— Оставь мне навязчивые мысли и рассуждения о том, что могло бы быть, у меня это получается несравненно лучше. Твоя задача в том, чтобы не умереть. Если ты этого добьешься, мы сможем спланировать наше будущее. И не думай, будто мы с тобой не похожи, ты и я, потому что ты даже не отдаешь себе отчет в том, насколько это неверно.

Он сжал ее руку.

— Но я умру, Грейс, и очень скоро. Мы не должны тратить время, делая вид, что это не так.

— Ты сдался. Это нечестно. Ты не имеешь права так поступать. Ты должен сотворить чудо и выздороветь, а потом жить дальше, чтобы стать олицетворением великой силы любви. Вот как это должно быть. — Она потянула его за рукав, так что он вынужден был обернуться и взглянуть на нее. Она смотрела на него так, словно речь шла о ее собственной жизни. — Именно так и будет.


Черри позвонила всего один раз. Грейс подняла трубку в кухне.

— Джефферсона, пожалуйста, — попросила Черри. Их разговор был короток.

— Черри переезжает во Флориду. Она пришлет мне кое-какие бумаги, чтобы я подписал их, а она потом смогла бы продать дом. — Он улыбнулся, но в улыбке его сквозила печаль. — Если она не обвиняла в своих проблемах меня, то винила в них родителей. Она должна была быть безупречной. Они так и не поняли, какая она на самом деле. А теперь она переезжает, чтобы жить на их иждивении. — Он взглянул на Грейс. — Какой же я идиот, верно?

— Нет. Ты сделал то, что сделало бы большинство из нас на твоем месте: ты отдал самого себя, все, что было в тебе хорошего, и немножко плохого. Так что не терзайся из-за этого. Человечество появилось на земле не для того, чтобы все и всегда делать правильно, а только для того, чтобы попытаться это сделать. А как насчет девочек? Ты увидишься с ними?

— Я спросил ее об этом. Она ответила, что они не хотят меня видеть. Похоже, она во всех подробностях расписала им прегрешения их отца.

— А о твоей болезни она им рассказала?

— Я не спрашивал.


Грейс постоянно сталкивалась с Мелиссой на улице, в магазинах, на пляже. Как у них дела? Показалось ли ей, или Джефферсон в самом деле похудел? Не считает ли Грейс, что было бы замечательно в самое ближайшее время вновь собраться всем вчетвером?

— Все в порядке, — с убежденностью робота отвечала Грейс. — Мы бы с удовольствием заглянули к вам на огонек, но сейчас… в общем. Вы понимаете. — С каждым разом Мелисса выглядела все более и более обиженной и уязвленной. Грейс жалела, что не могла сказать ей прямо, что она еще не готова к тому, чтобы все узнали, какой несчастливый конец их ожидает.

Когда Джой, патронажная сестра, пришла к ним в понедельник с очередным визитом, Грейс остановила ее.

— Он просто сумасшедший, если отказывается от химиотерапии, не так ли? Если продолжать лечение, всегда остается шанс, что человек поправится, верно? Достаточно посмотреть на Джефферсона: я знаю, что он исхудал, но он всегда отличался стройностью и худобой и вовсе не похож на умирающего. — Грейс впилась глазами в лицо Джой, во всей ее фигуре ощущалось внутреннее напряжение, в голосе звучала тревога. Потом она немного расслабилась и даже сумела выдавить улыбку, отвечая на собственный вопрос. — Да, конечно, он не умрет. Вы ведь поговорите с ним, правда? Какую клинику вы бы посоветовали? — Грейс глубоко вздохнула, и Джой положила ей руку на плечо. — Давайте выпьем по чашечке кофе, — предложила она.

Она усадила Грейс за кухонный стол и спокойно и мягко объяснила ей, как обстоят дела. Она сказала, что существует достаточно высокая вероятность того, что химиотерапия продлит ему жизнь еще на несколько месяцев, но это — самое большее, на что они могут надеяться. Джефферсону подробно объяснили положение дел. Если бы, как это иногда случается при подобной разновидности рака, у него произошла закупорка легких, ему предложили бы амбулаторно пройти курс паллиативной радиотерапии. Его консультировали несколько специалистов. Он принял решение. Грейс смотрела на сестру пустыми глазами, под которыми от недосыпания образовались черные крути. Джой перегнулась через стол и накрыла своей рукой ладошку Грейс. — Я знаю, что это не то, что вы хотели услышать, но, должна вам заметить, я не могу не согласиться с его выбором.

— Он должен захотеть получить эти несколько лишних месяцев. Поверьте мне, мы научились ценить время. Нет, я сама поговорю с ним. Я заставлю его изменить решение.

Джой молча смотрела на нее, и жалость, которую Грейс увидела в ее глазах, испугала ее сильнее любых слов.


— Я не лягу в клинику, — заявил Джефферсон. — Какой в этом смысл? Еще несколько месяцев жизни, проведенных вдали от тебя. Нет, я соглашусь на это, только если ты не хочешь или не можешь ухаживать за мной здесь. — Последние слова он произнес таким небрежным тоном, что Грейс моментально поняла: он с ужасом ожидает ее ответа. Поэтому она обняла его, сказав, что останется с ним столько, сколько потребуется, что она справится, и ради него она справится с чем угодно.


