Когда наш самолет совершил посадку в аэропорту Хитроу, погода даже для лондонской весны была премерзкая. Унылая мгла, безнадежно моросящий дождь — вот что встретило толпу прилетевших нашим рейсом туристов, все еще облаченных в шорты и пестрые рубашки.

— Ну вот мы и дома! — провозгласил Джереми, с видимым усилием толкая тележку с нашим багажом по «зеленому» коридору. — Конец отдыха и начало новой жизни. Как ты себя чувствуешь, золотце?

— Мне кажется, я самая счастливая женщина на свете, — искренне ответила я. — Лишь одно может поднять мне настроение еще больше. Если бы сейчас меня встретили мама и папа с известием о том, что пару дней назад сорвали главный куш национальной лотереи.

— Боже, какая проза! — засмеялся Джереми.

Но нас никто не встретил. Меня это поразило: в нашей семье всегда царил культ встреч и проводов. Наверное, мама до сих пор не смогла мне простить бегства со дня рождения бабушки. Целуясь с Джереми в такси по дороге в Бриндлшем, я решила, что это даже к лучшему. Нам и вдвоем хорошо было.

— К тебе едем? — осведомился Джереми, когда мы добрались до нашего городка.

— Да, — кивнула я и тут же передумала: — Нет, давай сначала заедем к моим предкам. Мне не терпится порадовать их нашими новостями.

— Хорошо. — Джереми любовно погладил меня по руке. — А потом моих навестим. Мамочка подпрыгнет от радости до потолка, когда узнает, кто ее будущая невестка.

— Ты не шутишь? — усомнилась я.

— Нет, конечно. Мне ли не знать свою мамочку.

— Здорово! Моя мама тоже будет счастлива. Тем более что Дэвид никогда ей особенно не нравился…

— Тс-с-с! — прервал меня Джереми. — Давай никогда больше не вспоминать его имя. Хорошо?

— Конечно, — пообещала я, тая от счастья.

— Хотя, если честно, я ему признателен, — продолжил Джереми. — Ведь лишь благодаря вашей размолвке мне удалось занять его место.

«Да, спасибо тебе, Дэвид Уитворт, — подумала я. — Могла ли я мечтать, что твое подлое предательство обернется для меня таким счастьем?»

Впрочем, уже в следующую минуту радость моя была омрачена. Перед парадным дома моих родителей стоял полицейский автомобиль.

Хотя сердце мое и екнуло, предчувствия беды у меня не возникло. Мало ли что могло понадобиться здесь полиции? Сосед наш набедокурил, быть может, или Бандит кого облаял.

— Наверное, меня разыскивают, — пошутил Джереми, когда я нажала кнопку звонка. И, обвив меня рукой за талию, нежно поцеловал в мочку уха. Пусть мама, открыв дверь, увидит нас, влюбленных голубочков.

Но открыла нам Джо, моя сестрица.

— Полный мрак, Эли, — сказала она. — Ты в дерьме по самые уши.

Глава 36

Двое дюжих полицейских, сидевших за столом в кухне, пили чай.

— Эли! — воскликнула мама, ломая руки. — У нас полиция!

Как будто я сама этого не заметила. В своих зимних полушубках полицейские занимали едва ли не всю кухню. При моем появлении младший из пары водрузил на голову шлем, стоявший вместо пирога посреди стола. Для солидности, так мне показалось.

— Что тут происходит? — вопросила я, усаживаясь напротив блюстителей порядка.

Старший из пары полицейских откашлялся.

— Мисс Элисон Харрис? — спросил он и тут же, не дожидаясь ответа, уточнил: — Также известная под именем Эли Харрис?

— Да, это я, — ничего не подозревая, ответила я. — А что случилось? Мой кот под машину угодил? Нашу квартиру обчистили?

— Мисс Элисон Харрис, — торжественно продекламировал бобби, — вы арестованы за попытку нанесения тяжких телесных повреждений. Вы имеете право не отвечать на вопросы… — Он занудно бубнил, точь-в-точь как это делают его коллеги в дешевых детективных телесериалах. — Однако в ваших интересах привести доводы в свою защиту, ибо в противном случае суд не найдет для вас смягчающих обстоятельств.

Пол под моими ногами пошатнулся, перед глазами поплыли круги.

— Любые ваши слова могут быть использованы против вас.

— Постойте-ка! — вмешалась наконец моя мать, пытаясь оторвать руку полицейского от моего локтя (второй рукой он уже извлек из кармана пару сверкающих наручников). — Что вы плетете? О каких тяжких телесных повреждениях может идти речь? Да вы только взгляните на мою дочь! Она ведь и мухи не обидит. Произошла ошибка, это и слепому видно. Джон, скажи им, чтобы они глаза разули, — обратилась она к моему папеньке.

— Боюсь, никакой ошибки нет, — вздохнул бобби. — Следуйте за нами, мисс Харрис.

— Куда вы ее ведете? — завизжала мама, когда меня отконвоировали в коридор. — Не волнуйся, доченька, мы тебя в обиду не дадим. Мы поедем за вами следом. Джон, заводи машину!

— Господи, что за кошмар? — вслух размышляла я, когда полицейские выводили меня из дома. Я вдруг подумала, что в самолете наглоталась какой-то дряни и у меня глюки начались. Потом вспомнила, что и в самом деле приняла перед полетом снотворное, которое в сочетании с поглощенными спиртными напитками меня, наверное, и добило. Телесные повреждения? Тяжкие? Ну и потеха! То-то Джереми посмеется, когда я проснусь.

