– А теперь спи, – Гарри чмокает меня в губы и обнимает руками, прижимая к себе.

Улыбаясь, закрываю глаза и впервые за всю свою жизнь понимаю, как же мне хорошо. Обычно… ладно, я никогда не засыпала так, как с Гарри, в пекле от стучащего рядом сердца. И оно мне нравится. Очень нравится. Безумно нравится. Я идиотка. Я влюбилась, и это само по себе делает меня особенной для этого мира. Так странно и в то же время правильно. Так много лет прошло, слишком много, а за несколько дней жизнь изменилась бесповоротно. Порой бывает и такое, что ты вроде бы знаешь человека, а, оказывается, что никогда не видела его по-настоящему. И вот глаза распахиваются, мир становится ярче и забавнее, чем был раньше, в то же время опаснее и интереснее. А всё из-за одного человека. Наверное, это и есть начало долгого пути друг к другу.

Утром просыпаюсь одна и хмуро собираюсь, слыша приглушённые разговоры родителей внизу. Важный день, и как только я об этом вспоминаю, то нервы медленно натягиваются в струны, и хочется спрятаться под одеялом. Но я, как взрослая, спускаюсь вниз и, по обыкновению, целую сначала маму, а потом папу, и сажусь на своё место.

– Где Эд? – Интересуюсь я, наливая себе чай.

– Уже уехал, чтобы начать работать над финальными аккордами моей гениальной идеи. Он поехал печатать флаеры и ему придётся незаконно пробраться к принтеру Колла. Я собираюсь доделать сцены и проверить ещё раз, как работают механизмы, а затем мы начнём всё перевозить на наше место. Тебя подбросить?

Переглядываюсь с мамой, прыскающей от смеха над словами «моей». Ага, конечно.

– Нет, пап, спасибо. Мне надо сделать пирожные и закуски для вечера. Надеюсь, их будет кому есть.

– Джозефина, откуда столько скептицизма? Всё пройдёт замечательно. Даже если людей будет мало, то мы всё сами съедим, хотя бы отдохну от плиты, – подбадривает меня мама.

– А петиция на рассмотрение новых правил и разрешение для открытия нашего ресторана, бара Колла и опровержением слов…

– Да-да, у Эдварда. Он передаст её мне, когда всё начнётся, и я буду сама, лично, глядя этим наглым уродцам в лицо, требовать участия. И я ещё мягко сказала, хочется подобрать для них словцо покрепче, – перебивает меня мама.

– Хорошо… ладно, что-то меня мутит. Лучше займусь кремом и…

– А ты, случайно, не беременна, Джозефина? Мутит её! Я тебе дам…

– Боже, Чак, прекрати. Даже если это и так, то пора уже. Хочу присутствовать на свадьбе хотя бы дочери. И к твоему сведению, Эдвард едва ноги передвигает. Да и, вообще, не твоего старого ума дело. Ты собирался работать, так вперёд. Не порть нам настроение, – тихо хихикаю, наблюдая, как мама выхватывает тарелку с недоеденной кашей у отца.

– Но я же…

– Не заработал. Вперёд и с песнями, – цокает мама, демонстративно выбрасывая кашу в мусорный бак.

– Злая ты женщина, Френсис. И уж поверь мне, когда всё это закончится, то я потребую сына. Переизбыток женщин в доме, и у меня даже прав никаких не осталось. Как раб для вас. Ничего не ценят. Вот уйду…

– Да-да, иди. Направление верное. Прямо за дверь, – взрываюсь от хохота, когда папа хлопает дверью, продолжая бубнить себе под нос.

– Всё будет хорошо. Поеду с ним к Лолите и девочкам, вдруг нужна будет помощь, – мама целует меня в щёку и быстрым шагом направляется к двери, подхватывая подготовленную корзину с закусками для всех.

