– Покормишь? – Улыбаясь, спрашиваю её.

– Гарри, – хлюпая носом, Джози смеётся и быстро кивает мне.

Я не смогу уехать. Билет пропадёт, и я не воспользуюсь им. Я знаю, что проявил слабость и свою привычку валить раньше, чем мне настучат по голове. Я испугался того, что могу убить за эту девушку даже просто из-за сказанных о ней или ей слов. Я испугался своих чувств и разочарования во всём своём прошлом, в брате, отце и Нэнси. Но не в Джози. Она не давит на меня. Она ничего не требует, а мягко подсказывает, как мне быть. На каком-то ментальном уровне я привязался к ней, и это не просто похоть. Я даже о сексе сейчас не думаю. Я, вообще, перестал быть зацикленным на нём. Мне нужно тепло. Человеческое тепло. Её. Я никогда его не знал, а она открыла его мне.

Я буду бороться дальше. Я никому не дам причинить ей боль. Особенно Эду и Нэнси. Время пройдёт, и я покажу брату, что он тупой баран, а я смог добиться больше, чем он. Я отдам ему всё, что заработаю, а потом мы поменяемся. И я вернусь сюда за Джози. Я вернусь и заберу её с собой или перееду в Лондон. Мне плевать. Но до этих пор я стану личностью, которой буду гордиться сам.

Глава 24

Гарольд

Всю свою осознанную жизнь, особенно в последние три-четыре года, я не засыпал трезвым. Я всегда был пьян. Пьян от алкоголя. Пьян от секса. Пьян от веселья. Пьян от кайфа. Пьян от самого себя. Но ни разу я не был так счастлив, как сейчас. Это странное чувство. Тихое очень. Оно не выбрасывает адреналина в кровь. Оно не толкает на безумные поступки, вроде гонки в нетрезвом виде по дорогам. Но оно такое нужное для любого человека. А я не знал его. Я никогда не чувствовал себя обделённым в нём, потому что заменял его деньгами, алкоголем, сексом и на первом году студенчества кокаином, пока об этом не узнал отец и не надавал мне лещей. Но жизнь куда интереснее, чем алкоголь и наркотики. Она другая. Она может быть яркой в любом месте. Главное, начать с себя и понять, где твоё место. А моё вот здесь.

Целую в висок Джози, спящую на моём плече, и перекладываю её голову на подушку. Я выспался и, оказывается, мне не нужно это делать до полудня. Хватает всего четырёх часов, чтобы взяться за дело и, действительно, решать проблемы.

– Скоро вернусь, – шепчу, убирая волосы с лица Джози и, кажется, я влюбляюсь. Сильно влюбляюсь в неё. В заботливую, искреннюю даже в ярости, кроху.

Вхожу в кухню и осматриваюсь. Мы говорили вчера очень долго. Обо всём. О бизнесе. О будущем Джози и о её мечтах стать шеф-поваром в Лондоне. О работе, на которую она согласилась. О неудачах, которых она боится. Я слушал её. И мне впервые не хотелось говорить о себе, хотя обычно всегда вставлял своё «я». А с ней я превращаюсь в придурка, слюнявого и желающего ещё больше общения. Она рассказывает удивительные вещи о том, как человек стремится стать чем-то большим, а не просто крутым чуваком, напивающимся до беспамятства, и у которого одни вечеринки на уме. Благодаря такой открытости и честности в беседе о неудачах Джози, я начал думать и о себе в другом ключе. Это странно, что я, вообще, начал думать. Но мне нравится. У меня, оказывается, есть мозг, а не только седалищное место и член.

Помыв посуду, которую мы вчера оставили после поедания до одурения вкусных равиолей с ягодами, ставшими теперь номером один в моих гастрономических пристрастиях, выхожу из дома и улыбаюсь яркому солнцу. Пешком направляюсь в бар, рядом с которым я оставил свою машину и обхожу его, чтобы подняться на второй этаж, где живёт Колл. Там небольшая каморка, доставшаяся ему от брата, погибшего в автокатастрофе два года назад. Я узнал многое о людях, которые меня окружают. Они все разные, но они вместе, и это невероятно. Я же всегда менял окружение, потому что оно быстро надоедало. Ладно-ладно, меня кидали чаще, чем я запоминал имена тех, с кем пил вчера. А здесь у каждого из них есть своя история, и у меня теперь тоже. Понимаете, о чём я? Я не просто никчёмный придурок, я личность… по крайней мере, становлюсь ей понемногу. У меня тоже может быть личная история моей жизни.

Обсудив с сонным Коллом предстоящую вечеринку, получив деньги и дав свои рекомендации, какой она должна быть сегодня, я готовлю нечто новое для себя. Романтичное и личное. Я делаю эту вечеринку для Джози и себя.

Но, конечно, я бы и дальше пребывал в раю с единорогами и блёстками, так и сыплющимися вокруг меня при каждом шаге, если бы не воспоминания о вчерашнем утре, омрачающие моё настроение. С Нэнси пора кончать. Такое поведение ни к чему хорошему не приведёт. Её поведение. Я не могу постоянно быть с Джози, пока она не уедет. И Эда тоже не смогу защищать. Поэтому пришло время разобраться с Нэнси. Я больше не позволю ей говорить те гадости, да ещё и угрожать Джози. Я боюсь её убить. Вчера я был готов это сделать. Я ненавижу свою мать. Я не понимаю её и никогда не пойму. Она больна. Психически больна, и это опасно для окружающих. Но я хочу дать ей шанс, которого раньше никогда не давал людям. Джози подарила мне их уйму и терпела мою задницу всё это время, значит, и я должен рискнуть познакомиться с матерью.

