И Мэтт вышел из комнаты.

* * *

Монитор ярким пятном выделялся в темной комнате. Мэтт только заметил, что уже наступил вечер. Он на автомате взглянул на дату в углу экрана. Пять месяцев двадцать шесть дней. Хватит считать. Перестань считать. Он взял очередную квитанцию из стопки и оформил онлайн-платеж. В их доме все летело в тартарары, но хотя бы денег на счете родителей по-прежнему оставалось достаточно. Когда у них отключили электричество, потому что Роджер и Эрин забыли о двух предупреждениях, которые пришли по почте, Мэтт предложил взять оплату квитанций на себя. У отсутствия света был, по крайней мере, один плюс: у них с родителями появилась тема для разговора. Скучно и не слишком приятно, но все-таки повод для общения. В их семье больше никто не разговаривал друг с другом – если не считать необходимых бытовых ремарок. Никто не смотрел друг другу в глаза. И уж точно никто не улыбался.

Мэтт пролистал текущий расходный счет, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом сделал то же самое с кредитными картами. На его губах появилась слабая улыбка – второй раз за долгое время. На прошлой неделе он увидел, что с карты списались деньги, и на мгновение ощутил радость и облегчение. Около ста долларов ушло на покупку в онлайн-магазине с товарами для праздников. Значит, Селеста что-то себе купила. Похоже, она все-таки решила устроить хоть какой-то семейный праздник и теперь готовилась к вечеринке. Наверняка она просто накупила украшений из уважения к памяти Финна, но Мэтту было все равно. Впервые с того жуткого, кошмарного февральского дня Селеста сделала хоть что-то позитивное.

Оплатив последний счет, Мэтт собрал квитанции, пропустил их через измельчитель бумаги и откинулся на спинку стула. Он понимал, что это обязанность его родителей, но ему было гораздо легче заняться бумагами самому, чем пытаться убедить маму и папу в необходимости этого дела. Он знал: это не навсегда. Мама справлялась… ну, по крайней мере, она делала успехи. Папа полностью сосредоточился на жене, поэтому Мэтту пришлось взять на себя все остальное, пока жизнь не вернется в норму. Хотя бы в какую-нибудь норму.

Он взял со стола письмо и тяжело вздохнул. Оно пришло из МТИ. Университет мог – должен был – стать единственным лучом света в царстве несчастья. Но, по крайней мере, приемная комиссия с полнейшим пониманием отнеслась к ситуации и дала Мэтту академический отпуск на один год. Сказал ли он об этом родителям? Он не помнил. Но что хорошего теперь его ожидало? Год в четырех стенах, в которых правило бал отчаяние? Год в доме, куда никого не пускали? У него оставалась возможность посещать некоторые лекции, но по-настоящему взяться за учебу он не мог. Нужно было подождать, пока… все уляжется.

Если честно, дело было вовсе не в нем. Дело было в Селесте. Да, она заказала какие-то украшения для вечеринки, но едва ли это являлось неоспоримым свидетельством того, что она выходит из депрессии. Селеста оставалась такой же пугающе отчужденной, и, как бы Мэтт ни старался, никаких подвижек не происходило. Но Мэтт знал наверняка: способ вернуть старую Селесту существовал. Должен был существовать. Просто Мэтт его не видел.

Финн наверняка придумал бы, что делать. А вот у Мэтта не получалось.

Его брат ужасно разочаровался бы, увидев, как Мэтт справлялся с проблемами Селесты. Точнее – как он сам считал, – совершенно не справлялся. Но он не знал, что еще придумать, как развеселить ее, как склеить то, что от нее осталось. Чертов Финн. Он всегда продумывал все до мелочей. Да, он любил риск, но хорошо осознавал степень опасности. Он готовился, планировал и действовал с умом. Финн никогда бы не заскочил в лодку просто так и не стал бы сплавляться по незнакомой реке. Ко всем своим безумствам он подходил рассудительно.

Так зачем же в тот день он залез на заднее сиденье машины Эрин? Как он совершил такую глупость? Не нужно было так спешить. Ведь он мог сесть на переднее сиденье, разве нет? И нажать на ручной тормоз, когда мать отъехала от дома на десять метров. Он мог сделать хоть что-нибудь – но не позволять Эрин на полном ходу нестись по обледенелой дороге. Конечно, придумывать варианты задним умом было легко. С подобными вещами всегда так, да? Это дар, который останется с ним на всю жизнь. Ему предстояли часы, дни, годы мучительных раздумий.

Ну надо же, с каждой секундой его будущее казалось все радужней.

Раздался звонок в дверь. Мэтт нахмурился. Кто еще это мог быть? Встав со стула, он, к своему изумлению, услышал, как Селеста выбегает из комнаты и несется вниз по ступенькам. Но еще удивительнее были ее крики, наполненные безграничным счастьем:

– Он здесь! Он здесь!

Не может быть, чтобы она пригласила кого-то домой?

Он вышел в коридор и прислушался, но разговор длился всего пару секунд, после чего Селеста захлопнула дверь. А потом побежала на кухню – судя по звуку шагов, одна.

– Мэтти! Мэтти! Ты должен присутствовать при великом событии! Ты должен собственными глазами лицезреть его… появление! Теперь все будет совершенно иначе.

