– Твоя мать умерла неожиданно?

– Нет, она умерла от рака, и она знала. Это только для меня случилось очень быстро. Идем.

И Артур повел Лорэн к океану, окаймлявшему сад. Они уселись у скал.

– Если бы ты знала, сколько часов я провел сидя здесь вместе с ней. Мы часто приходили сюда посмотреть на заход солнца. Один закат не похож на другой. Из-за температуры океана, воздуха, из-за многих вещей краски неба никогда не бывают одинаковыми. Как в городах люди возвращаются в определенный час, чтобы посмотреть новости по телевизору, так здесь люди выходят посмотреть заход солнца, это ритуал.

– Ты долго прожил здесь?

– Мне было десять лет, когда она умерла.

– Сегодня вечером ты покажешь мне заход солнца!

– Здесь это обязательно, – улыбаясь, сказал он.

– Дом отлично сохранился, – сказала Лорэн.

– Энтони маниакально следил за ним. Садовник, мастер на все руки, рыбак, кормилица, сторож – Энтони был неудавшимся художником, и мама приютила его. Он жил здесь во флигеле.

До того как папа попал в авиакатастрофу, Энтони был другом моих родителей. Я думаю, он всегда любил маму, даже когда папа еще был здесь. Подозреваю, что они стали любовниками, но намного позже. Она поддерживала его в жизни, он поддерживал ее. Они мало разговаривали между собой, во всяком случае, когда я бодрствовал, но они необычайно понимали друг друга. Им хватало одного взгляда. В молчании они находили прибежище от всех жестокостей, с которыми обоим пришлось столкнуться в жизни.

Им было так спокойно вместе, что других это обескураживало. Казалось, что Лили и Энтони избрали своим кредо отказ от гнева или возмущения.

– Что с ним стало?

– Энтони на десять лет пережил Лили. Остаток жизни он провел, ухаживая за домом. Лили оставила ему деньги – таков был ее стиль: предвидеть все, даже непредвиденное. В этом Энтони был похож на нее.

Он умер в больнице в начале зимы. Одним солнечным и свежим утром он проснулся усталым. Смазывая петли ворот, он внезапно почувствовал глухую боль в груди. Пошел между деревьями, пытаясь вдохнуть воздух, которого вдруг стало не хватать. Старая ель, под которой он проводил весенние и летние сиесты, приняла его под свои ветви, когда он, обессиленный, упал. Ошеломленный болью, Энтони дополз до дома и позвал соседей. Его отвезли в отделение неотложной помощи в Монтеррей, где он и умер через день.

После его смерти семейный адвокат связался со мной, чтобы узнать, как поступить с домом. Он сказал мне, что был поражен, когда побывал там. Энтони все убрал, как если бы уезжал в путешествие, в тот день, когда почувствовал себя плохо.

– Может быть, это он и собирался сделать?

– Энтони – уехать в путешествие? Нет, даже чтобы заставить его съездить за покупками, требовались долгие переговоры, и начинать их надо было загодя. Нет, я думаю, у него сработал инстинкт, как у старого слона: он почувствовал, что пришел его час. Или, возможно, он устал и поддался.

Тут Артур вспомнил, что однажды ответила мать на его вопрос о том, боятся ли взрослые смерти: «Если ты хорошо провел день, рано встал, чтобы пойти со мной на рыбалку, набегался, поработал в розарии с Энтони, то к вечеру ты устал. И даже ты, который терпеть не может укладываться в постель, будешь счастлив улечься.

Жизнь напоминает один из таких дней. Мысль, что в конце ты отдохнешь, приносит спокойствие и утешение. Когда все становится трудным и утомительным, вечный сон не пугает, как раньше».

Мама была уже больна, и я думаю, она знала, о чем говорила.

– А ты ей что сказал?

– Я вцепился в ее руку и спросил, не устала ли она. Она улыбнулась. Короче, я хотел сказать, что не верю, будто Энтони устал жить, нет, это не депрессия; я полагаю, к нему пришла мудрость.

Они направились к дому, но Артур свернул, чувствуя, что готов зайти в розарий.

– Мы идем к сердцу королевства, в розовый сад!

– Почему «сердце королевства»?

– Лили была помешана на розах. На моей памяти розы были единственным предметом ее перепалок с Энтони. Она заказывала черенки по каталогу, ее гордостью было разведение сортов со всего мира, особенно если в примечании указывалось, что климатические условия, необходимые для благополучного существования растения, совершенно отличны от местных. Для нее становилось делом чести уличить садоводов в невежестве и вырастить из черенка куст.

– И много таких кустов было?

Он насчитал около ста тридцати пяти. Однажды, когда начался страшный дождь, Энтони и мать встали среди ночи и побежали в гараж за огромным куском брезента. Энтони закрепил три угла брезента кольями, а четвертый они вдвоем держали на вытянутых руках, один – забравшись на складную лестницу, другая – стоя на вышке теннисного судьи. Когда гигантский зонтик становился слишком тяжелым от скопившейся дождевой влаги, они его встряхивали. Буря длилась больше трех часов. «Если бы дом загорелся, я уверен, они меньше бы всполошились. Посмотрела бы ты на них наутро, они были как две развалины». Но розарий был спасен.

