– Утром первым делом тебе позвоню.

– Вдруг в это время меня будет тошнить, – счастливо произнесла Джилли и подхватила Сэма за руку. – Но все равно попробуй.


Когда все ушли, я начала наводить порядок. Ианта пошла наверх спать, а я разложила остатки ужина на тарелке, чтобы наутро отнести мистеру Сирсу.

В дверь кухни постучали. Я открыла.

– Можно войти? Я ждал в машине, пока гости разойдутся. – Натан был в пальто, ссутулившийся; у него был измученный вид.

– Уже очень поздно.

– Я знал, что ты так скажешь. Дай мне хотя бы пять минут – поговорить о нашем сыне.

Я посторонилась, и Натан прошел в кухню вежливой походкой гостя.

Он огляделся. Около раковины лежали пакеты с мусором, он взял их.

– Куда вынести?

– Ты знаешь.

Он отнес мусор, вернулся, закрыл дверь и прислонился к косяку.

– Как Ианта?

Я отвернулась и принялась убирать тарелки в буфет.

– Я не могу о ней говорить.

– Понятно. Извини, что я не смог помочь.

– Я этого и не ожидала.

– Роуз, посмотри на меня. – Я невольно обернулась. – Можно мне выпить? Потом я уйду.

– По-моему, вино закончилось.

– У меня в кабинете была бутылка виски.

– Я уже давно ее выпила.

Он метнулся ко мне, и не успела я опомниться, как прижал меня к столу. Поразительно, как запахи – в данном случае лосьон Натана – подстегивают память и будоражат чувства. Его глаза горели отчаянием, и он проговорил:

– Что бы я ни сделал, Рози… Роуз, я не хотел причинить тебе вред.

– Натан, зачем ты вообще пришел? У нас был такой счастливый вечер… – От всех переживаний и усталости у меня закружилась голова. Я его оттолкнула. – Сейчас неподходящий момент. И это бессмысленно. Что сделано, то сделано.

Он с грохотом опустился на стул.

– Это моя вина. Я так зол на самого себя… я перевернул всю семью, я теперь совсем не знаю своих детей…

Я налила воды и поставила чайник.

– Нет смысла никого винить – ни мне, ни тебе. Неужели ты не понимаешь? Мы оба были виноваты. Я должна была понять, что у нас что-то не ладится, и попытаться все исправить. Ты же не должен был поддаваться Минти, да ты бы и не поддался, если бы я поняла, что ты несчастлив. – Он вздохнул – это был вздох отчаявшегося человека.

– Может, поговорим о Сэме? Я так за него рада. А ты? Джилли ему подходит, и она поможет ему не замыкаться в себе.

– Наверное.

Я достала чайные пакетики.

– У тебя не очень счастливый голос.

– Это так неожиданно.

– Никто об этом не знал. Это вовсе не потому, что тебя оставили в стороне – я тоже ничего не замечала – какой-то детектив. – Я мрачно улыбнулась.

– Да уж.

Я опустила пакетики в кипяток и уставилась в чашку.

– Ты расскажешь Минти о ребенке?

– Пока нет. У меня нет сил. Это тяжело… – Он поднял глаза. – Все так сложно…

Думаю, Натан ждал, что я начну расспрашивать, но я не собиралась ему помогать. Тема была слишком болезненная. Что бы они с Минти ни планировали, это относилось к новому Натану, о котором я ничего не знала. Компромиссы и обычаи нашего супружества остались в прошлом. Я поставила перед Натаном чашку, он пробормотал «спасибо» и потянулся за сахаром. Его рука застыла над чашкой, и тут, испытав почти шок, я осознала, что больше не воспринимаю его как своего мужа.

Он оттолкнул чашку, и чай разлился по столу.

– Не знаю, почему душа и тело играют со мной в такие игры, но тем не менее это так. Когда я тебя бросил, ты мне была не очень нужна. Теперь же я думаю о тебе постоянно.

Чай образовал лужицу на полированной ореховой столешнице. Я сидела очень тихо. На шее Натана пульсировала жилка, и седая прядь над ушами стала шире и заметнее. Шесть месяцев назад я отдала бы год жизни, лишь бы услышать от него эти слова. Я бы слушала покорно, с безмерной благодарностью. Теперь же слова не проникали в меня – я оглохла от случившихся событий. Человеческое ухо может воспринимать какофонию лишь до определенного времени, после чего звуки становятся невыносимыми, и слух просто отключается. Наверное, это важно для выживания.

– Давай же, – проговорил он и схватил меня за руки. – Скажи мне, какой я был дурак.

– Отпусти меня, пожалуйста. Натан, или мы будем говорить о детях, или ты уйдешь.

Он сразу же меня выпустил.

– Извини… мне стыдно, я идиот. – Он взял чашку и сел. – Забудь. Я плохо соображаю.

– Глядя на тебя, мне почти жаль Минти, – прошептала я. Я встала, взяла тряпку и вытерла пролившийся чай.

Натан разглядывал свою экзему – темно-красное пятно.

– На работе проблемы, а с Минти я говорить не могу. Она видит все совсем в другом свете… Только тебе я могу признаться, Роуз… знаешь, как тяжело, когда тебя подстерегают молодые парни, которым не терпится оттереть тебя в сторону, захватить твое место? Они даже не пытаются быть вежливыми с глазу на глаз. Одному богу известно, о чем они говорят за моей спиной.

