К тому времени доктор Мартин поравнялся со стеллажом, за которым мы прятались, и ноги его оказались буквально перед моим носом. Приятные коричневые туфли, машинально отметила я. Не то что стоптанные, пропахшие потом кроссовки, которые Дэвид носил почти не снимая.

— Ты только посмотри на его туфли, — прошептала Эмма. — Держу пари, они ручной работы. Видно, в целое состояние обошлись. Между прочим, по обуви, которую носит мужчина, можно многое о нем сказать…

И тут, к моему ужасу, к коричневым туфлям присоединилась еще одна пара обуви. Изящные лодочки на высоченной платформе. У меня сразу слюнки потекли: я давно о таких мечтала.

— Эшли, — проворковала женщина, — какая приятная неожиданность!

Послышались звуки поцелуев. Эмма зажала уши. Я же, наоборот, навострила. Как лучшая подруга Эммы я просто обязана была выяснить все подробности.

— Привет, Лу, — послышался голос инструктора. — Ты выглядишь чертовски соблазнительно.

— Не вгоняй меня в краску, Эшли, — ответила Лу. — Ты же знаешь, как действуют на меня твои комплименты.

— Это не комплимент, а чистая правда.

Кивая и подмигивая мне, Эмма без слов спросила, нельзя ли разжать уши. Я жестом показала, что пока не стоит.

— Ух ты, «Ласенца»! — воскликнула обладательница лодочек. — Кому это ты такие подарки покупаешь? Подружку себе завел, что ли?

— Еще какую!

Для страховки я сдавила уши Эммы обеими ладонями. Такой удар добил бы ее.

— Хотя мне было довольно неловко, — продолжил доктор Мартин. — Представляешь, пришлось купить лифчик и пояс для выпускной вечеринки нашего медицинского училища. Между прочим, в конце семестра мы ставим «Дракулу в Лондоне».

— Что же ты меня не попросил? Я бы тебе что-нибудь из собственного белья ссудила.

— Спасибо, Лу, но это бессмысленно. Ни на одной женщине в Англии оно не будет смотреться так, как на тебе.

Лу в ответ омерзительно замурлыкала. Посреди «Диксона»! Тварь бесстыжая.

— Что ж, не забывай меня, — промолвила она наконец. — Телефон ведь помнишь, да?

— Еще бы.

После чего, по счастью, она отчалила. Я отняла ладони от ушей Эммы и быстро ввела ее в курс дела.

— Все в порядке, — утешила я подругу. — Он это все для самодеятельного спектакля закупает. Они решили поставить «Дракулу в Лондоне».

— Фу, слава Богу! — Эмма перевела дыхание. — А кто эта мымра? Ты ее рассмотрела?

— Каким образом? Я же все это время тебя своим телом прикрывала.

— Дамы, могу я помочь вам? — послышался сзади вежливый голос. Мы подпрыгнули как ужаленные. Молоденький продавец разглядывал нас с нескрываемым волнением. Должно быть, испугался, бедняга, что мы из инспекции. Чистоту их ковров проверяем.

— Пожалуй, нет, — ответила Эмма, вставая. При этом она небрежно облокотилась о полку.

Стеллаж покачнулся, и расставленные на нем магнитолы и плейеры дождем посыпались на голову ничего не подозревающего доктора Мартина.

— Боже мой, что вы тут делаете?! — воскликнула Эмма, не замечая последствий сотворенной ею катастрофы.

— Аппаратуру выбираю, — ответил бедный доктор, тщетно пытаясь защитить голову от падающих с верхнего яруса стереоколонок. — А вот что вы здесь делаете? Плодите жертвы для оказания первой помощи?

Эмма истерически хихикнула, а мы с доктором заулыбались. Вокруг сгрудились продавцы и консультанты, пытаясь оценить размеры причиненного магазину ущерба.

— Вы не пострадали? — с надеждой спросила Эмма доктора Мартина. — Я умею повязки накладывать.

— Нет, я не пострадал. И… извините, но мне надо идти. На работу опаздываю. Надеюсь, девушки, в четверг вы придете на занятия?

Эмма расцвела:

— Еще бы! Ваши занятия я ни на что в мире не променяю.

Доктор Мартин кивнул (встревоженно, как мне показалось) и был таков. Глядя, как он улепетывает, я почему-то представила тараканов, которые кидаются врассыпную, стоит внезапно включить свет.

— Он опаздывает в больницу, — пояснила Эмма консультантам, взиравшим на нее с потемневшими лицами. — Он врач. Надеюсь, все в порядке?

— К сожалению, не все, — сказал подоспевший менеджер. — Боюсь, что вам придется возместить причиненный ущерб.

В итоге домой мы вернулись без купленных на погибель мужикам тряпок, зато с новехонькой стереосистемой. Совершенно целой, если не считать отломленной крышки деки. Ну и компакт-диски можно было запустить лишь в том случае, если систему наклонить под углом градусов двадцать. Но Эмму, похоже, это ничуть не заботило. Как не смутила ее и потеря четырехсот фунтов стерлингов, списанных с только что полученной кредитной карточки.

— Он спросил, придем ли мы в четверг… — бубнила она вновь и вновь, словно повторяла новую мантру. — Значит, хочет меня увидеть.

Сами понимаете, разубеждать подругу я не решилась.


