Лина Мур - Между нами

Гарри. Я не могу больше звать этого человека Эдом. Он выхватывает из моих рук венчик и сжимает зубами, как будто это роза. Его глаза сверкают весельем, и он хлопает в ладоши, медленно приближаясь ко мне. Сама не замечаю, как начинаю улыбаться, а потом и смеяться, когда он прикладывает руки к груди, имитируя разбитое сердце, и протягивает мне руку. Я не могу устоять ни против зажигательных ритмов, ни против этого, неизвестно откуда взявшегося, обаяния Эда…

– Гарри, – выдыхаю я. Он притягивает меня к себе и улыбается.

– Верное замечание, Джози. Гарри. Не Эд. Гарри. И он обожает веселиться, – смеётся он, дёргая меня во все стороны. Я стараюсь подстроиться под него, но откуда я могла знать, что Гарри так умеет.

Мы танцуем. Я, как могу, Гарри дурачится, обхватывая мою талию и наклоняя меня вниз, отчего я охаю и жмурюсь от неожиданности. Я не понимаю, что случилось с Эдом, но этот человек мне очень нравится. Он не читает мне нотаций. Поддерживает самые бредовые идеи, и он танцует. И я не слышала за всю свою жизнь, чтобы он так много смеялся, как за эти несколько минут пока длится песня. Гарри очень красивый. Я никогда этого не замечала. Ни разу не смотрела на него иначе, чем на друга. По крайней мере, осмысленно. Но сейчас что-то во мне изменилось. Я наслаждаюсь обществом Гарри так, как никогда, не наслаждаясь Эдом.

Песня заканчивается, и Гарри отпускает меня, задыхаясь и обмахиваясь.

– Это было улётно. Мне нравится твой плей-лист. Знаешь, как понять, подходит ли тебе человек для долгого общения? Не нужно смотреть на то, кто его друг. Надо послушать, какие композиции он выбирает, – говорит Гарри и подходит к колонке, делая звук тише.

– Именно музыка отражает то, каким бывает человек в разные периоды жизни. Все его печальные мысли и желания, особенно желание веселиться. Плей-лист – это отражение его души и сердца в настоящее время, а порой это они и есть. Поэтому прежде чем дать согласие на дружбу, Джози, попроси послушать то, что слушает он. Так ты поймёшь, есть ли у вас что-то общее, – надо же, Эд никогда бы такого не сказал. Но Гарри повторяет мои мысли.

Не могу поверить, что это мой друг. Наверное, первый раз за долгое время мы нашли общее, и этим удивительным образом является музыка из мультиков. Жизнь непредсказуемая вещь, как и люди.

– Признавайся, ты тайно и без меня брал уроки танцев? – Интересуюсь, забирая из рук Гарри венчик.

– Лоботомия. Всё вылетело из головы. Абсолютно всё, – избегает ответа. Ладно, но я узнаю, когда выйду из собственного заточения.

– Что готовишь? – Гарри поднимает полотенце.

– Хочешь помочь?

– Научишь – помогу. Накормишь – налью бокальчик вина. Честный бартер, – улыбаясь, предлагает он.

– Ты знаешь, как готовить равиоли, Гарри. Это было нелюбимое блюдо Эда, и по идее должно быть твоим любимым, раз твоё второе «я» – твоя противоположность. Равиоли с моцареллой и шпинатом, – бросаю венчик в раковину, мою руки и, открывая холодильник, достаю заправку.

– Ты угадала. Обожаю итальянскую кухню. Могу душу продать за пасту, – закатываю глаза. Другого даже не ожидала.

– А как же калории? Не боишься снова набрать прошлый вес?

– Я отлично работаю по ночам, так что они мне больше не страшны. Ну, так что, кроха, научишь готовить равиоли? – Гарри склоняет голову набок, игриво поглядывая на меня, а я перестаю улыбаться.

– Если хочешь, – пожимаю плечами, отводя от него взгляд. Выходит, у него с Лолой всё серьёзно? Они занимаются сексом, и… противно. Отчего-то сейчас мне очень гадко внутри, хочется выпроводить Гарри и припомнить, что он больше здесь не живёт, да и, вообще, он Эд. Меня злит это.

– Хочу. С чего мне начать? – С энтузиазмом интересуется он.

– Руки помой, – фырчу я, а потом добавляю себе под нос, – а лучше не мешай и беги к своей Лоле.

– Что ты сказала? – Гарри выключает воду, и я поворачиваюсь к нему.

– Твой фартук на своём месте. Мы же не хотим испортить твой улётный прикид. Тебе в нём ещё на свидание к Лоле идти, когда ты набьёшь своё пузо. Не дай бог, потеряешь свой налёт крутости, если мука испачкает твою суперофигенную футболку, и ни одна цыпочка больше не посмотрит на тебя. Это же так важно для такого, как ты петушка, Гарри, – и всё же язвительный ответ срывается с моих губ.

Отворачиваюсь от него и отбрасываю полотенце. Начинаю мять тесто.

– Эй, меня хватит на всех, Джози. Расслабься. Я могу быть крутым даже с помётом в волосах. И ты напомни мне, где мой фартук. У меня же была лоботомия, помнишь? – Смеётся он, словно его, вообще, не задевают мои слова. А я бы хотела, чтобы его настроение было таким же поганым, как моё сейчас. И вино его гадкое не нужно. Ничего не нужно.

– Крайний шкаф слева. Висит на крючке, – фыркаю я.

Вот не зря я радовалась, что теперь одна здесь. Что Гарри, что Эд умеют испортить всё своим присутствием. Этого у них обоих не отнять, что доказывает – невозможно полностью измениться.

Джозефина

– Вряд ли тесто любит, чтобы с ним дрались, Джози, – в ответ зло сдуваю прядь и бросаю раздражённый взгляд на Эда.

Вернулся, птенчик. Долго летал в облаках. Сейчас начнётся лекция.

– Не нравится, ты знаешь, где выход. А это моё тесто и мой дом, смею напомнить. И я буду драться с ним столько, сколько посчитаю нужным без замечаний с галёрки.

– Ладно-ладно, злобная невеста мумии, расслабься. Я лишь заметил, что твоё настроение изменилось, и хотел развеселить, – парень поднимает руки и, усмехаясь, отходит подальше, когда видит, как я хватаю скалку.

– Так, дьявольская приспешница, только чур без твоих навыков ниндзя. Идёт? Я перестал прощаться со своей жизнью и оставлять свой желудок в унитазе только сегодня утром, как и моя шишка перестала болеть. Обещаю, что буду хорошим мальчиком, – вот только хочу ему врезать скалкой снова, как до меня доходят его слова, и всё сжимается от страха.

– Боже, Гарри. Твоя голова. У тебя сотрясение было? Ты в больницу ездил? Тебя тошнило? Ты…

– Эй-эй, остановись, Джози. Со мной всё окей. Да, немного тошнило, и голова болела, но это не смертельно. Лола услужливо заботилась обо мне и пичкала каким-то отвратительным супом, который продлил моё развлечение с унитазом. Так что я в порядке. Но самое классное во всём этом – меня стошнило прямо на Нэнси, когда я поехал к ней, чтобы врезать ей за тебя.

– Боже, – шепчу я.

– Да, было гаденько. Хоть и не врезал ей, но порцию моего красноречивого ответа о том, как я отношусь к ней, она получила. Ты бы слышала, как она орала, когда меня тошнило на неё. Это было круто. Я даже не знал, что мне делать, смеяться или продолжать рвать, – Гарри хохоча, ударяет ладонью по столу, а я с ужасом смотрю на него.