Подъезжаю к дому Нэнси и выхожу из машины. Слишком тихо. Полиция меня не забрала до этой минуты, значит, она не написала заявление. Надеюсь, что я хорошо отлупил её. Да, как бы это для других ни было плохо, но я не стыжусь сейчас того, что сделал. Мне не стыдно! Точка.

Поднимаюсь по ступенькам и глубоко вздыхаю. Нажимая на ручку двери, вхожу в освещённый солнцем холл. Тихо. Подозрительно тихо. Нэнси должна быть здесь. По моим наблюдениям, она редко выходит из дома, практически ни с кем не общается. А после вчерашнего у неё должно быть, как минимум, неприятное самочувствие.

Прислоняюсь к стене и только начинаю двигаться вдоль неё, как через секунду безумная психопатка выскакивает из гостиной с чёртовой кочергой, которая проходит по воздуху.

– Остановись! – Отпрыгиваю от Нэнси, замахнувшейся снова проклятой палкой.

– Это ты, – шипит она, прищуривая глаза.

– Да, это я. Нам нужно поговорить, но пока у тебя в руках эта металлическая фигня, я буду защищаться всем, что мне попадёт под руку. И я не обещаю, что ты выживешь, – угрожаю я.

– Куда ты дел моего сына? – Рыча, делает ко мне шаг. Глазами ищу что-то тяжёлое, чтобы обороняться.

– Я твой сын, как бы мне ни хотелось признавать этого. И то, что ты творишь, вышло за рамки моего понимания и прощения. Я пришёл, чтобы любым способом убедить тебя оставить в покое и меня, и Джози. Ты не смеешь поднимать на неё руку. Рискни на меня ещё раз, – залетаю в кухню, а Нэнси с криком прыгает в мою сторону.

Я уже не сомневаюсь, что она больна. Психически нездорова. Махать палкой на своего же ребёнка, пытаясь ранить или даже убить его, это край человеческой сущности. Это падение. Открываю первую попавшуюся тумбочку под раковиной и хватаю нож. Разворачиваясь, снова отпрыгиваю от Нэнси и выставляю его перед собой.

– Давай. Сдохнем сегодня вместе, если не успокоишься, – стараясь не кричать, произношу я. Она реагирует на агрессию ещё большей агрессией. Но я надеюсь, что вид холодного оружия в моих руках сможет привести её в чувство. Я не смогу убить её… просто ищу способ понять… как бы не хотелось обратного… она моя мать.

Мы смотрим в глаза друг другу. Бессловесная бойня. И я выигрываю. Нэнси поднимает подбородок и кладёт кочергу на стол, я тоже откладываю нож и моментально отбрасываю кочергу. На всякий случай. Жить ещё хочу.

– Где Эдвард? Куда ты дел его? – Свистящим шёпотом спрашивает меня.

Она же не может догадаться, что я не он, правда?

– Я и есть Эдвард, Нэнси. Это я, просто многое понял за несколько дней и больше не позволю тебе мной командовать. Я вырос.

– Нет. Ты не мой мальчик. Мой малыш никогда не позволял себе подобного. Он был рядом со мной практически каждую минуту моей жизни, пока не стал чаще общаться с малолетней шлюшкой Чака. Это Джо тебя подбила на убийство моего сына?

– Что за ерунду ты несёшь? И прекращай оскорблять Джози. Она здесь ни при чём. Это только между нами с тобой. Ты вчера получила то, что заслужила, Нэнси. А ещё раз подойдёшь к нам, я снова это сделаю. И я буду это делать столько раз, сколько ты делала в прошлом. Я переломаю тебе кости, как ты мне. Я сломаю всю твою жизнь, как ты пыталась сделать с моей. Я больше не предупреждаю тебя, Нэнси. Я открыто объявляю тебе войну. Это всё, что мне было нужно от этой встречи. Я хочу, чтобы ты знала. Ты мне не мать и никогда ей не была. Мы чужие, и это так и останется. Оставь меня в покое и Джози тоже. Оставь нас. Прощай, – делаю шаг в сторону, но она перекрывает мне путь.

– Гарольд. Это ты. Второй. Тот, кто мёртв для нас с сыном. Гарольд, – выплёвывает она с таким отвращением, отчего меня пронзает боль. Я сейчас не могу быть удивлённым или же шокированным тем, что она всё же догадалась. Она ненавидит меня. Гарри. Не Эда, а меня. За что?

– Не понимаю, о чём ты говоришь…

– Гарольд. Ты должен был умереть. Но ты выжил. Выжил и вернулся. Куда ты дел моего сына, Гарольд? – Нэнси толкает меня в грудь.

Горечь собирается в горле, и она имеет кислый, тошнотворный привкус. Гадко как… больно так.

– Где мой сын? Что ты сделал с ним, Гарольд? Зачем ты приехал сюда? Ты убил моего сына? Где мой мальчик? Куда ты дел моего сыночка, ублюдок? – Она хватает меня за майку и дёргает за неё. Смотрю в её глаза и не верю. Это так страшно встретить мать, теперь понимающую, кто перед ней, и слышать подобное. Одно дело роль играть, а другое быть собой и страдать оттого, что я для неё мёртв.

– Я твой сын, – с болью отвечаю и отцепляю её руки от себя, зло отталкивая Нэнси.

– Ты не мой сын. У меня один сын, и его зовут Эдвард. Это твой папочка задумал? Наглая пигалица Джо тоже участвует в заговоре? Я знаю! Знаю! Ты приехал сюда, чтобы помочь сучке забрать мою пекарню! Ничего у вас не выйдет! Это моя пекарня! Вы не получите с неё…