Он сжал мое плечо.

– Ты хорошо выглядишь.

– Да? – Я заметила, что на нем были дорогие брюки и пиджак. – А ты похож на преуспевающего человека.

– Вообще-то, – произнес он, – я пришел попросить тебя кое о чем.

Я вдруг почувствовала себя неловко, как школьница.

– Может, останешься на ужин? Я могу приготовить пасту. Тогда и попросишь, о чем хотел.

– Лучше я приглашу тебя в ресторан.

– Я бы не предлагала, если бы не хотела, чтобы ты остался.

– В таком случае, я останусь. Только не возражаешь, если я позвоню Аманде? Она ждала меня в гости. Не волнуйся, она не будет против, а ее муж и подавно.

Пока Хэл звонил, я носилась по кухне, готовила соус карбонара, варила пасту, накрывала на стол, и тут случайно выглянула в сад.

Он выглядел запущеннее, чем обычно, теперь здесь царили незнакомый хаос и буйство, но клематис Мари Буало выставил напоказ целый сервиз белоснежных цветков-тарелочек.

Хэл вернулся в комнату.

– О чем ты думаешь?

Сирень цвела тяжелыми и одинокими соцветиями, а паслен забрался на решетку ограды. Бутоны Айсберга под окном выглядели многообещающе.

– О том, что во втором моем саду будет больше цвета. Я все устрою там по-другому.

Хэл выглянул наружу, но он ничего не знал о моем «белом периоде». Возможно, в один прекрасный день я ему расскажу. Мысль об этом зажгла во мне искру интереса, даже волнения. Я усадила гостя, вручила ему бокал вина и стала искать глубокие тарелки в полупустой кухне.

– Аманда рада, что ты взяла кошку.

Я откинула пасту на дуршлаг и перемешала ее с соусом.

– Долго вы были женаты?

Хэл сел за стол.

– Девять лет. Аманда добрый, терпеливый человек, но даже она не вынесла моего постоянного отсутствия. Что ж теперь у нее есть Эдвард, и она очень счастлива.

– И ты не был против? – Я поставила перед ним тарелку и села.

– Был. Даже очень. – Наши взгляды встретились. – Я был дураком.

Я принялась сосредоточенно раскладывать пасту. Не хотелось расставлять все по полочкам: это хорошо, это плохо, это безразлично – но мне было важно знать, что Хэл расстраивался из-за неудавшегося брака.

– Кажется, быть дураком – это моя специальность, не так ли, Роуз?

Моя вилка зажила собственной жизнью и выпрыгнула из рук на тарелку.

– О чем ты?

Хэл отодвинул тарелку, положил руки на стол и откашлялся.

– Давай обсудим это раз и навсегда. Я так и не извинился перед тобой за то, что ты потеряла ребенка и за то, как я с тобой обращался. Я хотел извиниться – и теперь могу это сделать.


На первом лестничном пролете Я обернулась и увидела Такую же фигуру, обернувшуюся из-за перил…


Я не знала, стоит ли обсуждать этот вопрос. Пожалуй, лучше не надо.

– Мне не стоило соглашаться ехать с тобой, Хэл, но я болела любовью и не могла думать. Я не понимала, что мне грозит опасность – я была невеждой.

– Но мне надо было лучше о тебе заботиться. Не надо было оставлять тебя в Кецеле, как бы ты ни просила. Мне казалось, что я поступаю правильно, что это доказательство правильности наших решений. Но я поступил не по-взрослому.

Я не отрываясь смотрела на него.

– В то время это было… выходом из ситуации.

Хэл даже не попытался прикоснуться ко мне, и я подумала, что он хочет сократить пропасть между нами и поступает правильно: нам нужно было обсудить эту проблему, ни на что не отвлекаясь.

– Мне жаль, мне очень, очень жаль. Я так и не простил себя за то, что бросил тебя в таком состоянии, в том грязном отеле, где ты могла бы подхватить страшную болезнь. Ты болела, тебе нужно было внимание. Но я отчаянно хотел закончить то, что задумал… я уже настроился работать с яномами. Я не мог свыкнуться с мыслью, что мой любовный роман грозит превратиться во что-то, что свяжет меня по рукам и ногам, я думал только о себе. Тогда я сделал выбор.

– Это был и мой выбор, – проговорила я. Голос подчинялся мне с трудом.

– Да, но правильнее, лучше жить, когда думаешь не только о себе, но заботишься и о других. Или друг о друге. Ты прощаешь меня?

Зазвонил телефон, но я не шелохнулась. Наконец звонок замолк, и кухню наполнила давящая тишина. Я улыбнулась Хэлу:

– Я простила тебя много лет назад. Мне пришлось, иначе я не смогла бы быть замужем за Натаном. Мне надо было освободиться от тебя. Я спрятала тебя в самую глубину моих мыслей и стала жить другой жизнью.

– Ты жалеешь об этом?

– Нет, ни капли. Я была очень счастлива. И не хотела, чтобы все это закончилось. Но так уж случилось.

Похоже, мой ответ его удовлетворил, и Хэл кивнул. Голубые глаза по-прежнему были цвета горечавки, цвета ткани дорогого камзола, цвета спокойствия и решимости.

Он отодвинул бокал.

– Расскажи еще.

