Тони уставился на нее, лишившись от ярости дара речи.

— Дядя?! — наконец с трудом выговорил он.

Эллен улыбнулась.

— Ну хорошо, как старший брат. Ты просто в силу своего характера не можешь сделать что-то неблаговидное. В тебе ничего нет от распутника.

Каждый мужчина в глубине души оскорбился бы, услышав, что ему отказано именоваться распутником. Тони почувствовал, что его неблаговидные намерения быстро пошли в рост.

— Конечно, я же не Николас Блэкторн, — кротко вздохнул он.

Эллен засмеялась:

— И слава богу! Мне в тебе именно это и нравится — с тобой так спокойно, нам не нужно притворяться друг перед другом. А вот с Николасом Блэкторном, хотя он и мой троюродный брат, так тревожно и неловко, что…

Тони заскрипел зубами. Он тоже хотел бы, чтобы с ним было тревожно и неловко!

— Пожалуй, мне надо позаимствовать у него эксцентричности. Мне бы не хотелось, чтобы меня считали слишком уж положительным.

Он ожидал, что она возразит ему, но Эллен снова мягко улыбнулась.

— Что же в этом плохого? Ты и в самом деле положительный и уравновешенный, с тобой очень удобно. Должна тебе сознаться, мне не жаль, что Бинни пришлось уехать к сестре, хотя, конечно, я сожалею о причине, заставившей ее это сделать.

Это уже было лучше.

— Почему же тебе не жаль, что она уехала?

— Она уж чересчур меня опекает. С одной стороны, я отношусь к этому с пониманием. Она знает, что ради собственного будущего должна вести себя так, чтобы я от нее как можно больше зависела. Она меня все время предупреждала, что я должна быть осторожной с тобой. По-видимому, боялась, что ты позволишь своим мужским инстинктам прорваться наружу и станешь домогаться меня. Ну разве это не полнейшая ерунда?

— Ерунда, конечно, — пробормотал Тони.

— Ей нечасто приходилось бывать в мужском обществе, и в каждом мужчине она видит зверя, которому стоит только взглянуть на женщину, как у него тут же просыпается аппетит. Я пыталась объяснить ей, что ты совершенно безопасен, но она меня не слушала.

— Конечно, совершенно безопасен, — как эхо откликнулся Тони.

Красивое лицо Эллен вдруг стало озабоченным.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Тони? Ты как-то… странно разговариваешь.

Еще бы! Его обуревала страсть, он был зол и раздражен. Интересно, что сделала бы его дорогая Эллен, если бы он сейчас схватил ее в объятия и показал ей, сколь он безопасен на самом деле! Но чувство юмора взяло вверх, и Тони иронично улыбнулся:

— Должен тебе сказать, мой ангел, что ни один мужчина не хочет, чтобы его считали положительным и безопасным.

Она села поудобнее и очаровательно улыбнулась ему.

— Но, Тони, ведь ты бы не хотел, чтобы я испытывала к тебе какие-то романтические чувства? Только представь себе, как это бы все усложнило!

Тони задумался. Ведь он сам всего несколько дней назад рассуждал примерно так же. Домовитая, любящая жена, которая с милой покорной улыбкой отправляется в супружескую постель, без всяких там высоких запросов, притязаний и требований. Что еще нужно человеку для счастья? А сейчас он вдруг понял, что ему хочется этих запросов! Он хочет, чтобы Эллен прерывисто дышала, краснела и трепетала. Хочет, чтобы она снова обожала его так, как обожала в семнадцать лет. К черту покой и комфорт!

Он откинулся на сиденье, вытянув длинные ноги, и выдавил из себя подобие улыбки.

— Конечно, неудобно. В наших-то сложных обстоятельствах…

— Но с тобой просто в любых обстоятельствах!

Это оказалось последней каплей. Тони наклонился к Эллен и готов был схватить ее в объятия, но как раз в эту минуту незадачливый возница умудрился попасть колесом в один из многочисленных ухабов. Карету как следует тряхнуло, и он, потеряв равновесие, отлетел назад.

Выругавшись про себя, Тони постарался успокоиться.

— Ты права, — согласился он и, вспомнив о запертой мисс Биннерстон, решил сменить тему. — Подъезжаем к границе, — сказал он, выглянув из окна. — Если ничего не помешает, то к вечеру мы их нагоним. У тебя снова появится компаньонка, и все вернется на свои места, даже намека на что-то недозволенное не останется.

— Я ведь тебе объяснила…

— Прошу тебя, не начинай все заново! — взмолился он. — Всякому мужчине унизительно слышать, что он безобиден. Оставь мне хоть какие-то иллюзии. Мы поедем сразу к охотничьей хижине Блэкторна, заберем твою кухарку и отправимся на постоялый двор в нескольких милях от хижины. Я уже арендовал там комнаты. День предстоит длинный, но финал все оправдает.

— А что, если он не отпустит ее? — обеспокоенно спросила Эллен.

— А что, если она не захочет с нами уехать? — парировал Тони.

— Я же тебе говорила, она ненавидит мужчин.

— Николас — опытный соблазнитель. За пять дней, которые они провели вместе, он мог заставить ее изменить о них мнение.

— Не могу себе этого представить, — сказала она откровенно.

Тони улыбнулся, неожиданно почувствовав себя более уверенно. Просто удивительно, что творила Эллен с его мужским тщеславием!

— Будем решать проблемы по мере их возникновения, — сказал он. — В любом случае я не позволю Николасу Блэкторну удерживать женщину без ее желания. Кроме того, он наверняка еще не знает, что его разыскивают по обвинению в убийстве Джейсона Харгроува. Уверен, что, когда ему станет это известно, срочный отъезд на континент окажется для него важнее зова плоти.

— Надеюсь, — с сомнением сказала Эллен. — Лишь бы только ему не пришло в голову вызвать тебя на дуэль.

Тони стиснул зубы.

— Я вполне могу справиться с ним, дорогая.

— Но Николас бывает так беспощаден… — Ее грудь под ярко-желтым платьем взволнованно колыхалась.

— Я тоже, — мрачно заявил Тони.


Леди Эллен Фицуотер разрывали сомнения. Впрочем, с ней такое бывало часто. Она всегда восхищалась решительностью Жаклин, поскольку сама обычно старалась рассмотреть каждый вопрос с разных сторон. Когда Эллен делала что-то импульсивно, не думая о последствиях, результаты, как правило, были ужасны. Так случилось, например, когда она приняла предложение преподобного Элвина Персера — просто из чувства благодарности и страстного желания иметь детей. Она знала, что Тони для нее недосягаем, решила быть практичной и обрести хоть какое-то счастье. И, хотя Эллен не любила признаваться в этом самой себе, она была довольна, что выходит замуж за человека более низкого происхождения, чем она сама. Брак скромного служителя церкви с дочерью аристократа был для него очень почетным, и это поддерживало ее гордость. Но это же и усилило ее боль, когда он без всяких объяснений отказался от нее. Если бы Эллен тайно не считала, что это она снизошла до брака с ним, разрыв не был бы для нее столь болезненным. Ей было так стыдно, что даже не имеющий состояния скучный церковник не захотел ее в жены! Удар по самолюбию — единственному, что у нее оставалось, — был буквально сокрушительным. Жалостливые взгляды, брошенные в ее сторону, снисходительные замечания — все было непереносимо, и она ударилась в бегство.

Эллен уехала в Париж через несколько дней после того, как между Францией и Англией был заключен мир, в надежде спрятаться от всех, кто ее знает. Примерно неделю она была сравнительно спокойна, почти сумев уговорить себя, что об этом скоро забудут, что появление, а затем исчезновение из ее жизни преподобного Элвина Персера — всего лишь досадный эпизод. Это продолжалось до тех пор, пока она не столкнулась с одной из бывших любовниц Тони, которая более чем ясно дала ей понять, что над ней потешается весь Лондон. И что дорогой Тони просто в ужасе от всего этого.

Ну что ж, если уж кончать с жизнью, то именно в Париже — городе печальной любви и страсти. Эллен не считала себя сентиментальной, но мысль о возвращении в Лондон и встрече со всеми этими людьми из общества казалась ей совершенно невыносимой.

Она ускользнула от преданной мисс Биннерстон и вышла на парижскую улицу, не думая, что ее может подстерегать опасность, и стараясь лишь набраться мужества сделать то, что она задумала. Сама не заметив как, она очутилась на мосту в одном из самых бедных районов города и некоторое время стояла там, глядя на быстротекущую Сену и думая только о том, как быстро она сумеет утонуть.

Эллен уже влезла на каменный парапет, когда услышала в туманной ночи чей-то голос. Сначала она решила, что это вещает ангел, но слова были уж слишком грубыми.

— Дурость какая! — сказал голос на хорошем английском языке с французским акцентом. — Покончить с собой из-за мужчины!

Эллен замерла. Это что, голос ее совести? А потом из клубов смога выдвинулась маленькая фигурка в плаще.

— А ну-ка прекрати эти глупости! — резко крикнула она.

Эллен не пошевелилась, глядя сверху вниз на маленькую женщину с невинным пикантным личиком и огромными карими глазами. На ней была грубая простая одежда, но голос и знание английского выдавали ее благородное происхождение.

— По-моему, это не твое дело, — сказала холодно Эллен.

— Господи, до чего же ты нелепо выглядишь! Наполовину там, наполовину тут… Разве англичане хоть что-то умеют? Если решила умереть, то сделай это хотя бы не на глазах людей!

— Я не знала, что тут кто-то есть.

— Улицы Парижа не бывают пусты даже в половине пятого утра.

Эллен удивилась:

— Разве уже половина пятого?

На лице женщины на мгновение появилось выражение жалости, которое, как ни странно, не оскорбило Эллен.

— Бедняжка… Как же давно ты тут бродишь? Сейчас только десять, но тебе уже пора в кровать. Слезай оттуда, дорогая, и пошли со мной. Я — Жаклин.

Эллен бросила взгляд на грязные воды реки. От них шел ужасный запах. Как ни странно, это решило дело. Она не хотела, чтобы от нее потом так же дурно пахло. Ей хотелось, чтобы все выглядело романтично: бледное неподвижное тело, задрапированное белым, утопает в розах, и все окружающие очень, очень сожалеют, что так безобразно обошлись с ней. Но вонючая грязная вода ничего подобного не обещала.