– Ты влюбился до того, когда решил играть роль другого человека или уже после того, как мы с тобой переспали! Извращенец! Стрекоза противная! Я ненавижу тебя! Возвращайся обратно в свою Америку! Психи! Ненавижу! – Гарри резко останавливается, и я падаю прямо на него. Мы заваливаемся на дорогу, перекатываемся по снегу. Пытаюсь придушить его к чёртовой матери. Луплю руками, ногами. Всем, чем придётся, но он блокирует каждый удар, заваливаясь на меня и прижимая в земле, смешанной со снегом.

– Ненавидишь? Правда? – Шепчет он, тяжело дыша.

– Да! Ненавижу! Убью! За твои чёртовы бубенчики подвешу! Ты кинул меня! Ты использовал меня! И Эд знал обо всём! Вы издевались надо мной! Вы…

Кислород заканчивается, когда его губы касаются моих. Гарри обхватывает моё лицо холодными и мокрыми ладонями, прижимаясь ближе. Моё сердце замирает на секунду, а затем горячие слёзы вырываются из глаз. За всё это время. За каждую минуту, пока я корила себя за чувства к тому, кого не было. За боль. За горечь. За неудачи.

– Джози…

– Как ты мог? Я же… я… ты существовал, а он сказал, что играл со мной. Это правда? Вы придумали это всё…

– Нет, нет, Джози. Эд так сказал, потому что мой отец его заставил. Это долгая история, но я всё расскажу так, как оно было. Обещаю тебе. Я не играл. Я жил. С тобой жил. Я влюбился. Я изменился. Я вернулся, Джози. Я думал о тебе постоянно. Я писал тебе сообщения, но не мог их отправить, иначе бы тебе испортили жизнь по приказу моего отца. Он решил всё за меня. Не было у меня выхода, Джози. Любимая… я люблю тебя. Я очень люблю тебя. И клей тоже реален. Я чувствовал его и боль от него. Я корил себя. Я растерял все цели. Я сдулся. Я…я люблю тебя. Очень-очень люблю тебя. И я остаюсь здесь. Мы откроем наш ресторан. Мы будем вместе. Я здесь. Я живой, и я здесь. Я вернулся к тебе, Джози. Я вернулся настоящим. Об этом сюрпризе я тебе говорил тогда. Я думал, что мы поменяемся с Эдом и приедем к тебе вместе. Я останусь с тобой и всё расскажу, но не смог. Меня… долгая история и не для этой минуты. Я люблю тебя. И я никого никогда не любил, а тебя полюбил. С тобой я лучше, чем есть на самом деле. С тобой у меня вырастают крылья за спиной. Я. Люблю. Тебя. Джозефина…

– О, Господи. Гарри! – Взвизгиваю я. До меня только сейчас полноценно доходит, что происходит. Это он. Такой же, как и раньше. Те же чувства, но сильнее. То же восхищение им, но глубже. Та же любовь, но настоящая.

– Гарри, – шепчу, дотрагиваясь до его лица. Он улыбается мне и кивает.

– Гарри, кроха. Гарри.

– Боже… боже мой, это ты. Ты живой… ты… ты… я думала, что всё. Я сошла с ума… я… Гарри, – хватаю его за волосы и тяну на себя, слыша его писк от боли.

Целую его губы. Целую щёки. Целую нос и плачу. Целую и плачу. Так до бесконечности. Если я рехнулась, то это самое лучшее психическое заболевание.

– Кроха, – трётся холодным кончиком носа о мой.

– Надо встать, иначе ты заболеешь, а я не так планировал встретить Новый год и первую нашу ночь вместе. У меня в планах долгий согревающий массаж, а потом долгий сон, – Гарри поднимается с меня и помогает встать.

Я глазам своим не верю.

– Вы так похожи.

– Мы близнецы, Джози. Но ты нас различаешь, – смеётся и тянет меня к машине.

– И это не липовые документы, да? Прости, я в ужасе и пока в шоке, – шепчу я.

– Нет, мои документы не липовые. Всё в порядке. Я знал о том, что ты будешь в шоке.

– А Эд? Он в Америке? Он женится? Или я это выдумала?

– Нет, ты не выдумала это, и он уже женат. Сегодня рано утром я получил его фотографию с женой из Вегаса. Ты не досмотрела альбом. Он женился на моей бывшей невесте, от которой обещал избавить меня. И он избавил меня от неё.

– Ты был помолвлен, когда спал со мной? – Возмущаюсь я, ударяя Гарри по плечу в машине.

– Эй, кроха, полегче, я же за рулём. Нет, я лично не делал ей предложения. Это сделал Эд, чтобы выслужиться перед отцом…

– Твой отец! Я видела его! Тогда! В ту ночь! Он обозвал меня грязной девкой! – Взвизгиваю я, отчего Гарри кривится.

– Это он может. Эд рассказал мне обо всём. Они оба видели, как мы утёрли нос старичкам.

– Боже мой… ты Гарри. Ты живой, – пальцем тычу в него, вызывая смех.

– Живой я, живой, кроха. И я Гарри. Между нами большой бадабум приправленный дзинь… я соскучился по твоим равиолям. Я голодал одно время, это был протест, потом наелся всякого дерьма. Я вспоминал тебя каждую минуту.

– То есть ты вернулся, чтобы я тебя покормила? Вот ты наглец! – Прыскаю от смеха.

– А то. Я такой. Но серьёзно если, то я вернулся, чтобы остаться здесь навсегда, Джози. Навсегда. Я имею в виду, что переехал сюда с одной сумкой и небольшой суммой от Эда и поселился в твоём доме. Вообще-то, твои родители мне его сдали, и я собираюсь там сделать ремонт.

– Так ты ещё и приживалка беспардонная, – вставляю я.

