– Не пугай меня, милочка. Только благодаря мне ты и держишься на плаву, а теперь решила забрать всё у меня? Я не отдам тебе свою пекарню!

– Она и не нужна мне. Я отошла от дел и уволилась. Я уезжаю отсюда…

– Вот и отлично. Оставь моего сына в покое. Ты ему достаточно уже жизнь испортила и настроила его против меня. А он мой, поняла? И если надо будет, то я тебя убью, чтобы убедиться, что ты больше не будешь пудрить мозги моему сыну.

– Ты что, угрожаешь мне, Нэнси? Я отцу скажу обо всём, и он тебе задницу надерёт. А что до Эда, то он уже взрослый, чтобы самому принимать решения. И вряд ли он захочет, чтобы ты была рядом с ним. И я думаю, что любой полицейский участок заинтересуется тем, что ты невменяема и применяла физическую силу к ребёнку. Уходи отсюда и даже не суйся ко мне, – зло отвечаю я.

– Маленькая, а уже шлюха. Я знаю, что у тебя на уме. Это я расскажу твоему отцу, какую прошмандовку он вырастил. Подойдёшь к моему сыну – убью. Я видела вас вчера, и ты вешаешься на него, думая, что он отдаст тебе пекарню, испугается того, что ты уезжаешь. Вали прямо сейчас из этого города, иначе тебе будет плохо, Джозефина. Я тебя со свету сживу. А моё слово намного весомее, чем у девки, выставляющей все свои прелести напоказ и позволяющей лапать себя всем, только бы сорвать куш. Тебе ремня не хватало. Чак слишком жалел тебя, но ничего, я припасла для тебя свой, – наблюдаю, как Нэнси достаёт из сумочки самый настоящий кожаный ремень и складывает его пополам.

– Чак боялся это сделать, но, видимо, ты не поняла меня при последней нашей встрече. Это мой сын, и я тебе его не отдам. Я выбью всю дурь из тебя. Я…

– Закрой свой поганый рот, сука! – В одну секунду Гарри налетает на Нэнси и, хватая за талию, валит на пол. Я с криком отскакиваю, а из руки Нэнси выпадает ремень.

– Ты, тварь, с одного раза не поняла меня? Ничего. Это я сейчас тебя воспитаю! – Гарри рывком подскакивает на ноги и хватает ремень. Глаза Нэнси и мои одновременно расширяются от ужаса.

– За каждое слово, сволочь! За каждое поганое слово! – Гарри изо всех сил размахивается и бьёт мать по плечу ремнём. Она кричит от боли.

– Нет… пожалуйста… – скулю я, закрывая рот руками. Я не могу поверить в такое.

– Ещё хоть раз посмей поднять свою руку! Я тебя предупреждал, что отвечу сам за неё? Предупреждал? Я пытался говорить по-хорошему, но ты только силу понимаешь! Не смей! Угрожать! Моей! Крохе! – Гарри с такой злобой и ожесточённостью ударяет её снова по бёдрам, по ногам, по рукам, оставляя на внешней стороне ладоней тёмные борозды. Нэнси извивается, орёт так громко, что меня пронзает от страха, и я стою и не могу двинуться. Мне очень больно за Гарри. Не за его мать, а за него. Потому что он после стольких лет восстал против неё и сейчас мстит за каждый полученный от неё удар вот таким чудовищным способом.

– Хорошо тебе? Нравится? Нравится, сука? – Гарри наотмашь бьёт её вновь.

– Я, блять, тебя убью сам. Своими руками, если ты хоть пальцем её тронешь. Теперь я ясно выражаюсь? Ты меня понимаешь? Ты, тварь, слышала меня? Скажи ей хоть что-то подобное ещё раз, и я сверну тебе шею! – Гарри отбрасывает ремень и подскакивает к Нэнси. Хватает её за подбородок и с невероятно грубой силой сжимает.

– Не надо… прошу тебя… – тихо умоляю, подбегая к ним.