– И куда это ты без меня собрался, Чак, смею спросить? Ты что, память растерял? Тогда тебе пора к врачу, старость так быстро подобралась…

– Боже, – закрываю лицо руками, хохоча от шуток своих родителей и их продолжающихся споров на улице. Это так здорово. Они милые и влюблённые друг в друга до сих пор. Я бы тоже так хотела. Мы никогда не были богаты, но у нас всегда были еда на столе и одежда, которую можно носить, радость и любовь. Этого достаточно для нормальной жизни здесь. А в Лондоне? Ритм другой. Люди другие. Цены другие. Всё чужое. Я не знаю, хочу ли ещё туда? Стоит ли моя мечта потери того, что я уже имею? И ведь если я уеду, то вернуться будет нельзя. Это будет означать, что я ничтожество и ничего не могу добиться. Так нужно ли настолько высоко поднимать планку?

Только к трём часам дня, вспотевшая, постоянно проверяющая сообщения от ребят в чате и не желающая больше двигаться, вообще, складываю пробные рекламные пирожные с ягодами, мини-булочки с капустой, шпинатом и клубникой, маленькие сэндвичи, пластиковые тарелки и стаканы, шпажки, трубочки и всё, что мы украли из ресторана Лолы и бара Колла, в контейнеры для гостей. Нагружаю несколько сумок, коробок и пакетов, ставя всё к двери. Получаю сообщение из чата от Гарри, что за мной уже едут, а пока они устанавливают сцену, протягивают электрические шнуры от переносного щита, который папа когда-то очень давно собрал сам. В общем, всё стало настолько страшным, что я не могу спокойно сидеть, ожидая, когда меня заберут из дома. До вечеринки осталось всего четыре часа, и через три мы должны развести флаеры всем, кого найдём в двух городах. Помимо этого, у нас ещё есть и СМС-рассылка. Я не могу это даже про себя назвать грандиозным шоу, потому что всё настолько слабо. И я боюсь, что мы провалимся. Музыка отключится, произойдёт взрыв из-за перенапряжения или даже пожар… боже. Позитивные мысли. Только чёртовы позитивные мысли!

– Джо! – В дом влетает Бруно, чуть не спотыкаясь о сумки перед дверью.

– Ну как? Что там у вас? Где Эд? Папа никого не прибил? – Заваливаю его вопросами.

– Эм… вообще-то, всё в порядке. Были кое-какие неполадки с электричеством, но Чак всё наладил. Заряда хватит часа на три точно, а дальше можно будет перебраться в тот же самый сарай. Лола и Глори его тоже подготовили. Не волнуйся, всё в порядке. Нам осталось только развести флаеры, открыть сцены, дождаться темноты и превратиться в монстров. Твоя мама сегодня предложила сделать импровизированные ворота, над чем и корпит сейчас Колл. Но будет круто. Что брать? – Бруно с таким энтузиазмом рассказывает, что я чувствую себя среди них паникёршей и предателем. Если уж перфекционист Бруно так рад и говорит, что всё в порядке, то мне точно не стоит переживать. А я переживаю… как можно этого не делать?

Помогаю ему перетащить всё в машину и забираюсь внутрь.

– Ты что отцу сказал?

– Ничего. Я просто ушёл с работы и сообщил всем, что у меня выходной. Без объяснений причин. Он меня прикончит, когда увидит, но… это так возбуждает. Я плохой парень. Я очень плохой мальчик. Эху, – смеётся Бруно, надавливая на газ.

Закатываю глаза и отворачиваюсь к окну. Мы едем к сараю, в котором есть мини-холодильник, который Бруно украл с фабрики. Он называет это «позаимствовал», но откровенно украл. Там же и начнётся переодевание, что меня ещё больше подавляет. Я не хочу быть мумией, хотя Лола заверила меня, что костюм будет отпадным, но что-то я сомневаюсь. Вот я пессимистка. Аж от себя страшно.

Ребята единогласно ещё вчера проголосовали за то, что сами поедут развозить флаеры, а девушки даже не посмеют быть к этому причастными. Конечно, это мило, но грозит парням огромными проблемами, если идея Эда не выгорит. Папа собирается быть вышибалой и одновременно следить за механизмами и светом, включая и выключая его. Задача мамы – собирать подписи и умасливать гостей. Свободные от заданий и поручений девчонки из группы поддержки будут предлагать напитки и закуски, пока идёт шоу.