Я села напротив.

– И ты был таким же – помнишь?

– Да. Но я-то, по крайней мере, вел себя с Рупертом вежливо, поджидая, пока он упадет с жердочки. – По его губам скользнула знакомая улыбка «сильного мужчины». – Теперь все по-другому, как тебе прекрасно известно: ведь ты испытала это на своей шкуре.

– Разумеется. Но у тебя есть опыт, и ты хитер.

– Мне от этого не легче. – Натан порылся в буфете, где хранились напитки, достал полупустую бутылку красного вина и взял бокал. – Есть у нас один консультант. Лучшие результаты в Оксфорде, бизнес-школа – и его сразу же запустили к нам в компанию, как хорька на отлов.

– Не нервничай. Ты вполне способен доказать ему, что еще не вышел в тираж.

– Ты так думаешь? – спросил он. – Правда?

– Да, – уверенно сказала я. Несмотря ни на что, я бросала ему спасательный круг.

Натан встал позади моего стула.

– Интересно… – Его рука погладила мои волосы и опустилась на плечо. – Интересно, как долго мне еще осталось.

Это был не тот Натан, которого я знала. Я накрыла его руку ладонью.

– Послушай меня. Не смей сдаваться. – Я убрала руку. – Что говорит Минти?

– Не знаю, Роуз. Ничего я не знаю.

Я поднялась.

– Ох, Натан, и после всего этого ты несчастлив?

Он оперся о раковину, сжимая бокал.

– Мне хочется сказать, что я не на своем месте, что я потерян, – но я не могу. Нельзя повернуть время вспять. Нельзя говорить, что мне нужны спокойствие и передышка, когда всю жизнь я стремился к противоположному. Я не могу сказать Минти, что ей нельзя заводить ребенка, потому что мне нужно сосредоточиться на воспитании внуков. И я не могу прийти к тебе, Роуз, и спросить: «И что же мне делать?» Я не могу просить тебя вернуться.

Да, это было невозможно. Как бы я ни старалась, не в моих силах вернуть все на свои места. Бросить жену – это не просто поссориться и выйти из дома. Когда рушится брак, уничтожается нечто столь глубокое, столь укоренившееся в крови… Умирает любовь, которая появляется после угасания головокружительной страсти, умирают доверие, близость, удовлетворение от взаимных обязательств. И все это невозможно возродить.

Но если повезет, кое-что все же можно спасти. Для этого нам обоим нужно найти в себе великодушие и сострадание.

Я закрыла ладонью его рот.

– Ничего не говори. – Его губы двигались под моими пальцами. – Натан, послушай. Мы уже привыкли жить отдельно. Дальше будет легче. К тому же полностью мы друг друга не потеряем. Разве это возможно? – Я обняла его и прижала к себе, как будто это был Сэм. – Ты причинил мне такую боль, что мне казалось – я умру, но все это в прошлом. Я поняла, что любовь – текучий организм, который изменяется и принимает разные формы в разное время. На днях я виделась с Хэлом. – Натан зажмурил глаза. – Я поняла, что люди, которые что-то значат в твоей жизни, всегда будут с тобой. – Я тихонько потрясла его. – Натан, взгляни на меня. Открой глаза. В этом отношении ты был прав. Близкие люди всегда рядом.

Натан прошептал:

– Я сделал ошибку и перепутал секс с чем-то еще. – Он посмотрел на меня, усталый и растерянный. – А может, я никогда не пойму, зачем я сделал то, что сделал.

Я подумала, что, может быть, мы оба этого не поймем. Это и есть жизнь.

Я пошутила – словно русалочка, которая шла, с окровавленными ступнями, к мужчине, которому была не нужна:

– По крайней мере, ты здорово повеселился, совершая эту ошибку.

– Заткнись, Рози. – Натан стиснул меня в объятиях, будто никогда не собирался отпускать, и прошептал на ухо: – Минти боится жить здесь.

Я все прижимала его к себе – уже такого незнакомого. Потом отпустила.

– Жаль.

Он засунул руки в карманы.

– А ты? Что я с тобой сотворил?

Я не сразу смогла ответить.

– А что я с тобой сотворила, Натан? Я думала, что ты абсолютно счастлив, и весь мой мир основывался на этой твердой уверенности. Но, наверное, я что-то не заметила, не разглядела ту частичку тебя, которая стремилась к более зеленой траве по другую сторону забора. Когда-то я хотела путешествовать, что-то менять в своей жизни – такой я была в двадцать; почему бы тебе не сделать это в пятьдесят? Но я привыкла, что ты такой предсказуемый, и думала, что тебе такое не придет в голову. – Я посмотрела на свой палец без кольца и решила, что хватит, я не позволю этому жесту войти в привычку. – Может, в этом и есть проблема супругов? Колея настолько проторенная и гладкая, что ты о ней даже не вспоминаешь, не задумываешься, не ломаешь голову. Только вот потом уже слишком поздно. Но тебе не к чему беспокоиться. Со мной все будет в порядке. И с тобой тоже.

– Часы нельзя повернуть назад? Я покачала головой:

– Подумай о Минти.

– Я и думаю. – Натан осторожно поставил свой бокал на стол и начал плакать. Это были слезы обреченного человека.


Через час Натан уехал с Лейки-стрит. К тому времени его слезы высохли, но он был сильно бледен. Он коротко поцеловал меня и произнес: