— Спасибо большое, конечно, но не сегодня.

Поэтому она опустилась на пол, чтобы ее не было видно в окне, и ползком пробралась обратно в спальню. Там она бросилась на постель, измученная и опустошенная так, словно прожила невероятно трудный день. Спустя десять минут зазвонил телефон. Грейс сунула голову под подушку.

Окна были закрыты, занавески задернуты, а телефон отключен. Она лежала, с головой укрывшись покрывалом, никто не мог увидеть ее. В Хиллсайд-хаусе ее ждали только к часу дня.

В полдень она с трудом выползла из спальни и спустилась вниз. Ей надо было заняться счетами. Усевшись за свой письменный стол, она с ненавистью уставилась на груду писем, оставшихся без ответа, неоплаченных счетов и невскрытых конвертов, потом протянула руку и взяла первый попавшийся. Из него Грейс узнала, что еще на прошлой неделе ей следовало оплатить счет, если она не хотела, чтобы ей отключили газ. Если у нее непредвиденные трудности, необходимо позвонить по номеру телефона, указанному в верхнем углу письма — и это тоже надо было сделать на прошлой неделе. Может быть, она и вправду столкнулась с непредвиденными трудностями? И можно ли считать таковыми процесс поиска чековой книжки, затем заполнение чека, наклеивание марки на конверт и путешествие к почтовому ящику? Вероятнее всего, нет. Она оплатила этот счет и еще один за телефон, лениво подумав: специально ли эти компании придумывают такие длинные названия и имена получателей платежей. Из обихода почти полностью исчезли аббревиатуры типа «СЕЕ», или «СГ», или «БТ». Нет, эти парни явно избрали своим лозунгом девиз «Чем длиннее, тем лучше». Грейс всегда приводило в содрогание одно название: Открытая компания с ограниченной ответственностью «Бритиш Телекоммюникейшнз». Стопка готовых к отправке конвертов росла, и постепенно она успокоилась. Разрезать — вскрыть — вынуть — подписать — лизнуть — готово. Разрезать — вскрыть — вынуть — подписать — лизнуть — готово. И снова, и снова, и еще раз.

Еще одно письмо написала женщина, которая спрашивала, можно ли бесплатно разместить в школьном журнале одну из сделанных Грейс фотографий. Можно. Вперед. Не стесняйтесь. Рада, что вам понравился снимок. Надписать — лизнуть — наклеить марку — готово. Сначала одну ногу, потом другую, шаг за шагом. Делать — делаю — сделано, только так. Ты чувствуешь себя дерьмово, лучше бы ты умерла, но ты жива, а это еще хуже, но если тебе только что удалось сделать дело, это уже кое-что, верно?

Она огляделась по сторонам в поисках еще какого-нибудь неотложного дела, которое позволило бы ей опоздать на ленч. Взгляд ее остановился на цветке в горшке, который стоял на подоконнике окна, выходившего на запад: Дженни сказала, что для него — это самое подходящее место. Она принесла его Грейс, когда он был только маленьким отростком, и, хотя Грейс уже успела забыть, как он называется, она полюбила его. Это было жизнелюбивое маленькое растение, которому пришлось пережить и засуху, и наводнение, и холодные сквозняки, и сухую жару, но, все равно, оно недавно зацвело. Грейс растрогалась. Неделю назад маленькие белые цветки с мягким медовым запахом робко проклюнулись сквозь поросль толстых блестящих зеленых листочков всего за одну ночь. Но сейчас что-то было не в порядке. Она подошла к окну. Листочки обвисли, утратили блеск, а цветы начали осыпаться и усеивали подоконник, подобно крошечным белым звездочкам. Она сунула палец в грунт, чтобы проверить, не пересох ли он. Нет, земля оставалась влажной. Она приподняла горшок, но воды в блюдце не было, значит, корни не могли начать гнить. Но почему же цветок заболел? Робина подарила ей несколько книжек по садоводству, но среди них не было ни одной о домашних цветах. Робина считала домашние растения совершенно бесполезными, если речь, конечно, не шла об азалиях или гортензии. До знакомства со своей свекровью Грейс и не подозревала о том, что у цветов существует своя социальная иерархия. Миссис Шилд держала дома азиатские ландыши.

— Не умирай, маленькое растение, — прошептала Грейс, и глаза ее наполнились слезами. Она смахнула их рукой. Происходящее казалось нелепым: она не привыкла плакать, и уж тем более над цветочным горшком.

Время уже перевалило за час дня, когда она поднималась по длинному пологому склону к Хиллсайд-хаусу, разглядывая через окна картины чужой семейной жизни. У нее вошло в привычку пристально всматриваться в окна, автоматически выбирая нужный ракурс. В большинстве комнат присутствовали растения, всех форм, видов, размеров и «социального статуса». В коттедже Мидоу на подоконнике росла роза в горшке. Бутоны у нее были плотными, коричневого цвета. Они обречены, непременно опадут и уже никогда не распустятся в цветки. От подобного зрелища на Грейс повеяло грустью и тоской — еще одно обещание так и не сбудется, не принесет своих плодов. Дальше стоял дом, построенный в 1930-х годах, с полуразрушенной пристройкой под стеклянной односкатной крышей. Пристройка была полна растений. По углам росли крепкие саженцы с мясистыми листьями, у которых только-только начали распускаться бутоны. Они были высажены в пластиковые корзинки, тогда как нежная орхидея занимала ярко освещенное центральное место и для нее кто-то не пожалел денег на вычурный цветочный горшок из китайского фарфора. И у миссис Уорнер, жившей через два дома от Эбботов, тоже на подоконнике в кухне стояло растение, которое разрослось намного сильнее, чем предполагалось. Оно выглядело пронырливым и коварным, выпустив свои многочисленные побеги, которые уже захватили весь подоконник и теперь ползли вверх по стене. Грейс решила, что никто не рискует взять и подрезать его из опасения, что оно обидится и умрет от злобы. От этой мысли она вдруг почему-то здорово разозлилась. Будь у нее с собой садовые ножницы, она прямиком направилась бы к этому растению, обкорнала бы его под самый корень, и плевать на последствия.