Кажется, я провалюсь. Оглядываюсь вокруг и, слыша смех и весёлые голоса девушек, я нервничаю. Сейчас ребята должны уже объехать половину города, и Гарри сам поедет к мэру домой. Боже, я так за него боюсь. Только бы его не посадили за такое. Для всех это весело, а для меня губительно. Я чёртов Гринч! Бешу сама себя, натягивая улыбку и снимая свою одежду. У Ферга будет костюм волка. Лола, превратившаяся в эту ночь в волчицу, конечно же, помогает мне облачиться в юбку с оторванными кусками и выкрашенную в цвет грязной марли и в такой же топик. Глори разрисовывает мои руки и ноги, к ним присоединяется Кэсс, распуская мои волосы и заплетая их в тонкие косички.

– Почему вы так издеваетесь надо мной? – Бурчу я, часто моргая, когда Лола приклеивает мне ресницы. Она-то выглядит очень сексуально в облегающем комбинезоне, с шикарным макияжем, милыми ушками и хвостом. Она шикарна, в отличие от Глори в образе невидимки. Ну ещё и Кэсс… она чёрная пантера. Это семейство меня бесит. Они все красивые, и на их фоне я, действительно, как грязная, старая мумия.

– Да хватит уже… из дерьма не вылепить конфетку, – фыркаю я, подавленная своими же мыслями, и отталкиваю руку Лолы, собирающуюся ещё немного нанести блеска на разукрашенные впалые щёки.

– Джо…

– Брось, я же понимаю, что не гожусь ни на одну из ролей. Я уродец, – передёргиваю плечами, скатываясь с жестяной банки, служащей стулом.

– Это ты прекрати. Надоедливый, подавленный и вечно кислый Эд пропал, но ты сейчас пытаешься стать им. Не надо. Ты другая, Джо. Ты всегда была весёлой и старалась приободрить каждого. Не бери на себя ту роль, которая тебе не принадлежит. Ты прекрасна. А сейчас стала ещё прекраснее. Тебя нельзя ничем испортить. Думаешь, я так выгляжу, потому что мне природой дано? А вот ни черта. Знаешь, сколько я масок делаю утром и вечером, чтобы лицо не обсыпали прыщи. Или во скольких радостях и сладостях я себе отказываю, чтобы моё тело не разнесло. У меня склонность к полноте. Так что прекрати прибедняться. Ты ешь всё подряд. У тебя идеальная кожа, и это без дорогих косметических средств. У тебя даже волос больше на голове, чем на всём моём теле. И уж точно, я не хочу произвести впечатление на Эда, а вот ты это делаешь, – она чётко проговаривает каждое слово, удерживая меня за плечи на месте.

– Ты красивая, очень красивая…

– Не в красоте дело, Джо. А в том, что именно ради тебя Эд всё это затеял. И ты будешь блистать сегодня. Ты и только ты. Это терапия. Может быть, я так хочу загладить свою вину за то, что смеялась вместе со всеми в прошлом, когда узнала, что ты стояла в одних трусах на балу. Я не знаю, но сейчас все мы делаем что-то для другого. И это правильно. Ты замечательная, хоть и ходишь словно угрюмый тролль в последние часы, но это всего лишь волнение. Это нормально. Я тоже волнуюсь, как и все. Это решающая ночь, и каждый из нас будет главным персонажем для кого-то. Я для Ферга. Кэсс для Колла. А ты для Эда. И он будет смотреть только на тебя. Он это и делает последнее время, но сегодня ты задашь им жару. Поняла меня? Ты не посмеешь перечеркнуть мой труд и оторвёшься на сцене так, словно это последний день в твоей жизни. А теперь сиди и молчи, пока я тебя докрашу, у меня задница потеет в этом костюме, – хрюкаю от смеха и прочищаю горло. Лола улыбается, набирая на кисточку блёстки, и проводит ей по моим скулам.