Мэтт нерешительно направился на кухню. Он уже так давно не слышал, чтобы в голосе сестры звучало волнение, что теперь оно его озадачивало. Селеста и правда была одна, но на ее лице явно читалось счастье. В ее глазах горели огоньки, а на щеках разливался румянец. Она стояла посередине кухни, прижав руки к лицу и не сводя взгляда с большой прямоугольной коробки, которая лежала на полу. Мэтт не мог даже предположить, что за вещь могла находиться в такой длинной и плоской упаковке. Но его больше интересовало другое: что же могло так сильно поднять Селесте настроение? Да неважно, главное, оно пришло. Мэтт был этому безумно рад.

Он уже открыл рот, чтобы заговорить, и вдруг понял, что не знает, как обращаться к этой новой версии Селесты. Он забыл, что значит разговаривать со счастливой девочкой. Поэтому просто безмолвно наблюдал, как она роется в ящичке и достает оттуда ножницы.

– Я намерена с величайшей осторожностью снять клейкую ленту, которая соединяет края. Если буду спешить, это может привести к порезам, надрывам или какой-нибудь иной трагедии. Нельзя, чтобы энтузиазм помешал качеству моей работы.

– Что… э-э-э… – Мэтт откашлялся. – Что это у тебя такое, Селеста?

С ножницами наготове она опустилась на колени и окинула коробку взглядом.

– Не могу определиться, как подойти к этой задаче. – Селеста подняла на Мэтта сияющий искренним счастьем взгляд. – Можешь, пожалуйста, оказать мне помощь? Кажется, у меня дрожат руки, а я не хотела бы испортить этот момент, случайно нанеся травму себе или ему.

Что еще за «ему»? А с другой стороны, какая разница? Селеста заговорила с ним, обратилась к нему впервые за долгие месяцы. Он не мог не заметить, что ее речевые обороты за это время стали еще необычнее. Теперь ему редко выпадала возможность услышать ее голос, учитывая, как мало она говорила. Но он отбросил все эти мысли в сторону. Он был счастлив видеть, как радуется его сестренка.

– Хорошо. Я… я тебе помогу. Ты меня заинтриговала. – Он подошел к Селесте и присел рядом с ней.

Сестра вручила ему ножницы.

– Только ты должен пообещать, что подойдешь к разрезанию упаковки с предельной осторожностью. Обещаешь? Обещаешь, Мэтти?

Мэтт улыбнулся ей.

– Конечно. Разумеется, обещаю.

Мэтт уверенно провел лезвием ножниц по скотчу, соединявшему края упаковки. Видимо, это был какой-то огромный плакат. Что ж, судя по цене, Селеста заплатила за него втридорога. Но неважно. Было замечательно заниматься с сестрой делом, которое не подразумевало ледяного молчания, колких ответов и безжизненной неподвижности.

– Ура! У тебя получилось! – провозгласила Селеста. – Я сама раскрою коробку. Но я очень ценю оказанную тобой помощь. – Она положила ладошку на колено Мэтта.

Мэтт накрыл ее руку своей, не сводя с ее лица любопытного взгляда.

Селеста подняла голову и одарила его улыбкой.

– Теперь все изменится коренным образом. Все будет совсем иначе, Мэттью. Меня переполняют искренняя радость и оптимизм.

– Тогда… и меня тоже, – согласился Мэтт. – Давай посмотрим, что за вещь ты себе купила.

– Это не вещь, – заявила она, явно обидевшись, и достала из почтовой упаковки длинную, плоскую фигуру. А потом, поднявшись на ноги, поставила ее вертикально. – Это человек.

Мэтт почувствовал, как у него сжимается желудок и ускоряется пульс.

– О господи, Селеста. – Он больше не улыбался. – Что ты сделала? Что это такое?

Мэтт затряс головой, пытаясь понять, что происходит. Перед ним стояла плоская, вырезанная из картона фотография Финна в полный рост.

Блудный сын вернулся.

Селеста установила у ног фигуры какую-то подставку, и теперь жуткая копия его брата могла стоять без посторонней помощи. Селеста отошла на шаг назад и полюбовалась своей покупкой.

– Мэттью, познакомься с Картонным Финном. Картонный Финн, познакомься с Мэттью. – Она обернулась к Мэтту и выжидающе на него посмотрела.

Он все еще тряс головой, ощущая, как по телу пробегает дрожь.

Селеста раздраженно сморщила нос и громким шепотом произнесла:

– Насколько мне известно, при знакомстве полагается представиться или хотя бы сказать несколько приветственных слов.

Что она хотела от него услышать? «О, чудесно. Финн вернулся домой! Наконец-то!» Все, на что Мэтт был сейчас способен, это стоять на месте и чувствовать себя так, словно он внезапно заболел. Он уже столько времени жил в пузыре из боли, а теперь его просили разговаривать с этой… с этой кошмарной версией его погибшего брата? Мэтт с трудом мог смотреть на фотографии Финна – его тут же накрывала волна скорби. Но это уже было чересчур. Это было слишком безумно.

– Нет. Ни за что, Селеста, – он говорил медленно, но его голос звучал хрипло и громко. – Выброси это.