— Я не могла отпустить тебя одну. Я тебе нужна, — сказала Эллен. — Ты думаешь, что сама со всем можешь справиться, но ты ошибаешься. Люди тебе нужны.

— Да, — согласилась Жаклин, глядя на постоялый двор. Именно здесь она надеялась узнать что-нибудь о брате. — Мне нужны люди…

Она все время думала о Николасе. Недолюбленный мальчик, агрессивный мужчина, нежный любовник, потерянная душа. К нему рвалось с каждым ударом ее сердце. И она знала, что так будет всегда.

— Мы что, идем в эту таверну? — прошептала Эллен, тщетно стараясь скрыть страх.

Жаклин с усмешкой взглянула на нее.

— Нам попадались и похуже. Не волнуйся, ты выглядишь как надо. Очень кстати, что одежда тебе мала. Если бы ты еще и пахла так, как выглядишь! Мы можем взять немножко навоза…

— Рада, что тебя это забавляет, — поджала губы Эллен. — Но без навоза я как-нибудь обойдусь. Я постараюсь, чтобы ко мне никто близко не подходил.

— Конечно, забавляет, — улыбнулась Жаклин. — Один человек говорил мне, что в этой жизни надо либо смеяться, либо плакать. Я уже достаточно наплакалась.

Очевидно, что-то в голосе выдало ее, потому что Эллен негромко спросила:

— А как же Николас?

— А что Николас? — Жаклин попыталась скрыть свои истинные чувства. — Надеюсь, сейчас он уже понял, что все к лучшему. Ему не нужно больше нести за меня ответственность, и он может вздохнуть спокойно.

— Ты хочешь сказать, что Николас способен обременять себя чувством ответственности за кого-то? — спросила Эллен в полном изумлении. — Жаклин, ты провела с ним не так уж мало времени. Пора бы тебе уже в нем разобраться.

— Я знаю его лучше, чем он знает самого себя. И я должна спасти его от самого себя.

— Господи, Жаклин, вечно ты кого-нибудь спасаешь! Ты спасла меня, пытаешься спасти брата. Может, пора уже подумать и о себе?

Жаклин криво усмехнулась:

— Ты хочешь сказать, что я должна спасти саму себя? Вряд ли я того стою.

Она поежилась. В горах было прохладно, и грубая крестьянская одежда не защищала их от холода. Вот бы оказаться сейчас у горящего камина, получить мягкий тюфяк и горячую еду… Но это потом. Сейчас она должна найти старьевщика.

— Пошли, Агнес, — сказала она.

Эллен наморщила носик.

— Лучше бы ты меня как-нибудь назвала по-другому. Даже по-французски это звучит некрасиво.

— Это-то и хорошо, Агнес. Тихо. Нас могут услышать.

В грязной таверне было одно несомненное достоинство: в общей комнате стояла страшная вонь, и то, что от них ничем дурным не пахло, никто не мог заметить.

— Постарайся выглядеть идиоткой, — шепнула Жаклин, и Эллен тут же втянула голову в плечи.

Жаклин чувствовала, что у нее вспотели ладони. Эта последняя неделя была ужасной: ей вновь начали сниться кошмары, о которых она так старалась забыть. Пришлось сказать себе, что безымянный постоялый двор ненамного хуже «Красной курицы», которая долгие годы заменяла ей дом, и нечего тут паниковать.

Взяв Эллен за руку, Жаклин подошла к хозяину, похотливому толстяку с бегающими глазками.

— У меня нет для вас работы, — заявил тот еще до того, как она успела что-то сказать. — Справьтесь лучше в монастыре, они иногда нанимают работников на день-два. Ну, конечно, если вы не собираетесь заработать пару су, лежа на спине. Тут монастырь не подходит, — хихикнул он.

— Нам не нужна работа, — Жаклин перешла на площадное арго, хотя в деревне, конечно, говорили по-другому. — Я ищу одного мужчину…

— Здесь их много, дорогая, — хозяин махнул рукой в сторону посетителей. — Выбирай.

— Мне нужен старьевщик из Парижа.

— Из Парижа? Вот откуда у тебя этот акцент! Знаю я тут одного старьевщика; наверное, он тебе и нужен. Только не пойму зачем?

Ответ Жаклин приготовила заранее, когда они еще ехали по Италии.

— Он мне кое-что должен.

— Надеешься получить от старьевщика деньги? Да ты не умнее своей спутницы! — ухмыльнулся хозяин. — Нет у него никаких денег. Он спит на улице и с трудом может наскрести на еду.

— У него есть одна вещь, которая принадлежит мне, — твердо сказала Жаклин. — Никому другому это совсем не нужно. Мы с моей бедной сестрой проделали долгий путь. Ты знаешь, где его найти?

— Иногда он просит милостыню у монастыря. Он появился здесь месяц назад и с тех пор только там и отирается. Иди по этой улице, а потом наверх по тропе, и выйдешь к монастырю. Правда, братья во Христе не открывают женщинам двери. Они ведут жизнь созерцателей и решат, наверное, что вас, таких хорошеньких, подослал дьявол. — Он обежал глазами высокую фигуру Эллен. — Ты можешь пока оставить свою сестру здесь. Она недурна и сможет заработать на еду и ночлег.

— Нет! — быстро сказала Жаклин, надеясь, что Эллен не понимает его диалект. — Она не в себе и ничего не понимает.

— Так это еще лучше!

— Нет, — повторила Жаклин, сжимая руку Эллен. — Она пойдет со мной.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами хозяин. — Если передумаешь, скажи.

Эллен вся дрожала, когда Жаклин вытащила ее из темной прокуренной таверны.

— Это было ужасно! — прошептала она.

— Я надеялась, что ты не поймешь, — вздохнула Жаклин и потащила ее за собой по пустынной улице.

— А эти мужчины! Они все так и уставились на нас — особенно тот, в углу. Ты его заметила? Я никогда не видела таких злобных глаз.

— Вообще-то я не обратила внимания, — призналась Жаклин. — Они все какие-то одинаковые и, по-моему, безобидные.

— Ну, тот, в углу, на безобидного не похож. Он не такой, как все, он и одет лучше других. Он с нас глаз не спускал. Мне страшно!

— Теперь я уже не могу остановиться, Эллен, — терпеливо сказала Жаклин. — Мой брат где-то совсем близко. Я должна найти старьевщика: только он знает, где Луи. Если хочешь, мы что-нибудь для тебя подыщем…

— Я пойду с тобой, — сказала Эллен, взяв себя в руки. — А ты не думаешь, что твой брат был в таверне?

— У Луи золотистые волосы, а все мужчины, которых мы видели, темноволосые, — ответила Жаклин. — Это первое, на что я обратила внимание.

— А почему ты хозяина о нем не спросила?

Жаклин покачала головой.

— Привычка такая выработалась — я давно научилась не доверять никому. Я не знаю, подвергается ли Луи какой-либо опасности, но не хочу ее на него навлекать. Если ты со мной, Эллен, то пошли. Я больше не могу ждать.

К монастырю вела узкая грязная тропа. Когда они подошли к воротам, им показалось, что они отрезаны от всего мира. Жаклин взялась за кольцо и несколько раз постучала. Звук получился глухой и даже какой-то зловещий.

— Не старайся, никто не ответит, — раздался из кустов надтреснутый голос, а минутой спустя появилась знакомая жалкая фигура старьевщика. — Рад тебя видеть, Жаклин. Долго же ты добиралась!

На мгновение Жаклин замерла, а затем подошла к нему и крепко обняла.

— Это твое письмо долго до меня добиралось, дружище.

— Кто эта девушка? — спросил он.

— Мой друг. Это она привезла мне твое письмо. Где Луи? Он все еще в Ланте? Как он? Он хочет меня видеть?

— Он здесь, — ответил старик, тяжело опускаясь на камень. — Ему здесь неплохо. И он ждет тебя прямо сейчас.

— Но где же он?

— Ну как ты думаешь, Жаклин? — Он повернул голову в сторону темного, скрытого за каменными стенами монастыря. — Он там. И был там все эти десять лет.


Темноглазый незнакомец, сидевший в углу таверны, встал и направился к хозяину.

— Я сделал так, как вы просили, монсиньор, — сказал толстяк, стараясь, чтобы его руки не дрожали.

Эта новая знать была еще хуже старой. Те хоть не жалели чаевых и улыбок. А при взгляде на этого высокопоставленного человека из Парижа его пронизывал холод. Лишнего су никогда не даст, слова лишнего не произнесет, а если и произнесет, то в голосе всегда звучит угроза.

— Я послал их к монастырю. Они там наверняка встретятся со старьевщиком.

— Ты ничего не сказал обо мне?

От звука этого хриплого голоса у трактирщика кровь застыла в жилах.

— Нет, конечно! — сказал он, притворяясь негодующим. — Я сделал так, как вы изволили приказать. Вы так долго ждали…

— Слишком долго, — кивнул мужчина. — Но наконец дождался. Вели подать мою карету.

— Уже темнеет, месье.

— Я и так провел в этой вонючей дыре несколько недель.

— Вы возьмете женщин с собой?

— Только ту, что поменьше. Можешь оставить себе идиотку в качестве платы за твои труды. Хотя не удивлюсь, если ты потом поймешь, что она не та, кем представляется.

— Вы оказали нам большую честь, месье. Можно мне узнать ваше имя?

— Не уверен, что оно тебе что-то скажет. Но меня зовут Мальвивр.

Хозяин низко поклонился.

— Вы оказали нам честь, месье, — еще раз повторил он. — Все будет сделано, как вы сказали.

Улыбка, мелькнувшая на покрытом шрамами лице Мальвивра, была ужасной.

— Не сомневаюсь.


Старик подвел их к маленькой незаметной дверце в монастырской стене и открыл ее.

— Дальше пойдешь одна, Жаклин. Мы будем ждать тебя здесь. Только будь осторожна: что-то мне во всем этом не нравится. Я не знаю, почему мне вдруг сообщили, где твой брат. Я ведь несколько лет пытался найти его, но не смог. А сейчас кому-то понадобилось, чтобы я узнал, где он скрывается. Не понимаю зачем. — Старик внимательно посмотрел на нее. — Когда вернешься, я кое-что расскажу тебе. Ты изменилась, малышка. Мне кажется, что ты нашла что-то, во имя чего стоит жить… Но повторяю: будь очень осторожна. Во Франции до сих пор нельзя никому доверять.

Жаклин обняла его за костлявые плечи.

— Как мне благодарить тебя? — прошептала она.