– Я предупреждал, что от меня тебе не избавиться. Я желе, помнишь? И я поглотил тебя в себя, так что терпи и перевоспитывай меня, хотя чувствую, Чаку это понравится больше, – цокает Гарри.

– Наверное, мои родители были в ужасе.

– О-о-о, сначала твой отец пытался убить меня из дробовика, пока его не остановила Френсис. Затем он орал, что я обманываю его и испортил твою жизнь. А после выпитых пары бутылочек пива он был в шоке часов двадцать и молча смотрел на меня, как на привидение. Вроде бы сейчас уже отошёл и сдал мне твой дом в аренду, чтобы я свалил из их.

– Ничего себе… выходит, всё это правда? И про унитаз тоже правда?

– Ещё бы. Я тебе не такое расскажу…

– И те девушки. Ты со всеми спал?

– Это прошлое, ладно? С момента, как я встретил тебя, у меня не было секса ни с кем. Я пытался в Америке, но не получилось. Я думал о тебе, и я…у меня посинели бубенчики. Тебе исправлять.

– Извращенец чёртов! – Смеясь, снова ударяю его по плечу.

– М-м-м, как же скучал по этим ударам. Я дома, узнаю разгорячённую кровь и предвкушаю синяки на своём теле. Идеально.

Качаю головой, и в ней до сих пор не укладывается, как такое возможно. Это так странно и нереально, но, оказывается, бывает. Конечно, мне именно это и досталось. Спокойно у меня ничего не выходит.

Пока мы едем к дому моих родителей, я ощущаю, как хандра исчезает, и радость заполняет собой каждую частичку моего тела и сердца. Я оживаю, начиная понимать, что всё это время пыталась доказать бессмысленную вещь. Я сильная и я парень Джо. Но с Гарри я другая. Я не хочу больше бороться за то, что вызывает у меня отвращение. Я не желаю возвращаться в Лондон и пахать, как проклятая, на работе, где меня не ценят. Я хочу чего-то стоить. И с Гарри я становлюсь бесценной.

Гарри. Боже мой, он настоящий.

– Пошли, кроха, они тебя очень ждут и безумно скучали, – Гарри помогает мне выйти из машины и достаёт мою сумку.

Он держит меня за руку, улыбается и чмокает в щеку. И словно всех этих дней и не было без него. Он снова озаряет собой каждую минуту моей жизни. Он рядом. Не больно. Прекрасно. Между нами очень сильный клей, и я люблю его. Очень люблю.

– Джози? – Гарри замечает, что я упираюсь ногами перед дверью в дом, и поворачивается ко мне.

– А что дальше будет? Ты уедешь? Ты снова бросишь меня? Я завтра проснусь и тебя не будет рядом? Ты иллюзия? – Шепчу я.

– Кроха, нет. Я никуда не уеду и не брошу тебя. Я останусь здесь, ждать тебя и буду приезжать к тебе в Лондон. Ты будешь засыпать и просыпаться в моих руках каждый день. Я буду…

– Гарольд, чёрт бы тебя побрал, я же всё слышу! – Дёргаюсь от грозного голоса, доносящегося откуда-то отца сбоку.

– Прости, Чак, но факт остаётся фактом. Между нами есть секс и не только он, – пожимает плечами Гарри. – И хватит подслушивать, – добавляет он.

Господи, я ведь дома.

Дверь распахивается, и на пороге появляется мама со слезами на глазах. Она выдёргивает меня из рук Гарри и обнимает. Целует в щёки, передавая отцу, сначала осматривающему меня и тяжело вздыхающему.

– Ты моя хорошая. Я так скучал. И этот засранец меня раздражает, но буду терпеть ряди тебя, – смеюсь, чмокая папу в щёку, и обнимаю его.

Мама без умолку рассказывает о том, как их ошарашил Гарри своим приездом и новостями, пока я снимаю куртку и шарф. Она то плачет, то хохочет, а папа закатывает глаза и передразнивает её, стоя за спиной, отчего мы смеёмся. Гарри берёт меня за руку. Наши глаза встречаются, и всё исчезает снова. Я вижу его одного, такого сумасшедшего и безумного. Я узнаю его из сотни похожих, потому что люблю именно его вот такого. Наглого, безбашенного, весёлого, странного и незнакомого до сих пор, но в то же время родного, близкого, любимого.

– Значит, на свадьбу Лолиты вы пойдёте вместе? – Интересуется мама за поздним ужином.

Мы с Гарри переглядываемся, и он пожимает плечами.

– Ты им не говорил правду?

– Я не успел. Был занят Чаком и спасением собственной жизни.

– Но ты хочешь пойти?

– Да… я… скучал по ним тоже. Они такие простые и деревенские… – папа прочищает горло от слов Гарри.

– Я не сказал, Чак, что это плохо. Я сказал, что мне они этим и нравятся. Они не строят из себя тех, кем не являются. Они часть становления моей личности, как и вы все. И я рад быть здесь. Я благодарен вам за то, что вы приняли меня и кормите бесплатно.

– Отработаешь в парниках, – вставляет папа.

– Мы могли бы пойти тридцатого на вечеринку перед свадьбой. Лола говорила о ней. У них будет совместный мальчишник и девичник в баре Колла. Думаю, это будет отличным подарком к Новому году, – предлагаю я.

– Почему бы и нет, но мы это можем обсудить и завтра. А сейчас, если ты поела, то поехали домой. Я перенервничал, и мне нужен хороший и долгий сон с тобой…

Ой, зря он это сказал.

– Джозефина остаётся здесь, а ты, парень, держи свои причиндалы подальше от моей дочери…

– Чак! Ты был ещё хуже, прекрати! – Смеясь, обрывает его мама.