Виктория Холт - Месть королевы

И, весьма возможно, что на этом она не остановится.

Они собрались вместе. Здесь были Уорвик, Ланкастер и все еще зализывающие свои раны Гирфорд, Уоренн и Арендел.

Они не верили своим глазам и ушам.

– Этого не может быть! – выкрикивал Арендел. – Подумать только: регент! Паршивый выскочка! Томас, регентом должен быть ты!

– Не думаю, что безумие овладело моим двоюродным братом, – сказал Ланкастер. – Дело в другом. Но, признаться, такого я не ожидал.

– Его поставили над нами! – крикнул Гирфорд. – Это ничтожество! Нет, король определенно свихнулся!

Уорвик попросил друзей успокоиться.

– Ничего страшного, – сказал он, – не случилось. Мы присмотрим за любимчиком короля, а сам король недолго будет отсутствовать.

– Но если Гавестон вообразит себя правителем страны и нашим властелином? – снова закричал Гирфорд. – Что тогда?

– На этот случай мы должны знать, как ответить ему, – сказал Уорвик. – Полагаю, друзья, что вскоре все уладится. Эдуард вернется супругом, с красавицей женой после торжественной церемонии во дворце французского короля, и ему будет не до игр и баловства с каким-то Гавестоном.

– Хорошо бы так, – проворчал Арендел. – А я уверен, что все останется по-прежнему.

Темные глаза Уорвика сверкнули.

– Тогда, милорды, – сказал он, – нашим долгом будет удалить Гавестона.

Удалить… Неплохое словечко. Немного похоже на «удавить». И еще немало значений может скрываться за ним…

Об этом подумали сейчас собравшиеся, не сводя глаз с Уорвика, на подбородке которого появились брызги слюны. Бешеный пес – так назвал его Гавестон. На что Уорвик ответил как-то: «Пускай знает, что Бешеный пес непременно укусит его…»

Но, возможно, до этого и не дойдет. Возможно, красавица-жена сумеет сделать то, чего не смогли ни покойный отец, ни все остальные – отринет Эдуарда от его фаворита, вернет в нормальную жизнь…

В комнате ослабло напряжение. Да, Уорвик на сей раз прав: все еще может измениться к лучшему. В конце концов, Эдуард так молод и так поддается чужому влиянию, а Гавестон, надо признать, далеко не глуп…

Изабелла. Принцесса Изабелла, будущая королева – вот кто спасет короля.

– Нужно, чтобы король как можно скорее отправился во Францию, – проговорил Арендел.

– А после возвращения продолжим подготовку к коронационным торжествам, – сказал Ланкастер.

Все согласно кивнули.

Они почти успокоились: несомненно, Изабелла сделает из этого шалопая примерного мужа и отца и тем самым ослабит, а потом и окончательно искоренит дурное влияние мерзавца Пьера Гавестона.

Для принцессы Изабеллы наступили особо волнующие дни, она стала центром всеобщего внимания. Все вокруг были довольны предстоящим бракосочетанием, и она тоже – потому что будущий супруг считался одним из самых привлекательных молодых мужчин на свете. Правда, она его никогда не видела, но те, кому довелось, уверяли, что это на самом деле так, без всякого преувеличения.

– Он высокого роста, – говорили ей, – с льняными волосами. Точь-в-точь как его отец, который славился своей внешностью далеко за пределами страны.

– Вы станете королевой Англии, – продолжали говорить ей. – Подумайте только! Королевой!

И она думала об этом и радовалась вместе со всеми. Поправляяя светлые локоны перед зеркалом, она уверяла сама себя, что будет достойной парой этому красавцу – ведь и ее считают не совсем дурнушкой, но признанной прелестницей. Даже взор отца, этого сурового, жестокого человека, смягчался каждый раз, когда тот смотрел на нее. Он был самым могущественным государем в Европе, а мать – королевой еще до того, как вышла замуж за ее отца, так что высокого рождения у Изабеллы никому не отнять, и неизвестно, кто кому делает больше чести в этом браке.

Все ее братья – Луи, кто всегда ворчал и со всеми ссорился; Филипп, очень высокий и очень равнодушный; Карл, к которому издавна прочно приклеилось прозвище Красивый (так же называли в свое время и их отца), – все были довольны предстоящим бракосочетанием. Одобряли его и ее дяди – Карл де Валуа и Луи д'Эвре. Именно им предстояло сопровождать ее, когда она с мужем отправится в Англию.

Она была рада, что они поедут с ней – это сделает расставание с родиной не столь печальным, хотя была готова к подобному исходу, ибо почти всем принцессам на свете назначена такая судьба. В свои неполные шестнадцать лет она уже понимала это и отнюдь не сетовала на перемены в жизни. Ее мать, женщина с решительным нравом, никогда не забывавшая о своих титулах королевы Франции и Наварры, и не знавший жалости отец уделили ей немало от своих собственных черт характера, подготовив тем самым к тому, чтобы оставаться в любых ситуациях самой собою и не менять своих суждений и мнений.

Ей достаточно было взглянуть на себя в зеркало, чтобы вновь обрести уверенность, которая только укреплялась тем, что видела она в глазах придворных и что свидетельствовало об их восхищении ее редкой красотой.