Но в следующий миг, когда я увидела бледное как полотно лицо Джереми, я с ужасом поняла: все это происходит на самом деле.


С той самой минуты, как самолет приземлился в аэропорту Хитроу, я просто умирала от желания выпить чашечку чаю. Однако скажи мне кто, что чай мне предложат только в полицейском участке, я бы сочла, что передо мной чокнутый. И тем не менее так и случилось. Пока я сидела в обшарпанной каморке с голыми стенами, дожидаясь прихода адвоката, на столе передо мной стоял пластиковый стаканчик с крепчайшим чаем. Я же сознавала, что не притронусь к нему до тех пор, пока не войдет некий он или она и, улыбаясь во весь рот, не признается, что произошла чудовищная ошибка и я свободна.

И уж тогда, мстительно подумала я, Эли Харрис такой иск вчинит, что вы надолго запомните. И день этот станет самым черным за всю историю Бриндлшемского полицейского управления.

Однако после прихода адвоката мне довольно скоро стало ясно, что ни о какой ошибке не может быть и речи. На первый взгляд мистер Уогстаф, престарелый стряпчий, был совершенно ни на что не годен. Так, стручок гороховый, не способный самостоятельно шнурки на ботинках завязать. Сидя за моей спиной, он молча внимал инспектору, который зачитывал вслух основные параграфы обвинения. Меня, Элисон Харрис, обвинили в попытке нанести тяжкие телесные повреждения путем обработки едкой субстанцией гениталий мистера Дэвида Эйнсли Деверо Уитворта.

— Какой еще субстанцией? — возмутилась я. — Это была мазь «Огненный перчик»!

Мистер Уогстаф нагнулся и предостерегающе потрепал меня по предплечью.

— Мне бы хотелось сначала переговорить с моей подзащитной, — сказал он инспектору.

Магнитофон выключили, и плюгавый адвокат разъяснил, в какой переплет я угодила. А заодно посоветовал держать язык за зубами. Да еще угостил на закуску моралью. Знаете какой?

Никогда не крутить шашни с мужиком, старший брат которого служит в полиции.


Вы легко можете представить, что мамаша Дэвида, Морин Уитворт, с самого начала ненавидела меня, разлучницу, лютой ненавистью. Дескать, я, мерзавка последняя, посмела отбить Дэвида у лапочки Лайзы, такой хозяйственной и заботливой, будущей матери безропотных и всегда послушных внучат. Отец Дэвида в душе относился ко мне неплохо, однако вслух осуждал, дабы угодить супруге.

Мария, младшая сестра Дэвида, упоминала Лайзу при каждом удобном случае. Например, так: «Ах, Эли, у меня жуткий стоматит разыгрался. А вот у Лайзы стоматита не бывает. Она всегда следит за диетой. И за Дэвидом присматривает». Стоило у их пса уху потечь, и Мария тут же заводила разговор о том, как замечательно Лайза ухаживает за своими домашними тварями.

В итоге, не считая Дэвида, из всего семейства Уитвортов лишь его старший брат Барри относился ко мне заметно лучше, нежели к маньяку-насильнику и серийному убийце.

Во всех случаях, когда я, приходя к Дэвиду, не заставала его дома (он задерживался на службе), мне приходилось дожидаться его на крыльце. И лишь когда дома был Барри, меня впускали. Он меня даже чаем угощал. А за столом расспрашивал про мою работу и, в свою очередь, развлекал длинными и запутанными историями о разгуле преступности в Бриндлшеме.

Когда мы с Дэвидом обручились, я прекрасно понимала, что обрекаю себя на жизнь со свекровью, от которой всем чертям в аду тошно станет. Одно утешало: деверя я обрету такого, о котором можно только мечтать. Барри Уитворт был щедрый, открытый и великодушный малый. При нем я всегда чувствовала себя как дома.

Теперь, конечно, все это круто переменилось.

Как-то раз, в то время, когда Дэвид еще подыскивал себе новое жилье, я решила зайти к нему без предупреждения. Я знала, что у Дэвида выходной, а потому рассчитывала застать его. Однако при приближении к дому его родителей, у меня создалось впечатление, что там никого нет. Стояла зима, и, хотя было еще около четырех часов дня, на улице уже смеркалось. И в самом доме было темно. Тем не менее я поднялась на крыльцо и позвонила. Раз, потом другой. Я повернулась было, чтобы уйти, как вдруг в прихожей загорелся свет и дверь открылась.

— Кого там черт принес? — услышала я недовольный голос Барри. Однако в следующий миг, стоило ему узнать меня, лицо его осветилось радостью. — Элисон, как я рад тебя видеть!

По растрепанным волосам и помятой физиономии я догадалась, что подняла его с постели, где он отсыпался после очередного ночного дежурства.

— А Дэвид дома? — спросила я.

— Нет, — ответил Барри. — Но ты можешь войти и подождать его здесь.

Поскольку мне это было не впервой, я охотно согласилась. Обычно Барри в таких случаях отправлялся досыпать, а я сама ставила чайник и угощалась бисквитами. Но на этот раз Барри предпочел составить мне компанию.

— Ты уже выспался? — простодушно осведомилась я.