– Отвали, Джози…

– Ты, блять, слышала меня? Я тебя ненавижу, сука! Я тебя ненавижу всем сердцем? Ты не моя мать! Ты грёбаное чудовище! Ты…

– Пожалуйста, Гарри, не надо, – хнычу я, пытаясь оттащить его от Нэнси. А он дёргает её голову, и мне кажется, что сейчас и, правда, убьёт её.

– Прошу тебя, не бери грех на душу… не бери, – скулю, обхватывая Гарри за талию, и тяну на себя.

– За неё я тебя прикончу! Я тебя прикончу за Эда! Я не знал тебя всю свою жизнь и лучше бы этого и не произошло! Только приблизься ко мне или к ней ещё раз! Я тебе этот ремень в глотку засуну и заставлю жрать его! – Рычит Гарри, цепляясь пальцами за короткие волосы Нэнси.

– Вот что ты с ним сделала… это ты сделала…

– Заткнись! – Орёт Гарри, отталкивая меня от себя, и распахивает дверь.

– На хрен пошла отсюда! Я предупредил, и мне не жаль отсидеть в тюрьме за твоё убийство, сука! – Толкает её вперёд по лестнице и уже лежащую на земле пинает ногой. Нэнси корчится, стонет и скулит от боли.

Качаю от ужаса головой и отступаю.

– Блять! – Гарри с грохотом закрывает дверь, и его кулак бьёт по стене. Он жмурится от боли и хватается за голову.

– Сука… ненавижу её… – произносит так тихо. Скатывается по стене и обхватывает голову руками.

Меня трясёт от того, что сейчас случилось. Мне страшно за Гарри и безумно жалко его. Моё сердце разрывается, когда вижу его вот таким разбитым и подавленным. Да он больше, чем разбит! Он лупил свою мать чёртовым ремнём, которым она грозилась врезать мне! Такого ада я ещё не видела.

Опускаюсь на колени перед Гарри и прижимаю его голову к себе. Я ничего не говорю, слышу только его сухие всхлипы и целую в волосы. Он раскачивается, а его тело знобит от адреналина. Ему плохо. По моим щекам скатываются слёзы. Какой ужас. Это он терпел всю жизнь, а теперь ответил так, как она заслужила. Мне ни капли не жалко Нэнси, но я боюсь, что она, в отличие от меня, пойдёт в полицию, чтобы отомстить не своему сыну, а мне. Боже мой, почему я даже сейчас чувствую себя лишней?

Глава 23

Гарольд

Стучусь в дверь, слыша громкие разговоры за ней. Меня не волнует это. Я пребываю в странном состоянии. В шоке, наверное. Я никогда раньше так себя не чувствовал. И я не знаю, как к этому правильно относиться сейчас. Моя крутость ни черта, скотина, не помогает…

– Это он? Вещи этого слизняка валяются здесь? – Меня грубо втаскивают в квартиру, и толкают спиной к стене.

– Ферг, а ну, прекрати! Я сотню раз уже объясняла тебе, что здесь происходит! И ты уехал в свою Ирландию! Вот и отправляйся туда снова! – Кричит Лола, пытаясь оттащить от меня огромного парня, зло смотрящего на меня карими глазами. Он, правда, большой. Он очень большой. Что они здесь едят, раз такие переростки?

– О-о-о, я уеду! Я так уеду, что ему мало не покажется… – я вижу, как он заносит кулак для удара по мне, и скучающе перевожу взгляд на его лицо.

– Хочешь, ударь. Да… да, ударь меня. Я не против. Я… мне нужна боль… другая боль. Не внутри, а снаружи. Ударь и бей меня, пока боль не затмит разум, и я не отключусь. Ударь. Мне так больно. Больно… словно в груди застряло что-то острое, и оно буквально разрывает меня. Больно очень… причини мне другую боль. Ударь, – бормочу я.

