Макс заговорил о преуспевающем драматурге мистере Шоу.

«Ах вот оно что, Макс решил писать пьесы».

А Макс продолжал:

– И зрителям нравится современная постановка.

Тоби фыркнул:

– Ну да, голая сцена, костюмы из простыней или мешков, а освещение такое, будто сейчас грянет гроза и электричество вот-вот отключат.

– Да, простые декорации, чтобы ничто не отвлекало от текста. Как ставит Гордон Крэйг.

С лица Тоби исчезло выражение непонимания. – Ты пытаешься мне сказать, что хочешь заняться дизайном декораций?

– Нет, папочка, я хочу стать режиссером.

Тоби задумчиво забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Этот путь мог стать спасением для Макса. В качестве актера ему придется соревноваться с такими талантливыми молодыми людьми, как Гилгуд, Оливье и другие. Но молодых многообещающих режиссеров в Британии немного.

* * *

Вечером после спектакля Лилиан Бейлис вернулась в свой кабинет и застала там Физз. Молодая женщина сидела в гамлетовском кресле, оперевшись локтями на конторку, и сморкалась в большой носовой платок. Лилиан кашлянула, но Физз не услышала. Мисс Бейлис осторожно тронула ее за плечо. Физз вздрогнула, резко обернулась и, увидев, что это Лилиан, заплакала опять.

– Я не могу больше терпеть этот брак, мисс Бейлис. Я прихожу домой и вижу в гостиной батарею пивных бутылок, американских парней в помятых рубашках, которые непрестанно говорят о конструктивизме и важности социального реализма…

– Актерские браки все таковы, – сухо сказала мисс Бейлис.

Физз уткнулась в грудь Лилиан.

– Макс всегда меня поддерживал, а теперь он говорит: «Разумеется, ты должна взяться за эту роль», а потом делает все возможное, чтобы я не попала в театр. Где сам он, кстати, бывает крайне редко. Если у него находится время посмотреть на меня в спектакле, он засыпает на середине и начинает храпеть… Это просто оскорбительно!

Мисс Бейлис осторожно погладила спутанные белокурые волосы и пожала плечами:

– Многие театральные мужья стали просто экспертами по разрушению личности жены. Они делают это спокойно и неторопливо.

– Ну уж нет! – с вызовом воскликнула Физз.

На лице мисс Бейлис появилось скептическое выражение.


Понедельник, 3 сентября 1928 года

Вооружившись благословением Тоби и его обещанием ежемесячно выписывать чек, Макс отправился в непрестижный пригород Лондона – Барнс. Пару лет назад в маленьком, на крошечной сцене, зале кинематографа ученик Станиславского Федор Комиссаржевский поставил две пьесы Чехова. Макс видел эти постановки и был восхищен. Многие серьезные театралы были готовы отправиться в пригород, чтобы посмотреть постановки в театре Барнса.

У театра Макс выпрыгнул из своей низкой спортивной машины, не открывая дверцы, надеясь произвести хорошее впечатление на мистера Комиссаржевского. Макс надеялся, что режиссер примет его в качестве помощника, тем более что Макс был согласен работать без жалованья. Перед Максом стоял лысеющий мужчина в твидовом пиджаке и мятых серых фланелевых брюках. Он был чем-то похож на Ленина, только без бороды.

– Это вы тот самый мистер Фэйн, который написал письмо? Отлично, что у вас есть машина. Это может пригодиться.

Макс с уважением посмотрел в раскосые зеленые глаза – проницательные, умные и веселые, – сидящие на плоском, типично славянском лице.

Мистер Комиссаржевский дернул курносым носом:

– Вы понимаете, что мы не можем вам платить? Идите за мной. – Он направился к главному театральному входу.

Макс с облегчением вздохнул. Теперь он сможет продолжать дело, начатое в Америке.

К концу дня Макс понял, что он нашел своего Учителя. Это был просто перст божий.

* * *

Прошло всего несколько дней, и Физз заметила изрядные перемены в облике Макса. Он снова стал тем веселым, кипящим энергией молодым человеком, за которого она выходила замуж. У вновь рожденного Макса оказался только один недостаток. Он без умолку говорил о Комиссаржевском, которого запросто, как и вся труппа, называл Комисом.

Спустя две недели после того как Макс начал работать в театре Барнса, они сидели днем в своем любимом ресторане «Берторелли» на Шарлотта-стрит, и Макс продолжал с энтузиазмом вещать за порцией спагетти:

– Физз, я никогда не встречал еще человека, похожего на него. Он архитектор, блестящий мастер по свету, декорациям, костюмам. Он еще и музыкант… Ты бы слышала, как он импровизирует за роялем!

Физз протянула руку и ухватила Макса за нос:

– Макс, меня уже тошнит от рассказов об этом блестящем сумасшедшем и его неподражаемом юморе. Запомни на будущее – за каждое слово об этом лысеющем маленьком гении я буду угощать тебя рассказом о Лилиан Бейлис!

– Отпусти мой нос, – гнусаво попросил Макс и засмеялся.

* * *

В марте 1929 года Физз сыграла Нору в пьесе Ибсена «Кукольный дом».

