Апрель, 1803

1.

На кухне старинного английского замка царила тишина. Слуги после ужина ушли к себе, и Жаклин сидела одна в темноте, наблюдая, как на стенах играют отблески огня из печи. Она отдыхала, ее маленькие сильные руки спокойно лежали на коленях. Огромный стул был велик для нее, и она казалась еще более хрупкой, чем обычно. Но никому из слуг и в голову бы не пришло заменить его. Жаклин привыкла к этому старинному стулу, а удобство личного французского шеф-повара леди Эллен Фицуотер было превыше всего остального. Конечно, это неслыханно, что главный повар в замке — женщина. Довольно необычно, что с хозяйкой у нее слишком уж сердечные отношения, а со слугами она строга и держит дистанцию. Но что из этого? Челядь в замке Эйнслей-Холл ранг чтила выше, чем заповеди Священного Писания, и власть Жаклин здесь принималась безоговорочно.

Самым удивительным слугам казалось то, что у мадемуазель Жаклин нет фамилии. Они называли ее Мамзель, а свое мнение о ней держали при себе, потому что побаивались. И это при том, что Мамзель было не больше тридцати, а выглядела она и того моложе: по-девичьи стройная, с огромными глазами, тяжелым узлом каштановых волос на затылке и точеными чертами лица, о котором — обладай им другая женщина — сказали бы, что это лицо эльфа.

Но никому бы и в голову не пришло назвать эльфом Мамзель. Лицо ее редко оживлялось улыбкой, а темно-карие глаза таили в своей глубине печаль. Было видно, что эта женщина пережила тяжелые испытания, а совсем небольшой запас любви и тепла, который еще хранила ее душа, она растрачивала на маленького черного щеночка, сладко спящего сейчас у нее в ногах.

Жаклин отдавала себе отчет в том, что о ней думают слуги, но это ее не слишком заботило. Слуги лживы и подобострастны, они завидуют ей, но в общем-то не способны причинить особого зла, а большего ей не надо. Целый год она жила спокойно — Англия дала ей приют, а кухня Эйнслей-Холла стала маленьким королевством, в котором все шло по заведенному порядку: соусы никогда не свертывались, мясо не подгорало, но главное, людей здесь не мучили и не убивали…

Жаклин встряхнула головой, вслушиваясь в окружающую ее тишину. Только бы судьба не сделала опять крутого поворота! Она ведь заслужила, отвоевала у жизни этот мир и покой. И все же вот уже несколько лет она просила у бога лишь одного. Не счастья, не любви, не дружбы и мира. Она просила возмездия. И разве она могла сейчас на что-то жаловаться, если провидение наконец-то откликнулось на ее мольбу?

В замке был огромный бальный зал, шесть гостиных, четыре обеденных зала, три кабинета, двенадцать туалетных, кухня, двадцать восемь спален. И в одной из них сейчас спал человек, которого она поклялась убить.

Было бы достаточно просто узнать, где он находится, и вонзить в него нож, которым она пользуется для разделки мяса. Жаклин могла, если нужно, рубить говядину, могла освежевать барана, и она пыталась уверить себя, что проделать то же с живым человеком будет ненамного труднее. Всего лишь ударить ножом по его шейным позвонкам — и цель ее жизни достигнута!

Узнать, какую именно спальню занимает гость, не составило бы труда. Проникнуть в комнату тоже было делом несложным, хотя рассчитывать на помощь слуг не приходилось: она никогда не сплетничала с ними, не садилась играть вместе в карты, не флиртовала, не обсуждала хозяев. Но Жаклин не сомневалась, что прекрасно справится сама. Существовала только одна настоящая опасность: даже после всех прошедших лет он может узнать ее.

Ну, это, правда, маловероятно. Без сомнения, память о ней запрятана у него где-то очень глубоко, если он ее вообще помнит. Ведь порушенные жизни мало что значат для таких, как он. А она наверняка лишь одна из многих в длинном списке его жертв.

Эллен, конечно, придет в ужас, узнав, что ее кузен зарезан в постели, а ее личный повар задержан по подозрению в убийстве. «Нет, вряд ли я способна на кровавое убийство, — с сомнением покачала головой Жаклин. — Надо придумать какой-нибудь иной способ. Знать бы только, как долго он здесь пробудет, чтобы как следует подготовиться. Не следует поступать опрометчиво».

Леди Эллен уехала из замка в тот же день, как только ее кузен тут объявился. Слава богу, что англичане так носятся со всеми этими условностями. Согласно им она не могла — даже под патронажем своей глуховатой компаньонки мисс Биннерстон — оставаться в огромном замке во время пребывания в нем неженатого мужчины, хотя он и ее троюродный брат. Тем более мужчины с такой скандальной репутацией, как у Николаса Блэкторна.

Леди Эллен собиралась поспешно и была явно в дурном расположении духа. Жаклин была готова сопровождать ее — пока не услышала его имя.

— Черт бы побрал этого кузена! — кипела от возмущения Эллен. Она любила употреблять крепкие выражения, но в ее нежных устах они теряли свою силу. Леди Эллен как-то даже попросила Жаклин научить ее французским ругательствам, но та наотрез отказалась.