Так бесславно закончилась наша попытка закатить гулянку. Однако от полного разочарования нас спас автоответчик. Включив его, мы услышали певучий тенор Марвина. Какой-то «потрясный» немец, с которым он познакомился в турецкой бане, не пришел на свидание, и Марвин с горя приглашал нас составить ему компанию и поужинать в ресторане. Мы согласились. Когда Марвин. опоздав на целый час, наконец заявился (фары у него не зажигались или еще что-то, мы так и не поняли), вспыхнул жаркий спор о том, в какой ресторанчик пойти. Индийский или итальянский. Чесноком более чем щедро посыпали блюда в обоих, а это, сами понимаете, особых перспектив в субботний вечер нам не сулило. Однако Марвин убедил нас, что аромат индийского чеснока сохраняется дольше, и это решило исход дела в пользу итальянской кухни.

На троих мы уговорили три бутылки красного вина, а вот в спагетти лишь слегка поковырялись: Эмма вздыхала о своем докторе, Марвин сидел на диете, а я просто была не в настроении. Разговор, естественно, шел исключительно о серьезных мужчинах.

— Он ведь доктор, — со знанием дела рассуждал Марвин, — а врачам свойственно остепеняться раньше, чем, скажем, юристам или бизнесменам. Специфика работы у них такая. Кругом царят смерть, хворь и страдания. Врачи рано понимают, что жизнь слишком коротка, и начинают задумываться о вечном. Иными словами, Эмма, если тебе удастся завлечь его в свои сети, то к Рождеству он наверняка сделает тебе предложение.

— Ты серьезно, Марвин? — пришла в восторг моя подруга.

— Готов держать пари. Когда ты увидишь его в следующий раз?

— В четверг вечером. Он проводит занятия по оказанию первой помощи.

— Тогда предлагаю разработать план прямо сейчас, не сходя с места. Что ты наденешь?

— Наверное, черные джинсы. А сверху, пожалуй, кружевной топ. Красный.

— Джинсы? — Марвин нахмурился. — А как насчет твоей новой кожаной мини-юбки? Она, по-моему, куда сексуальнее.

— Я знаю, — сказала Эмма. — Но львиную долю времени мы будем стоять на коленях, вдувая воздух в идиотскую резиновую куклу. И все береговые охранники будут пялиться не на куклу, а на мою задницу.

— Точно, — быстро согласился Марвин. — Но что тебя в этом смущает? Ты ведь носишь мини, когда ходишь по клубам?

— Это другое дело, — ответила Эмма. — Там мне не надо наклоняться или на четвереньки становиться.

— А почему бы и нет? От мужиков у тебя тогда отбоя бы не было.

И так продолжалось до бесконечности. Марвин с Эммой разрабатывали планы, как лучше заарканить мужика, а я грустно взирала сквозь запотевшее стекло на унылый дождь за окном. Мысли мои вновь и вновь возвращались к Дэвиду.

В прошлом году в это время мы с ним катались на лыжах в Андорре. Ни один из нас прежде на лыжи не вставал, однако Дэвида в эту поездку пригласил его босс, которому мой жених отказать не смог. К несчастью (а может, и к счастью, кто знает), в первое же утро Дэвид подвернул на склоне лодыжку, и оставшиеся дни мы с ним не вылезали из постели. Именно тогда мы решили, что следующий свой отпуск (медовый месяц) проведем в каком-нибудь жарком месте. Например, на Барбадосе. Снежные склоны нас совершенно не вдохновляли.

Разумеется, мысли эти естественным образом напомнили мне о победе в нелепом конкурсе и о полностью оплаченном отдыхе на двоих. Амаыде я до сих пор правду не открыла. После случая с «Огненным перчиком» прошла неделя, и за все это время Дэвид позвонил лишь однажды. Оставил на автоответчике требование возвратить его коллекцию компакт-дисков «Фан-лавинг криминалз». Судя по всему, мириться со мной он не собирался.

— Послушай, Эли. — Голос Марвина вывел меня из раздумья. — Сколько стоила твоя закуска?

Сумму, проставленную в счете, мы разделили на троих. Как обычно. Прежде, когда мы пытались точно определить, с кого из нас сколько причитается, Марвин и Эмма неизменно затевали спор о том, кто больше выпил или нечто в этом роде. Официант любезно помог нам с Эммой облачиться в пальто, а вот Марвин разочарованно вздохнул, когда официант лишь вручил ему пальто.

— Мне казалось, он посматривал на меня с интересом, — пожаловался Марвин, незаметно стянув со стола одну из трех монеток достоинством в один фунт — оставленных нами чаевых.

— Не все официанты — педики, — вскользь обронила Эмма.

— Что? С такой прической? — Марвин приподнял брови. — Да этот малый голубее меня!

— Прическа как прическа, — сказала Эмма, пожимая плечами. — Ничего необычного я в ней не заметила.

— А пробор? — уточнил Марвин, пока мы брели к автобусной остановке. — Это один из сигналов, которыми мы обмениваемся. Взгляни, например, на парня, который выходит из синего автомобиля. — И он указал на мужчину, который запирал дверцу «метро» последней модели.

— Если скажешь, что и он голубой, я тебя прибью, — пообещала Эмма, свирепо вращая глазами. — Это он и есть. Доктор Мартин. Про которого я тебе весь вечер талдычила.

— Ах, какой красавчик! — пропел Марвин.

— Ну что, голубой он? — процедила Эмма.

— Остается только надеяться, — ответил Марвин, мечтательно вздыхая.