– Посмотри, – воскликнула Лорэн, – сколько еще здесь цветов!

– Да, это дикие розы, они не боятся ни солнца, ни дождя; тебе лучше надеть перчатки, если хочешь их срезать – на них полно шипов.

Они провели большую часть дня, вновь и вновь открывая для себя уголки просторного сада, окружающего дом. Артур показывал деревья, зарубки, которые когда-то оставил на коре. Обходя кругом одну из сосен, он показал место, где сломал ключицу.

– Как ты умудрился?

– Я созрел и упал с дерева!

День пролетел незаметно. Вечером они вернулись на берег океана, уселись на камни и увидели картину, ради которой люди съезжаются со всего мира. Лорэн широко развела руки и воскликнула: «Микеланджело сегодня в ударе!» Артур глянул на нее и улыбнулся. Вернувшись в дом, они вместе совершили «уход за телом», потом Артур развел огонь в камине в маленькой гостиной.

– Так что такое черный чемоданчик?

– Ты ничего не забываешь!

– Нет, просто внимательно слушаю.

– Это чемодан, который принадлежал маме; она хранила там письма и сувениры. Я думаю, что этот чемодан, по сути, содержит все главное в ее жизни.

– Что значит – «я думаю»?

Чемодан был великой тайной. Весь дом принадлежал Артуру, кроме шкафа, где лежал чемодан. Доступ был категорически запрещен. «И я не стал рисковать!»

– Где он?

– В кабинете.

– И ты так ни разу и не вернулся, чтобы открыть его? Поверить не могу!

Глядя, как Лорэн скептически сморщила лоб, Артур признался:

– Ладно, правда в том, что я всегда трусил.

– Почему?

– Не знаю; боялся, что это изменит образ, который я сохранил, боялся, что печаль будет слишком сильной.

– Сходи за ним!

Артур не двинулся с места. Лорэн настаивала, чтобы он сходил за чемоданчиком. Бояться нечего. Если Лили убрала всю свою жизнь в чемоданчик, то именно для того, чтобы однажды сын узнал, какой была мать. Она любила его не для того, чтобы он жил, не прикасаясь к ее образу.

– Риск любви в том, что любишь недостатки так же, как и достоинства, они неразделимы. Чего ты боишься – что станешь осуждать мать? Ты по натуре не судья. Ты не можешь отворачиваться от того, что там хранится, ты нарушаешь ее же закон!.. Ведь она оставила чемоданчик, чтобы рассказать о себе, чтобы ты продолжил то, что время не позволило сделать ей, чтобы ты действительно узнал ее, не только как ребенок, но глазами и сердцем мужчины!

Артур несколько секунд размышлял. Потом встал, пошел в кабинет и открыл шкаф. Посмотрел на черный чемоданчик, лежащий на полке, взялся за потертую ручку и понес прошлое в настоящее.

Вернувшись в гостиную, он сел по-турецки рядом с Лорэн, и они поглядели друг на друга, как два ребенка, обнаружившие шкатулку с сокровищами.

Переведя дыхание, он сдвинул две защелки, и крышка открылась. Чемодан был наполнен конвертами самых разных размеров, в них лежали письма, фотографии, какие-то маленькие предметы, самолетик, слепленный из крутого теста, который Артур изготовил ко Дню матери, пепельница из пластилина – его же подарок на Рождество, ожерелье из ракушек непонятного происхождения, серебряная ложечка и детские пинетки. Настоящая пещера Али-Бабы. Сверху лежало адресованное ему письмо.


Мой Артур!

Вот наконец ты и дома. Время затягивает раны, хотя не избавляет нас от шрамов. В этом чемодане ты найдешь все мои воспоминания – и о тебе, и до тебя, и те, о которых я не могла рассказать, потому что ты был еще ребенком. Ты увидишь меня другими глазами, ты многое узнаешь; я была твоей мамой, но я была и женщиной, со страхами, сомнениями, поражениями, сожалениями и победами. Чтобы давать советы, которыми я тебя щедро наделяла, я тоже должна была ошибаться, и со мной это случалось часто. Родители – это горы, на которые всю жизнь стараешься взобраться, пока однажды сам не заметишь, что играешь их роль.

Знаешь, нет ничего более сложного, чем вырастить ребенка. Всегда стараешься поступать правильно, прекрасно зная, что беспрестанно ошибаешься. Для большинства родителей все сводится к любви, даже если иногда не можешь избавиться от доли эгоизма. Жизнь – вовсе не священнодействие. В тот день, когда я закрыла этот чемоданчик, я испугалась, что разочарую тебя.

Я не знаю, сколько лет тебе будет, когда ты прочтешь это письмо. Я представляю тебя молодым красивым мужчиной лет тридцати, может, старше. Боже, как бы я хотела прожить эти годы рядом с тобой. Если бы ты знал, до какой степени мысль, что я не увижу тебя утром, когда ты открываешь глаза, не услышу звук твоего голоса, когда ты меня зовешь, опустошает меня. Эта мысль причиняет мне большую боль, чем недуг, который уносит меня так далеко от тебя.