— В чем же дело? — спокойно спросила Жаклин, не подозревая, что ее иллюзия безопасности вот-вот рассеется. — Если ты не хочешь видеть его в замке, скажи, чтобы он не приезжал.

— Поздно, он уже здесь. Да и вообще, у незамужней женщины в подобных вопросах нет права на собственное мнение. Я ведь только живу в Эйнслей-Холле, а принадлежит он моему брату Кармайклу — до тех пор, пока я не выйду замуж. Если же я останусь в девицах, он перейдет к его потомкам. Ну а если я все-таки выйду замуж, замком будет владеть мой муж. Мне еще повезло, что я могу здесь жить с Бинни. Но в качестве платы за всю эту роскошь вокруг я должна терпеть появление здесь какого-то мерзавца-родственника. Уж лучше я уеду отсюда.

— Ну, вряд ли ты охотно это сделаешь, — заметила Жаклин.

— Конечно, — призналась Эллен. — Но пусть это был бы кто угодно, только не Николас Блэкторн! Паршивая овца в нашей семье. Готов скомпрометировать любую женщину — от шести до шестидесяти, — если она просто окажется с ним рядом! Развратник, циничный негодяй, и, подумать только, он выставляет меня из моего… Что с тобой, Жаклин? — спросила она обеспокоенно, бросив взгляд на побледневшую подругу.

Жаклин тяжело опустилась на стул.

— Все в порядке, — ответила она. — Ты никогда раньше не говорила мне о своем родственнике. Расскажи мне о нем.

— О господи! О нем идет такая жуткая молва, я и половины всего не знаю. Он последний в роду этих сумасшедших Блэкторнов и, насколько мне известно, порядочный мерзавец. Хладнокровный, самовлюбленный, испорченный. Меньше всего я бы хотела, чтобы он был моей родней.

Жаклин справилась с собой настолько, что могла продолжать беседу.

— Потому что он так тебя стесняет?

— Бог мой, да нет же! Потому что он такой знаменитый повеса — и при этом так дьявольски хорош собой. Одно время я даже… Да нет, все это ерунда. О повесах сплетничать интересно, а жить с ними, я думаю, нелегко, — заявила Эллен. — Уж с Николасом-то во всяком случае. Несмотря на всю его привлекательность, что-то в его глазах… ну, не знаю… лишает тебя силы. Ты со мной согласна?

— Я его никогда не видела, — ответила Жаклин слабым голосом, пряча дрожащие руки под фартук. Эллен было совершенно ни к чему знать, что это ложь.

— Ну да, конечно. И не увидишь — во всяком случае, в этот раз. Он приехал пару часов назад, вдрызг пьяный, и сейчас храпит в одной из спален. Мы с тобой уедем и подождем, пока он не отправится на материк.

— Так он собирается в Европу? Почему же он сразу не поехал туда?

Эллен тяжело вздохнула:

— Дело в том, что Ники снова ввязался в какой-то скандал. Он привез мне записку от Кармайкла, и там говорится о дуэли с чьим-то мужем. Если этот человек выживет, Ники сможет вернуться в город. Если нет — уедет во Францию.

— Во Францию?

— Ну да, он всегда был помешан на ней; хорошо, что мы хоть сейчас с ней не воюем. Не смотри на меня так, Жаклин. Я знаю, что ты все принимаешь близко к сердцу, но нельзя же так переживать всякий раз, когда кто-то просто упомянет эту несчастную страну. Клянусь, тебе никогда не придется туда возвращаться. Пусть во Францию едет Ники, и, если он плохо кончит, я не буду переживать. Он этого заслуживает. Там ведь, кажется, все еще отправляют на гильотину?

Перед мысленным взором Жаклин блеснуло лезвие ножа, она услышала внезапный рев толпы и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

— По-моему, да, — ответила она, всем сердцем желая, чтобы темноволосая голова Николаса Блэкторна очутилась в окровавленной корзине.

— К счастью, мне мало приходилось иметь дело с пьяницами. Понятия не имею, когда он придет в себя и что-нибудь потребует. Но нам лучше уехать немедленно. Пусть Ники обслуживает его мерзкий слуга.

Эллен встала, зашумев пышными желтыми юбками. Жаклин следила за ней взглядом и вдруг поняла, что видит свою благодетельницу в последний рад.

У Эллен был небезупречный вкус, но она игнорировала разумные советы Жаклин. Несмотря на пышные формы, она обожала всяческие украшения. Две ленты с ее точки зрения были лучше, чем одна, три оборки — предпочтительнее двух, яркие цвета лучше пастельных. А они бы так пошли к молочно-розовой коже Эллен и сделали бы ее еще более привлекательной. Жаклин пыталась воспитать в подруге вкус, которым сама как француженка обладала от рождения. Но все ее усилия были напрасны. Эллен ее просто не слышала. А сейчас уже поздно.

— Я никуда не поеду, — сказала она.

Яркие, как синий фарфор, глаза Эллен расширились от изумления.

— Не говори глупостей! Конечно, поедешь! Ты не хочешь ездить со мной на всякие там вечеринки, но сейчас не тот случай. Мы просто погостим в Сомерсете у Кармайкла, пока Ники не решит, как ему быть дальше. А нам обеим даже полезно пожить какое-то время в деревне. Кроме того, ты обещала научить меня готовить.