Стажеры звали его по имени-отчеству: «Николай Иванович» — все-таки ему было уже под пятьдесят. Я, в силу давности нашего знакомства, позволяла себе звать его просто Лешей. У него не очень-то получалось химичить за моей спиной, и он держал дистанцию, справедливо опасаясь, что я, в случае чего, вспомню ему все. Наше общение, если послушать со стороны, было на грани фола. Белову словно доставляло удовольствие отпускать сальные шуточки и делать непристойные намеки. Если я приносила интервью с мужчиной, он начинал подкалывать относительно возможного романа. По его мнению, сделать интервью с актером, музыкантом просто так я не могла, нас обязательно должна была связывать постель. Как-то я принесла материал о мальчиковой группе, тогда они только появлялись. Белов вопросительно посмотрел на меня.

— Следуя твоей логике, Леша, — групповуха.

Стажер, сидевший в кабинете Белова, густо покраснел.

— Слушай, а давай я тебе Вовку на воспитание дам? — Он кивнул в сторону притихшего юноши. — Научишь его профессии.

— Леша, я не беру учеников: хорошему я не научу, а плохому он научится без меня.

Белов захихикал. Юноша еще больше вжался в стул. Он еще не знал, что от Белова можно ожидать всякого.

Для меня в общем-то было удивительно, как, работая столько лет в журналистике, зная досконально кухню, он умудрялся перессориться если не со всеми, то со многими представителями актерской, литературной и музыкальной тусовки. Мне часто приходилось от него слышать, что с тем или иным персонажем невозможно общаться. На деле выяснялось, что это не так. Человек, которого он характеризовал крайне негативно, оказывался замечательным собеседником. Многие, услышав его фамилию, морщились:

— Это он — журналист?

Я не вступала в эти разговоры, потому что не считала возможным обсуждать профессиональные качества коллег у них за спиной.

Все шло неплохо. Материал о грибах напечатали, все были довольны. Выйдя вечером из редакции, я решила немного прогуляться по Москве. День был солнечный, спешить, что удивительно, было некуда. В конце концов, такая возможность представлялась нечасто.

Я шла не спеша, куда глаза глядят, петляя переулками и снова возвращаясь на оживленные улицы. И вдруг я увидела, как тусуется народ. Именно тусуется. У некоторых в руках были бокалы с шампанским и с вином, кто-то курил. Я решила посмотреть, в чем же дело. Профессия дала и здесь о себе знать. Я подошла поближе. Это оказался мебельный салон. На столах стояли вазы с фруктами и вино, лежали коробки конфет. Я уверенно вошла, как будто так и надо, как будто именно меня ждали все это время. Огляделась. Вниз вела лестница. Я спустилась. Внизу была еще одна экспозиция и еще один накрытый стол с таким же ассортиментом, как и при входе. Я попыталась вычислить, кто же из присутствующих — местный. Услышав, как девушка обещала даме в темно-синем костюме, что материал выйдет в следующем номере, я дождалась конца разговора и попыталась аккуратно узнать, по какому поводу торжество:

— У вашей фирмы день рождения?

— Нет. Мы были на Миланской выставке и успели на наш, Российский мебельный салон, где представляли ту же коллекцию. А вы, простите, кто?

Я представилась. Мы обменялись визитками.

— Шла мимо и вот решила зайти посмотреть, что происходит. Может, что-нибудь напишем?

— Почему нет?

— Нужна какая-нибудь интересная фактура.

— Даже не знаю… Хотя… На креслах и диване, которые мы выставляли, сидел сам Жерар Депардье, он специально приезжал на эту выставку. Потом купил из нашей экспозиции кресло для кабинета. Правда, другое.

— Замечательно. У вас фотографии есть?

— Да.

— Ну и замечательно. Будем считать, что материал есть. Я вам позвоню.

— Хорошо. А пока — угощайтесь, развлекайтесь. — И она пошла общаться с другими гостями.

Первая мысль, посетившая меня после этого разговора: «Это я удачно зашла». И поужинала, и материал нарыла, и полезным знакомством обзавелась. Одним словом, вечер удался.

Утром я поделилась своими соображениями с Димкой.

— Как же ты решилась зайти?

— Вижу — народ тусуется. Тусовка и без меня — что за на фиг? А когда увидела, что столы накрыты, думаю, будь что будет, но надо зайти.

— Значит, все решил фуршет?

— Не поверишь, но мне в тот день было лень готовить ужин.

— Вот уж правду говорят: лень — двигатель прогресса. Слушай, вы с Владом на прошлой неделе были на премьере.

— Какую ты имеешь в виду?

— Ну, он еще говорил, что снял там каких-то двух баб.

— Да? Сразу двух?

— Этих… Забыл, как их фамилии. — Димка моих подначек не заметил.

— И что теперь?

— Ну и где фотографии?

— Это ты у него спроси. Он же снимал.

— А что с моим материалом про мебельный салон?

— Картинки нужны.