– Эд? Ты…

– Он что, больной на голову? Он просит избить себя? – Фергюсон недоумённо поворачивает голову к Лоле, продолжая держать меня за гавайскую рубашку.

– Эд, что случилось? Убери уже свой кулак, идиот. Ты что, не видишь, ему плохо?! – Девушка шлёпает парня по плечу и отталкивает его от меня. А я смотрю на Лолу и ничего не вижу, кроме испуганных глаз Джози. Я слышу её крик, тихий голос… слёзы.

– Эй, красавчик, ну ты что? Что у тебя случилось? Ты очень бледный, и тебя немного трясёт, – Лола проводит ладонью по моему лицу, и мне противно.

– Не трогай меня… не прикасайся ко мне. Мне нужно в душ… я могу пойти в душ? Мне нужно помыться. Сейчас помыться нужно. Я грязный весь. Эта вонь… эти слова… я не хочу так, – мотаю головой и отхожу спиной к ванной комнате.

– Да… хм, конечно, Эд. Конечно. Я принесу тебе одежду…

– Я сам принесу ему одежду, а потом вышвырну отсюда.

– Ферг, прекрати! У него что-то плохое случилось! С Джо случилось что-то?!

– С Джо? С той самой Джо… парнем Джо?

– Дебил!

Шатаясь, добираюсь до ванной комнаты под громкий спор ребят и закрываю за собой дверь. Смотрю на свои дрожащие руки, и они горят. Я до сих пор ощущаю твёрдость ремня в них. Чёрт возьми, я ублюдок! Я напугал Джози, и теперь всё… я должен бежать отсюда! Бежать!

Забираюсь под душ и тру свои руки, тело. Хочу отмыться от воспоминаний. Они не мои. Я не буду чудовищем. Я не оно. Я уеду отсюда и затаюсь в Париже. Буду звонить Эду каждую минуту, чтобы он немедленно вернул мои документы и сам вернулся сюда. Если не захочет, позвоню отцу и сдам его, козла такого. Это не моя жизнь… не моя…

Джози… замираю, когда в голове проносится её имя. Мне жаль, что она видела меня в таком состоянии. Мне стыдно. Я потерял всю свою крутость у неё на глазах и превратился в унылое дерьмо, растёкшееся по полу. А она что? Гладила меня по голове и успокаивала своими руками. И меня это взбесило. Очень взбесило. Я не слабый. Мне не нужна эта ласка. Вообще, мне ничего от неё не нужно. Это просто похоть. Я хочу трахнуть её, вот и веду себя, как болван. Но моя игра зашла чересчур далеко.

Выхожу из ванной, переодевшись в свои джинсы, футболку и кеды, уверенный в том, что я всё правильно делаю.

– Эд…

– Закончили, Лола. Не хочу говорить, – резко обрываю её, бросая в сумку свои вещи под пристальным взглядом её бывшего парня, наблюдающего за мной.

– Куда ты идёшь? – Лола пытается перехватить ручку сумки, но я успеваю увернуться.

– Спасибо за всё. Ты была крутой, но не настолько, чтобы я здесь остался. И да, чувак, – указываю на парня, изгибающего брови, когда я обращаюсь к нему, – ты сделай уже выбор. Мозг не трахай ей. Хочешь быть с ней, тогда забирай и никогда не отпускай от себя. Не хочешь быть с ней, и тебе важнее твоё дерьмо и крутость, тогда сваливай и оставь её в покое. Суть жизни проста – ты или трус, или мудак. Я вот трус, который бежит от того, что причиняет ему боль. Для меня важнее моё дерьмо и моя спасительная раковина, но никак не большее. А ты можешь быть и неплохим мудаком, потому что по определению все мужики рождаются мудаками. Они изначально тупые куски грязи, но иногда встречается девушка, готовая увидеть в тебе больше, чем другие. И так ты из мудака вырастаешь в приличного человека. Только вот достоин ли ты быть приличным человеком или же трус, как я, который боится самого себя и того, что чувствует? Удачи, ребята.