Старея, мы что-то теряем – волшебство детства и веру, первые вспышки желания и преданность, но также приобретаем нечто неожиданное. Пока мы с Хэлом разговаривали, раскладывая прошлое доступными для понимания кирпичиками, наше желание вновь загорелось обжигающим пламенем, и прежняя ненасытность и вера возродились заново. Я не умерла, со мной еще не все кончено. Я не невидимка, и я не побеждена. Меня овевает свежий ветер.

Позднее – не знаю, сколько времени прошло – мы обсудили все наши прошлые дела и поговорили о планах на будущее. Хэл собирался снова отправиться в Намибию, к яномами, и на оливковую ферму в Умбрии. Я хотела заново выстроить карьеру, самой зарабатывать на жизнь и обустроить новый дом.

– Мне пора, – наконец произнес он. – Когда мы снова увидимся? Почему бы тебе не зайти ко мне в гости? – Он улыбнулся. – Привидения там не водятся. – Он накинул пиджак. – Или приезжай на ферму, пока не наступила жара. Сейчас там лучше всего.

Опустив ладонь на дверную ручку, Хэл остановился.

– Я рад, что все-таки рискнул и пришел к тебе.


Я уснула не сразу, но когда это все же произошло, мне приснилось, что я плыву по пронизанному солнцем воздуху, легкая и свободная, как перышко, вылетевшее из крыла ангела.

Когда на следующее утро я спустилась вниз, котенок так и лежал на моем свитере, но я почувствовала, что он беспокоен и настроен враждебно. Я все же погладила его – шерстка у него была мягкая, золотая. Я приготовила кошачий обед из любимого печенья Петрушки, которое до сих пор лежало в буфете, и подогретой подливки и сказала котенку, что он очень красивое существо. Он внимательно слушал и следил за мной.

В кошачью корзинку он залез без проблем, но начал протестовать, когда я вышла из дома и спустилась к мистеру Сирсу.

– Это ты, Бетти? – крикнул мистер Сирс.

На улице становилось все теплее, и в комнате было душно. И все равно мистер Сирс спрятался под покрывалами. Он казался таким маленьким, таким побитым жизнью – он беззвучно плакал. Я опустилась перед ним на колени и поставила на кровать корзинку.

– Мистер Сирс, я вам кое-что принесла. Подарок.

– Если он из городского совета, отошлите обратно.

Я открыла корзинку, и котенок наградил меня злобным взглядом зеленых глаз.

– Веди себя хорошо, – наказала я ему. – А то опять окажешься на улице.

Я вытащила котенка и положила его на колени мистеру Сирсу.

– Ему нужен надежный дом, и я подумала, что вы захотите его приютить. За ним нужно ухаживать: малыш повредил лапку. Если хотите взять его, мистер Сирс, я отвезу его к Киту на обследование.

Мистер Сирс громко зарыдал, и его руки скользнули по покрывалу. Котенок напрягся, поднял голову и переключил внимание с меня на мистера Сирса.

Тот вытянул палец с загрубевшим ногтем.

– Лежать, – приказал он, нарушая все правила дрессировки котов. Но каким-то чудом котенок выгнул спинку, подобрал больную лапку и выполнил команду.

Мистер Сирс торжествовал:

– Есть вещи, которые никогда не разучишься делать.

Я ушла на кухню, а когда вернулась, котенок уже устроился на кровати, и они с мистером Сирсом общались без слов, как японцы. На меня они внимания не обращали.

Я позвонила Хэлу:

– Я отдала котенка. Кое-кому он нужен больше, чем мне, а еще…

– Что еще?

– Взять его означало бы вернуться назад. Попытаться возродить период жизни, который уже в прошлом. Не уверена, что могу это объяснить. Прости, надеюсь, ты не обиделся.

– Очень интересно, – сказал Хэл. – Нет, я не обиделся. – Я чувствовала, что он говорит искренне.

– Хэл, пойдем со мной на вечеринку в честь свадьбы одного моего друга? Думаю, тебе будет весело.

– При одном условии: ты пойдешь со мной за покупками.

– И что сначала?

– Сначала за покупками.

Вот так и вышло, что я, в французском льняном платье и французском белье, отправилась с Хэлом на ланч в честь свадьбы Чарлза Мэддера, которая должна была быть пока секретом для всех.

Но пресса все же пронюхала. Когда мы вышли из ресторана, нас сразу же окружило сборище фотографов. В результате на следующий день на первой странице газеты появилась фотография: из ресторана выходят Чарлз и Кейт, а за ними – Хэл и я. У меня в руке был большой пакет, где лежали самые мягкие, удобные и дорогие походные ботинки, которые Хэл мог себе позволить. Он настоял на том, чтобы купить их мне.


Поппи приехала посмотреть новую квартиру.

– Папа приказал потом перед ним отчитаться, – сообщила дочка. – И еще он приказал не говорить об этом тебе.

– Тогда не говорила бы. Поппи заглянула в буфет.

– Пахнет ужасно – мертвыми насекомыми. Надеюсь, ты выбросишь все это и купишь новую мебель.

– Зачем? Под этой страшной краской – чудесное дерево. Его просто нужно обработать.

Пока я составляла список дел, Поппи рыскала по квартире, но спустя какое-то время я отложила ручку. Все можно будет сделать после переезда.

– Нормально, – выдала вердикт Поппи, но вид у нее был неуверенный. – Сад просто шикарный.

– Главное, что квартира теплая и крыша не течет.

– Это так на тебя не похоже, мам. На Лейки-стрит ты так всегда старалась. Вложила столько сил, чтобы навести там уют. Обещай, что не опустишь руки, что не станешь безразличной.