Уже в течение пяти лет она была обручена с Эдуардом, принцем Уэльским. Обручение состоялось в Париже, и она хорошо помнит, как все происходило. Граф Линкольн представил принца ее отцу, и тот благословил будущий брак с наследником английского престола. Затем – это был самый ответственный момент – она вложила свою детскую ручку в руку архиепископа Нарбанны, который представлял юного Эдуарда, и с этого момента стала считаться его невестой, и ей было интересно все, что относится к будущему супругу. Так она не без удивления узнала, что тот зачастую не подчиняется воле отца, и это позабавило Изабеллу. Ее собственный отец называл короля Англии старым коварным львом и уважал его, хотя не слишком любил. «Нужно быть начеку с этим человеком», – говаривал он и всегда радовался, если узнавал, что валлийцы или шотландцы опять доставляли неприятности его сопернику. Тем не менее он одобрял предстоящий брак, и так же относился к этому событию старый король Англии.

Мать тоже объясняла кое-что Изабелле. «Родственные связи, – говорила она, – такие, как у тебя с принцем Уэльским, помогут сохранить мир между нашими странами. Понимаешь это? Когда станешь английской королевой, ни на секунду не забывай о родной Франции…»

Изабелла клялась, что не забудет.

Успокаивало и то, что ее тетушка Маргерит была сейчас вдовствующей королевой Англии, мачехой Эдуарда, будущего мужа. Она тоже, сказала ей мать, приедет в Париж на бракосочетание.

– Твоя тетя – неплохая женщина, – добавила королева. – Она счастливо прожила жизнь со старым королем. Впрочем, Маргерит такая слабовольная и послушная, что многого ей не надо. Лишь бы муженек не колотил ее и не слишком явно развлекался с другими женщинами. Однако, должна признать, про короля Англии всегда говорили, что он преданный супруг, а это очень редкое качество, И, значит, твоя тетя действительно была счастливой женой. О чем и сама толкует достаточно часто…

Изабелла многое знала о своих тетках. Помнила она и красавицу Бланш, выданную замуж в Германию и вскоре умершую там. Ее прочили в жены Эдуарду I, но король Филипп Красивый решил иначе и выдал за него Маргерит. Вообще, он своевольный и жесткий человек, и некоторые считают эти качества большими недостатками, но Изабелле они нравились. Во всяком случае, в отце.

С самых ранних лет Изабелла умела многое видеть и слышать – глаза и уши у нее были всегда открыты. Отец любил сажать ее за свой стол – такой красивый ребенок! – и она не пропускала ни одного слова из разговора взрослых и гордилась, что сидит за одним столом с человеком, которого боятся все в Европе.

Филипп Красивый! Его до сих пор так называют, хотя прозвище вряд ли сейчас подходит ему. Зато, когда ему было семнадцать и он только-только сел на трон, никто не мог отвести глаз от его лица – ни мужчины, ни женщины. Так ей рассказывали, и она вполне верила этому. Но за красотой лица скрывался холод, равнодушие: никаких теплых чувств он проявлять не умел. Или не хотел… Может быть, только к ней, и то потому, что она тоже была на редкость красива и те же черты характера преобладали у нее.

Сейчас от его красоты ничего не осталось – жирное, чересчур румяное лицо, зато прибавилось силы и могущества. Его считали самым безжалостным властелином в Европе – холодным, беспощадным и расчетливым, и чем больше власти приобретал, тем больше стремился увеличить и усилить ее. Для достижения этого он мог без зазрения совести применять любые способы – тут он был мстителен, злобен, чужд сострадания. Потому его так и боялись повсюду. Его мечтой было править не только Францией, но и всем миром, и те, кто его хорошо знал, не видели в этом ничего недостижимого.

Изабелла прекрасно понимала, почему доволен был ее отец тем, что на границах Англии то и дело вспыхивают бои с восставшими шотландцами и валлийцами: ведь они ослабляли его могучего соперника. Радовался он и смерти старого короля Эдуарда, видя в этом облегчение для своей страны. «Этот щенок, мой будущий зять, – говорил он, – не будет доставлять мне хлопот. А если попробует, я найду способ обуздать его». И, обращаясь к Изабелле, добавлял: «Моя дочь поможет мне, я знаю, она сумеет занять подобающее место в этой беспокойной стране…»

Слышать такое было лестно, но слова являлись и напоминанием: не забывай, что ты дочь Франции, всегда помни, кому обязана хранить верность…

Для ее собственной страны прошедшие годы тоже не были спокойными. Изабелла знала, что отец все время пытается уменьшить влияние папы римского и впадает в ярость от того, что для многих из его подданных верность и преданность церкви стоят на первом месте. Она была свидетельницей бурной ссоры отца с папой Бонифацием, когда последний осмелился заявить, что если король Франции не изменит своего поведения, то его высекут, как мальчишку. Смысл этих слов заключался, собственно, в угрозе отлучения от церкви, а это было самое страшное наказание. Человек нерешительный, услышав такое, немедленно пошел бы на попятный, но не таков был король Филипп. Он стал искать способа отомстить и потребовал от всех своих подданных встать на его сторону в споре с церковью, и те, находясь между двух огней, но страшась своего жестокого властелина больше, чем далекого Рима, подчинились воле короля. Все, за исключением богатой общины тамплиеров – католического духовно-рыцарского ордена, основанного в Иерусалиме около двухсот лет назад.