На премьере в партере чередовались белые бабочки, крахмальные рубашки, обнаженные напудренные плечи, ряды жемчугов и тиары. Зрителей привлекал не только спектакль, но и сидящие в партере. И Физз честно призналась себе, снимая грим после спектакля, что партер интересовал их куда больше происходящего на сцене. На следующее утро у нее брали интервью, но уже не театральные критики, а журналисты.

Все еще уставшая после спектакля, она позавтракала с репортером из «Ивнинг ньюс» в пахучих носках, выпила кофе с язвительным, умным парнем из «Дейли глоб» и под конец побеседовала с пухлой, по-матерински милой женщиной из интеллектуальной и сволочной «Уикли ревю».

Сочувственно обсудив с Физз ее исполнение роли Норы, репортерша вдруг небрежно заметила:

– Разумеется, ваша собственная жизнь не похожа на жизнь Норы.

Физз изумилась:

– Что вы имеете в виду?

Очаровательная дама уточнила:

– Вы сами зарабатываете деньги. Не чувствует ли ваш муж себя униженным, ведь именно вы его содержите?

– Я этого не замечала. – Тон Физз стал ледяным.

– То есть ваш муж никогда вам не завидует, не дуется и не бывает агрессивным? – Голос женщины зазвучал резче. – Не ведет ли он себя в личной жизни как Отелло или Петруччио?

Физз неестественно рассмеялась:

– Господи, конечно, нет.

– Но ведь он не работает, верно? Это наверняка создает трудности в вашей семейной жизни.

– Вы ошибаетесь. Макс работает помощником режиссера у мистера Комиссаржевского в театре Барнса.

– Но это же не Друри-Лейн, вы согласны?

– Никто не учится играть в теннис на центральном корте Уимблдона, – резко ответила Физз. – Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом, кроме моей личной жизни?

Женщина понимающе улыбнулась:

– Я полагаю, вас все спрашивали о том, каково это – добиться такого успеха в столь юном возрасте?

– Меня действительно об этом спрашивали. – Физз несколько расслабилась, успокоенная новой темой разговора.

– Ну, значит, я не буду повторяться. Еще один вопрос, – промурлыкала дама-журналист. – Эта вражда между вашей свекровью и О'Брайенами. На чьей вы стороне?

Физз рассмеялась серебристым смехом.

– Эту забытую историю раздувает пресса. Мы дома этого никогда не обсуждаем. – Она улыбнулась и встала. – Прошу меня извинить, но у меня еще одна встреча.

В следующую пятницу в «Уикли ревю» появились две статьи. Над ними разместились фотографии – угрюмый Макс и встревоженная Физз.

В первой статье под заголовком «Вражда Фэйнов» было совсем мало сказано о Физз в роли Норы, но зато подробно изложено все, что журналист смог раскопать о вендетте между Мими и Бетси.

Вторая статья, под заголовком «Кто здесь главный?», была не подписана.

«Фелисити Аллен, одна из немногих хорошо зарабатывающих британских женщин, наверное, сталкивается с другими проблемами… Дома блестящая королева сцены превращается в миссис Макс Фэйн. Или она этого не делает?

Фелисити Аллен, будучи не только красивой, но и умной, весело рассмеялась, уверяя что она «не носит брюки». Она отрицала тот факт, что слава и деньги сделали ее брак несчастным. «Я никогда не ущемляла мужского самолюбия Макса, – объяснила она. – Мой муж понимает, насколько важна для меня игра на сцене, но дома Макс становится главным».

Чувствует ли себя мистер Фэйн не в своей тарелке из-за того, что Фелисити добилась такого большого успеха? Нет, отвечает она. Называют ли Макса мистером Алленом? И если да, то обижает ли его это? Нет, отвечает Фелисити Аллен.

И хотя любящая свой дом Фелисити признает, что Макс предпочитает быть хозяином в доме, она клянется, что он никогда не ведет себя подобно Петруччио из «Укрощения строптивой». К счастью, мистер Аллен – ох, простите, мистер Фэйн – никогда не прибегает к физическому насилию, хотя Фелисити известно о том, что другие, менее удачливые жены расплачиваются синяками за свою независимость».

Макс прочитал обе статьи и отпихнул в сторону яичницу с беконом и красный как рак взглянул на Фелисити:

– Физз, ты что, в самом деле сказала, что дома я веду себя, как Петруччио?

– Разумеется, нет, дорогой. И эта умная сучка ничего подобного и не пишет. Она просто использовала меня, чтобы озвучить собственные мысли. Не может же она, в самом деле, думать, что десять фунтов в неделю превращают меня в хорошо зарабатывающую женщину?

– Ага! Так, значит, о деньгах вы все-таки говорили! Как ты посмела обсуждать нашу личную жизнь с этой сволочной феминисткой-лесбиянкой?

– Сначала она переиначила мои слова, теперь ты перевираешь то, что она написала! – Был почти полдень, поэтому Физз отправилась к «Берторелли» и выпила чересчур много кьянти.

* * *

В тот же вечер Макс и Физз пошли в клуб «Пятьдесят на пятьдесят», где не нужно было переодеваться к ужину, в отличие от «Савоя». Здесь актеры расслаблялись за выпивкой, ели спагетти или омлет, говорили о пустяках с другими актерами и приходили в себя после спектакля. Когда вошли молодые Фэйны, раздался шепот, а какая-то девушка громко хихикнула: