Странно, но что-то в нем сопротивлялось этим планам. Николас не хотел, чтобы она сломилась. Почему, он и сам не знал. Во всяком случае, не из чувства жалости или милосердия: они ему были неведомы. Он просто не представлял себе ее униженной и покорной — хотя это было очень глупо с его стороны. Не родился еще тот мужчина, с которым бы он, если захотел, не сумел бы справиться, а тут женщина… пусть и столь волевая, как Жаклин де Лорне. Для него это просто детская забава. Надо только отделаться от всяких глупых мыслей.

Он, конечно, уложит ее в постель. Скорее всего, она будет вырываться, как дикая кошка, — так уже было. Но она, без сомнения, умеет и мурлыкать — он поймал проблеск желания в ее красивых темно-карих глазах. Блэкторн был уверен, что придет день, когда она будет задыхаться от страсти в его объятиях.

Поразительно, но ничто и никогда — ни женщины, ни лошади — не вызывало у него столь острых чувств, как эта кровожадная маленькая Жаклин. Он почти жалел, что пройдет время и она станет похожа на всех остальных.

«Почти» — вот ключевое слово! Целых тринадцать лет мысли о ней преследовали его — мысли о ее судьбе и о его вине. Попытавшись отравить его, Жаклин искоренила в нем это чувство. Когда он с ней разделается, его больше не станет мучить совесть. Интересно, будет ли ему недоставать ее?..

Николас не был в Шотландии лет двадцать пять — он покинул ее еще маленьким мальчиком и больше не возвращался. Все эти годы ему было не до деревенских прелестей и рыбалок. Но сейчас, вспоминая прошлое, он понял, что будет рад побывать снова в Шотландии, даже в такое непредсказуемое время года, как весна. «Жить время от времени в деревне для всех полезно», — уверял в свое время дядя Тиздейл. Пожалуй, стоит задержаться здесь на некоторое время, обуздать строптивую Жаклин и не возвращаться в город до осени. Ему когда-то нравились места вокруг поместья его отца в Лэйк-Дистрикт. Он помнил, как прелестны были цветущие яблони, как вкусны свежие мед и сливки, как зелены холмы, как чисты голубые озера. Он и рыбалкой на этот раз займется — ведь в Шотландию едут-то главным образом порыбачить. Николас еще помнил, какой испытывал восторг, поймав лосося фунтов эдак на пять. А как эта рыба была вкусна, когда ее готовили на костре!

— Ты умеешь готовить лосося? Приходилось? — вдруг резко спросил он.

Жаклин подняла голову и удивленно посмотрела на него.

— Конечно. Я умею готовить все.

Это действительно так и было — она слишком устала, чтобы просто бахвалиться.

— Я поймаю утром лосося, — сказал он. — А ты приготовишь его на обед — если только пообещаешь не добавлять в него яд. Травить шотландского лосося — это преступление.

— Утром? — устало откликнулась она.

Карета в сумерках ехала все медленнее, и Николас глядел в окно на знакомый пейзаж. Охотничью хижину уже было видно. Минувшие годы не пошли ей на пользу — крыша местами провалилась, краска на стенах облезла.

— Ну что ж, моя красавица, ты, может, еще не поняла, но мы приехали. Путешествие окончено.

Николас ожидал, что Жаклин обрадуется и хоть как-то покажет это, но он ошибся. Ну что же, сам виноват. Она знает, что его планы в отношении ее отнюдь не благородны.

— Ну, и что будет потом? — равнодушно спросила Жаклин.

«Интересно, — размышлял Николас, — что же все-таки произошло с ней за те последние десять лет, которые она провела в монастыре? Что научило ее так умело прятать свои чувства и принимать вещи такими, какие они есть?»

— Потом? — откликнулся он. — Потом, моя милочка, ты приготовишь мне обед. Что-нибудь вкусное — я очень голоден.

— А разве у тебя нет повара?

— Выгляни в окно, Жаклин. Видишь, на моей охотничьей хижине и крыша-то еле держится. Ни о каких слугах и речи нет. Тебе придется проявить изобретательность, чтобы хоть что-то приготовить. Стряпне Тавви я, пожалуй, даже яд предпочту. От одного запаха можно сдохнуть, хотя твой обед может помочь этому не хуже.

Пока Тавернер привязывал усталых лошадей к покосившемуся крыльцу, Жаклин смотрела в окно на заброшенную хижину. Если она и почувствовала разочарование, то сумела скрыть его.

— Ну, и из чего же я буду готовить? — резко спросила она, и Николас с облегчением понял, что она их все-таки накормит.

— У нас с собой кое-что есть. Сахар там, мука, кофе, бренди… Тавви, может быть, разыщет что-нибудь еще. Я полагаюсь на тебя — вы, французы, очень изобретательны.

— Это верно, — ответила Жаклин и так внимательно посмотрела на него, что ему стало не по себе.

Николас выпрыгнул из кареты и облегченно вздохнул. Воздух был влажным и холодным — пар изо рта виден.

Он повернулся к Жаклин. Она стояла в дверях кареты и смотрела мимо него на полуразрушенный дом; руки ее все еще были связаны.

— Я так и думала, что ты живешь в подобной развалюхе, — резко сказала она.

Вопреки его ожиданиям, выходя из кареты, она не споткнулась, и ему не пришлось помогать ей. Ладно, он и так может делать с ней все, что захочет. Но он предпочитает подождать. Продлить удовольствие.

Охотничий дом некогда принадлежал его отцу — последнее напоминание о пущенном по ветру наследстве. Никто из Блэкторнов, кроме Николаса, не любил Шотландию. На какое-то мгновение ему стало по-настоящему грустно, что этот дорогой ему дом находится в столь плачевном состоянии, но он тут же отогнал от себя эту мысль. Тавви любую дыру сделает пригодной для житья.

Внутри все выглядело еще хуже. Крыша над холлом прохудилась, и на полу валялись ветки, листья и прочий мусор. Задняя часть дома пострадала от пожара; более или менее сохранились две комнаты, хотя состояние камина в одной из них внушало опасение. Тавви и Жаклин молча стояли по обе стороны от него.

— Работы невпроворот, — оживленно заявил Николас. — Но все по порядку. Тавви, раздобудь что-нибудь на обед — кролика там, перепела… Что-нибудь, чем можно живот набить. Там, подальше, какая-то ферма — может быть, разживешься молоком, яйцами и маслом. Описать тебе даже не могу, что Жаклин может из них сотворить!

— Я пошел, — кивнул Тавви. — Только карету разгружу. Куда принести ваши вещи?

Николас со вздохом оглядел продавленную кровать, засоренный камин.

— Неси сюда.

— А вещи Мамзель?

Николас усмехнулся:

— Сюда же.

Если эти слова и обеспокоили Жаклин, она никак этого не показала.

— Если ты развяжешь мне руки, то я поищу что-нибудь на кухне.

— Кухня на другой стороне дома и почти полностью разрушена. Тебе придется обойтись этим камином. Если дымоход не забит птичьими гнездами и всяким мусором.

— Очень хорошо, — спокойно произнесла она.

— А почему я должен развязать тебе руки? — поинтересовался Николас, когда Тавви вышел из комнаты.

— Потому что со связанными руками я не могу готовить, — в голосе Жаклин появились раздраженные нотки.

— Зато так ты мне нож в спину всадить не можешь, — заметил он.

— Как хочешь. — Она пожала плечами и покорно опустила руки.

Николас некоторое время в нерешительности смотрел на нее:

— Полагаю, что не стоит тратить время на то, чтобы просить тебя дать слово чести?

— Это зависит от того, о чем именно ты попросишь.

— Обещай не пытаться убить меня сегодня. Просьба, право же, пустяковая. Даже такой кровожадной особе, как ты, наверняка хочется как следует поесть и выспаться.

— А мне дадут возможность как следует выспаться? — спросила она, бросив многозначительный взгляд на единственную кровать.

— Конечно, — не колеблясь ответил Николас. — Еще как выспишься!

«Я так над тобой поработаю, что ты несколько дней спать будешь», — добавил он про себя.

Жаклин явно не поверила ему, но тем не менее кивнула:

— Хорошо. Обещаю.

— А почему я должен тебе верить?

— Потому что в отличие от тебя я человек чести. Если я даю слово, то держу его.

Как ни странно, Николас и в самом деле верил ей. Большинство знакомых ему женщин ни в грош не ставили такие понятия, как благородство и честность, но он уже понял, что Жаклин не имеет ничего общего с веселыми вдовушками и лихими девицами, с которыми он привык проводить время. Даже в пятнадцать лет она ни на кого не была похожа…

Николас развязал ее руки и сунул шейный платок в карман.

— Посмотри, что можно приготовить, — сказал он, — а я разожгу огонь.

Жаклин снова пожала плечами и отошла от него. Николас залюбовался ее грациозностью, которую не могла скрыть даже слишком большая для нее одежда Эллен. «Совсем без одежды она, наверное, еще лучше, — подумал он. — Ну что ж, я намерен скоро это проверить». Он и так слишком долго откладывает это удовольствие, а та девка в таверне только разожгла его аппетит.

Тепло от огня согревало пока лишь середину большой комнаты, но Жаклин удивляло, что этот никчемный Блэкторн вообще сумел разжечь камин. Птичьи гнезда из дымохода он вытащил, кровать, из которой выскочила испуганная мышь, передвинул на середину комнаты. На постели не было белья, но он притащил какие-то робы из кареты и постелил на кровать. «Но где же кто будет спать? Не думает же он, что они устроятся на этом продырявленном матрасе втроем?! Хотя это, наверное, было бы всего безопаснее — да и теплее тоже. А может, не так уж и безопасно?» — с тревогой подумала Жаклин, вспомнив рассказы опытных женщин в Париже.

Оставшись одна, Жаклин с трудом удержалась, чтобы не задвинуть на двери засов. Но она дала слово. И если Блэкторн не ждет, что она его выполнит, то она ждет этого от самой себя.

Блэкторн даже умудрился где-то найти метлу, но, когда начал подметать, поднял такой столб пыли, что Жаклин по-хозяйски отняла у него метлу, а его отправила поближе к огню.