На нем была голубая спортивная рубашка с короткими рукавами, по цвету точно подходившая к его глазам, и легкий ветерок, налетавший с болот, периодически затопляемых морской водой, обвевал его лицо, разглаживая напряженные черты. Они шли медленно и часто останавливались, чтобы Джефферсон мог перевести дух.

— Это, должно быть, нетрудно, перевести дух, — сказал он, пытаясь улыбнуться, и прислонился к лежащей на песке перевернутой и брошенной лодке. — Особенно если учесть, что в последние дни мне не удается проглотить комок в горле, дыхание застревает.

Грейс собралась сфотографировать его, но потом передумала и опустила камеру в глубокий карман своего старого твидового жакета. Она вдруг поняла, что хочет снимать его как можно чаще: эти фотографии помогут ей выжить, после того как его не станет. Поздно вечером и рано утром, когда он спал, она работала в крохотной фотолаборатории, внимательно рассматривая негативы и решая, какой из них напечатать. Потом она проводила долгие часы над готовыми фотографиями, изучая каждую черточку его, каждую смену выражения, чего никогда не смогла бы сделать с живым человеком. Он начинал нервничать и раздражался, если она все время держалась рядом. Ему не нравились ее «встревоженные взгляды», как он называл их. Но по ночам, сидя в одиночестве в фотолаборатории, она всматривалась в его лицо и улыбалась, если улыбался он, и морщилась от боли, если замечала, как болезненно кривятся уголки его губ.

— Все нормально, можешь меня фотографировать, — сказал он.

— Я знаю. Просто света уже мало, — солгала она. Они двинулись дальше.

— Не деликатничай со мной, Грейс, — сказал он.

Она искоса взглянула на него.

— Что ты имеешь в виду под словом «деликатничать»?

— В тот день, когда ты прекратишь фотографировать меня, я пойму, что превратился в ходячий труп.

— Неправда, мне нужны твои фотографии, чтобы…

— Чтобы вспоминать меня, я знаю. Но я знаю и то, что ты обожаешь свою работу, так что не говори, будто медленное умирание не интересует тебя с профессиональной точки зрения.

Грейс открыла было рот, чтобы запротестовать, но потом лишь покачала головой и улыбнулась, осторожно положив руку ему на плечо.

— Нет, лучше я промолчу.

Он улыбнулся в ответ.

— Помимо того, что ты захочешь вспоминать меня, есть еще одно соображение. Будущие поколения будут глядеть на эти снимки и говорить: «Так вот он какой, этот Джефферсон Макгроу, который умирал медленно, но с таким необычайным достоинством». — И тут он заплакал. Он плакал, она обнимала его, и на этот раз глаза ее были сухими.

По ночам в фотолаборатории ей становилось все труднее. Она начала замечать перемены в его лице, которых не видела днем: вокруг глаз и в уголках губ у него появились новые морщинки от боли, а в глазах поселилась неизбывная усталость.

— Вы видите его каждый день, каждую минуту, — объяснила ей Джой. — Вы не замечаете незначительных перемен. И это совсем неплохо.

— Я вижу их на фотографиях, — обронила Грейс.

Он проснулся только к ленчу. Они даже выпили немного белого вина с креветками и французскими булочками. Лучи солнца проникали сквозь открытую дверь и окна, заливая кухню теплым ярким светом, обманчивым, внушающим надежду на то, что жизнь — все-таки неплохая штука.

К полудню он разнервничался из-за своих детей. Он позвонил родителям Черри, но они отказались сообщить ему, где можно найти Черри и девочек.

— Ты и так причинил им достаточно боли, — заявила теща.

— Но девочки? Я должен увидеться с ними.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как ты стал обманывать их мать.

— Я думал о них и о Черри, именно поэтому и не ушел от них.

— Так что, теперь они должны быть тебе благодарны? — Грейс расслышала в трубке женский смех, резкий и театральный, хотя она стояла в двух шагах от аппарата. «Какая мать, такая и дочь», — подумала она.

Джефферсон обратился к своим бывшим коллегам по адвокатской конторе с просьбой выяснить, что можно предпринять.

— Грейс, я могу больше никогда не увидеть своих дочерей.

Он еще раз позвонил тестю с тещей.

— Мне очень жаль, Джефферсон, но я уже сказала тебе: в данный момент Черри и девочки не хотят ничего слышать о тебе. Я знаю, что ты болен, и мне очень жаль.

— А как насчет девочек? Неужели у них нет права увидеться со своим отцом, до того как он умрет?

— Ну, не стоит преувеличивать, Джефферсон. С девочками все в порядке, и мы не видим никакой нужды в том, чтобы заставлять их пройти через эти… неприятности.

— Именно так она и выразилась, — пожаловался Джефферсон Грейс, — «неприятности». Должен сказать, что, наверное, больше всего на свете я буду жалеть о том, что уже не увижу, как моя дорогая теща сама столкнется с этими «неприятностями».