Потом пошел дождь. Он внезапно обрушился на землю с потемневшего голубого неба, удивив всех, в том числе и солнце, которое продолжало ярко светить сквозь завесу дождевых капель. Дождь оказался проливным, и Грейс, которая была в одном свитере, поспешила укрыться под раскидистыми ветвями ясеня. Мимо прошел мужчина, ничем не примечательный такой человек, и, поравнявшись с Грейс, поднял лицо к небу и засмеялся. Грейс тут же захотелось швырнуть в него чем-нибудь или выкрикнуть что-то оскорбительное: какое право имел этот несчастный идиот смеяться над дождем?


Всегда одно и то же. Когда Грейс впервые оказалась в доме своей свекрови, ей понравился этот уютный и немного неряшливый на вид дом: сосновое полированное дерево, акварельные пейзажи на стенах, миски для собак, тяжелая керамическая посуда и тканые ковры. Она восприняла грязь на половиках и налет пыли на столах и безделушках как глоток свободы после стерильно чистой квартиры миссис Шилд, которая все время натирала и полировала полы и мебель, стирала пыль и проверяла чистоту подошв. Миссис Шилд, в свою очередь, нанеся визит новым родственникам, заявила, что их здоровье подвергается опасности, заклеймив Робину как плохую хозяйку Она клятвенно уверяла, что мерзкие блохи искусали ей все ноги, да и вообще, какой смысл расстилать повсюду эти ковры ручной работы, если они так и норовят подставить тебе подножку?

Робина не осталась в долгу, дав понять, что бедная Эвангелина, к несчастью, из низшего слоя среднего класса, чем и объясняются ее плебейские вкусы. Она обронила, что было бы лучше, если бы она меньше внимания уделяла натиранию полов, а оказывала бы посильную помощь людям в своей общине. Впрочем, миссис Шилд по секрету поделилась с Грейс своими соображениями: по ее мнению, благотворительность начинается с собственного дома, и хотя мокрые пятна, оставленные на полу собаками, и антисанитария в кухне может показаться кому-либо признаками богемной жизни, она считает это обыкновенной неряшливостью и нечистоплотностью.

Поначалу Грейс приняла сторону Робины, но впоследствии признала правоту миссис Шилд и поинтересовалась, нельзя ли оставаться святой и при этом хотя бы иногда вытирать пыль.

Робина попыталась преподать Грейс урок хорошего тона, настоятельно порекомендовав ей есть пудинг вилкой, а не ложкой. Однажды Грейс решила устроить ей проверку и, когда свекор со свекровью пожаловали к ним в гости, угостила их фруктовым компотом. И что вы думаете — Робина упрямо не расставалась с вилкой! Грейс пришла в изумление и решила, что за спокойным фасадом Робины кроются дьявольские силы. В тихом омуте, знаете ли, черти водятся. Следом возникла проблема с бумагой — туалетной бумагой. В Хиллсайд-хаусе она непременно должна была быть белой, как салфетки «клинекс». Миссис Шилд пользовалась одну неделю бледно-зеленой, другую — розовой, третью — небесно-голубой бумагой, а салфетки, которые она разбрасывала вокруг, подобно лепесткам какого-то гигантского тропического цветка, всегда были с многоцветным узором. В один из воскресных дней за ленчем Робина чрезвычайно долго и утомительно разглагольствовала о том, что в магазине имеется в наличии туалетная бумага только персикового цвета: «Представьте себе, совсем нет белой». Тогда-то Грейс и решила, что Робина вовсе не так сильна и уверена в себе, как представляется. Нет, подумала она, следует вести себя крайне осторожно с женщиной, весь день которой может быть безнадежно испорчен из-за цветной туалетной бумаги.

Сегодня за столом собралось гораздо больше гостей, чем обычно. У родителей гостила Леонора с Рори, хотя в данный момент она отдыхала наверху. Кроме того, присутствовали, естественно, Нейл и Джанет, а также Леонард Браун, школьный священник, директриса Гленда Шоукросс и, наконец, Дебби, сменившая Стюарта. Дебби страдала абсолютной глухотой. Кейт шепотом сообщила:

— В отличие от Стюарта она бесконечно благодарна за приглашение. Она обожает мамочку.

Грейс вздохнула:

— В этом она не одинока. Я все время встречаю таких людей. Они останавливают меня на улице и говорят: «Разве она не замечательная?» и «Мир стал бы намного лучше, если бы в нем было больше таких людей, как она».