Фотографии с Миланской выставки, довольно забавные, прислали «по мылу». Материал о выставке вышел в конце недели. Так что все остались довольны.

Я выпила кофе и решила, что после такой круговерти можно расслабиться. А зря.

— Ты не забыла, что послезавтра сдаешь интервью с Маргаритой Кривицкой? — вернул меня к действительности Димка.

— Что бы я без тебя делала, заботливый ты наш.

Я точно помнила, что ее телефон у меня есть, и была уверена, что здесь обойдется без эксцессов. Но в тот день удача отвернулась от меня. Я набрала номер, но телефон не отвечал. Ни определителя, ни автоответчика не было. Это меня насторожило. Я стала обзванивать друзей в надежде, что у кого-нибудь окажется заветный номер. Не было ни у кого. Причем все искренне удивлялись, поскольку полагали, что телефоны всех актеров академического театра у меня есть.

Когда я позвонила Женьке, у которого, как я знала, есть все, мне удалось лишь узнать, что этот телефон не действует.

— У меня ее телефон вычеркнут, значит, звонить бесполезно. А нового нет.

— Что же делать?

— А ты папе позвони. Я с ним общался. Он мужик нормальный, совсем не такой монстр, каким его часто представляют.

Папа Маргариты, Владимир Андреевич Кривицкий, известный режиссер, обладал, наверное, всеми существующими регалиями и к тому же был обласкан властями. В общем, большой человек.

— Ага, позвонить и сказать: «Владимир Андреевич, не знаете, где ваша дочь блондает? Я ее никак найти не могу».

— Что я тебе могу сказать?

— И на том спасибо.

Я положила трубку и задумалась. Обзвонила всех, кого только было можно. Никто ничего не знает. У меня нет даже телефона, а на все про все — два дня. В театре телефон точно не дадут, не тот случай. Засада! Тогда я решила позвонить актеру Виктору Токмакову, работающему в том же театре, что и Маргарита. Я знала, что у него есть театральная книжка с адресами и телефонами всей труппы. Вдруг повезет?

— Витя, привет! Ты меня не выручишь? Нужен телефон Маргариты Кривицкой. Мне послезавтра материал сдавать.

— Ничем помочь не могу. У меня нет ее телефона. В книжке напротив ее фамилии стоит пробел. Шифруется девушка. Единственное, что могу тебе сказать, — у нее завтра спектакль.

— Ты мне предлагаешь ее пасти весь день? Офигела твоя голова, дорогой.

— Больше, к сожалению, ничего хорошего не скажу.

— Ладно, и на том спасибо. Счастливо!

— Пока.

Идея пришла, как всегда, неожиданно. Я решила написать Маргарите записку, причем таким пятистопным ямбом, чтобы запомнилось навсегда. Раскланяться так, чтобы ее самолюбие было польщено по полной программе. В конце оставила свои телефоны и попросила перезвонить. Вложила в конверт номер газеты поприличнее и поехала в театр, благо это была всего одна остановка на метро. Оставила конверт на вахте и стала ждать. Интуиция подсказывала, что должно сработать. А она меня практически никогда не подводила.

Вечером я еле доехала до дома. То ли погода менялась, то ли объем информации, свалившийся на мою бедную голову, дал о себе знать. Но я «тормозила», что называется, по полной программе. Когда я поняла, что раздружилась с головой окончательно, тишину нарушил телефонный звонок.

— Здравствуйте, это Рита Кривицкая.

— Здравствуйте. — Я не сразу сообразила, кто это, поскольку в моем окружении ее тезок было предостаточно.

— Я получила вашу записку и газету. Я очень тронута вашим предложением об интервью.

— Завтра это возможно?

— Да, конечно. Только позвоните мне с утра. Мало ли чего.

— Вы, если можно, телефон оставьте.

— Да. Записывайте…

На следующий день мы сидели в театральном буфете за чашкой кофе и болтали, словно были закадычными подружками, которые давно не виделись. Рита произвела на меня приятное впечатление. Во всяком случае, она нисколько не была похожа на «серую кардинальшу», как ее многие представляли. Уже уходя, я столкнулась с Токмаковым.

— Привет, какими судьбами?

— Интервью с Кривицкой делала.

— Все-таки раздобыла телефон.

— Не без проблем, но раздобыла. Вы же, великие, телефоны без конца меняете. Только успевай отслеживать.

— Ну и хорошо. А сейчас куда?

— Наверное, домой. Мне завтра текст сдавать. А что, есть альтернатива?

— Давно не виделись, думал, может, посидим, поговорим?

— «А поговорить?» — вспомнила я известный анекдот. — Что ж, отдыхать тоже когда-то надо, так что часок уделить могу.

— Ну и славно.

Мы поговорили о нелегкой доле артистов, журналистов и вообще людей творческих. Поделились проблемами, не обошлось и без бесконечных баек. В общем, славно время провели. Потом каждого из нас ждала работа: Виктора — спектакль, а меня — расшифровка его интервью. Оно лежало уже почти неделю — руки все не доходили.