– Это же… это…

– Ага, я крутой, знаю, кроха. Можешь не рассыпаться в комплиментах. Нэнси мои слова надолго запомнит.

– Вообще-то, я хотела сказать, что это так отвратительно. Ты отвратителен, и я не вижу ничего смешного в том, что у тебя сотрясение из-за меня. Не надо было отпускать тебя. Вот знала, что без меня ты самостоятельно даже задницу себе подтереть не можешь, – выговариваю я, раскатывая тесто.

– Что? Да я…

– Ты будешь делать равиоли или только языком молоть? У меня от тебя уже голова трещит, – перебиваю его возмущения. Конечно, сейчас он расскажет, как ему хорошо без меня. И мне бы порадоваться, но не хочу слышать подобного. Это ведь будет означать, что столько лет усилий отправились коту под хвост.

– Буду, – буркает Гарри, приближаясь ко мне.

– Начинку накладывать будешь или резать?

– Всё, – обиженно отвечает он.

Закатываю глаза и достаю из шкафчика две ложки и два ножа. Один с тупым лезвием, а другой с резным. Делаю разметку на тесте и протягиваю Гарри ложку.

– Лоботомия у меня была, Джози. Что мне делать с ней? – Насупившись, спрашивает меня, указывая взглядом на ложку. Он издевается. Вот просто издевается надо мной.

– Идиот, – едва слышно фыркаю я. Бесит меня так.

– Смотри на меня и повторяй. На квадратики нужно выложить полную ложку начинки. Не выходи за разметку, – сразу же добавляю и привычным действием набираю в ложку моцареллу и шпинат со специями, выкладывая начинку на квадратик.

Гарри тоже набирает ложку начинки. Кошусь на него, выкладывая уже третий, а он пытается аккуратно один собрать. Странно. Эд хоть и выступает противником данного блюда, но прекрасно знает, как и что делать. А это попросту издевательство. Он играет роль Гарри, который якобы ничего не знает и сооружает какую-то башню из начинки.

– Похоже на парик, который раньше был модным в Париже? – Смеётся он.

– Он называется аллонж, – цокаю я. – Прекрати играть с едой.

– Плевать, как он называется. Теперь у меня получилась Эйфелева башня. Я крут?

– Ты придурок, – шумно вздыхаю и качаю головой.

– Сама такая, – фыркает Гарри, набирая вторую ложку начинки.

Мы в молчании заполняем квадратики. Хотя это только я заполняю их. Этот идиот смеётся себе под нос и выкладывает какое-то дерьмо на втором. Я уже перехожу к третьему ряду, а он всё играет со вторым квадратом. Детство у него в заднице свербит.

– Так, значит, Лола за тобой ухаживала? – Интересуюсь я.

– Ага. Когда не была в ресторане. Мне, действительно, было очень плохо.

– И даже в таком состоянии ты спал с ней?

– Я знал, что ты захочешь узнать подробности, кроха, – довольно улыбается Гарри.

– Да и чёрт с тобой, Гарри. Работай быстрее. Или ты только умеешь рассказывать, насколько крут, а на самом деле ничего из себя и не представляешь? – Едко поддеваю его. Он прищуривается и воспринимает мои слова, как соревнование.

Да, давай, Эд, покажи мне, как сильно ты изменился. Ага, конечно.

Гарри оставляет в покое своё «произведение искусства» и набирает ложку начинки, выкладывая её на следующий квадрат.

– У нас ещё не было секса, Джози. Я был не в том состоянии, чтобы завалить цыпочку. У меня на первом месте я сам, а потом уже цыпочки. Как бы это выглядело? Ты только представь. Меня тошнило чуть ли на каждые два часа, и в самый ответственный момент вырвать на лицо цыпочке? Нет. Это было бы невежливо, как минимум. А как максимум Лола выкинула бы меня на улицу, да ещё и репутацию испортила бы мне. Я же теперь первый парень в «школе», – нарушает тишину он.