогуливаясь по парку вместе с Миклошем Акли, подойдя к изгороди, услышал, как стоявший на часах у будки солдат, сердито бранит кого-то.

Император из любопытства подошел к железной решетке забора и увидел, что часовой гонит прочь двух ребятишек - мальчика и девочку, - за то, что они пытались перебраться через изгородь.

- Зачем же вы обижаете детей? - спросил он солдата.

Тот, побледнев, взял на караул и объяснил:

- В замок хотят пробраться. Любой ценой. Они еще вчера приставали к моему приятелю, что тут стоял.

- Бедняжки, - пожалел детей император. - Со вчерашнего дня хотят войти на территорию замка? Но ведь замок разрешается осмотреть любому моему подданному, кто ни пожелает? Das kost'kein Geld8. Не так ли, Акли?

- Верно, ваше величество, но эти лягушата, - осмелился прервать императора прибежавший впопыхах министр двора, - требуют допустить их прямо к вашему величеству. Как только мне доложили об этом, я и приказал гнать бездельников прочь. Ишь что забрали себе в голову! Они, видите ли, к императору хотят. Слыханное ли дело? Сопляками не более десяти-двенадцати лет! Не император, а строгий учитель им нужен или палка бамбуковая подлиннее, что приблизительно одно и то же! Смех да и только!

Но император Франц в этот день был в чересчур хорошем расположении духа; он только что вышел из часовни от своего духовника, исповедовавшего его.

- Не следует так гневаться, Коловрат. Вы не правы. Почему им нельзя ко мне? Они ведь тоже мои подданные. И разве не говорится в священном писании: "Допустите ко мне детей моих".

- Почему не могут? Отвечаю, ваше величество. Во-первых, сегодня неприемный день. Но если бы он даже был приемный, то все равно: ну что забыли эти неразумные у вашего величества? Этикет испанского двора не позволяет, равно как и достоинство императорского трона, что примерно одно и то же.

- А если я желаю знать, что им угодно? - возразил император.

- Тогда мы все должны исполнить вашу волю, - отвечал Коловрат, полупреклоняя колено по обыкновению того времени.

- Так пропустите же их!

Воля императора - закон! И ребятишек тотчас же позвали, и они предстали перед государем. Мальчишка был круглолиц, толстощек, со смелым сверкающим взглядом молоденького орленка, но неухожен, непричесан, в грязной рубашке, одежонка на нем была, хотя и потрепанная, но видно было, что шили ее из хорошего сукна. На нем была куртка с капюшоном, какие носили венгры в то время. Мальчику на вид было лет девять, а девочке, стоявшей рядом с ним, годика на два - на три больше. Она была тоненькая, стройная, с красивым личиком, раскрасневшимся от холода, из-под черного капюшона выглядывали белокурые волосы, лицо оживлял милый взгляд дикой козочки. На ней была короткая вельветовая юбка, разорванная на складке, из-под которой виднелась прелестная уже девичья ножка.

Император приветливо оглядел ребятишек.

- Ну так чего же вы хотите? - спросил он.

- Нам с императором нужно поговорить, - ответил мальчик, делая шаг вперед.

Он был младшим из них двоих, но как мужчина выступал представителем интересов обоих.

- Я и есть император.

Мальчик смерил его недоверчивым взглядом, затем сказал:

- В самом деле император? Смотри не обмани! А то ведь короны-то у тебя на голове нет.

Уже давно император не смеялся так от души, как сейчас, услышав такие слова. Он предполагал. Что мальчик заробеет, упадет на колени. Словом, ожидал большего впечатления от своих слов, а мальчишка вон как обращается с ним, с императором. Ну как тут удержишься от смеха?

- Честное слово, я и есть император.

- Император! - возвысив голос, произнес мальчик. - Верни нам отца!