– В ближайшую независимую провинцию. Думаю, ею может стать провинция Эно! Там вы найдете убежище и сумеете собрать армию своих сторонников. Торопитесь!

– Как мне отблагодарить вас?

– Это я должен благодарить за честь и возможность служить вам, прекрасная леди!..

Как все-таки хорошо, что она красива, что может вызывать не только дружеские чувства у тех, кто в состоянии ей помочь, но и готовность пожертвовать собой ради прекрасной дамы!..

Она распрощалась с кузеном и направилась прямо к Мортимеру – нужно было срочно принимать решение.

Мортимер согласился с ней, что колебаний быть не должно: необходимо бежать из дворца, из Франции. Это нужно сделать сегодня же. Она, ее сын, сам Мортимер и все их друзья и сторонники, кого можно оповестить и собрать. Остальные присоединятся к ним позднее.

Той же ночью небольшой отряд всадников тайно покинул двор французского короля и направил свой путь к границе свободной провинции Эно.

* * *

Недалеко от Парижа к этому отряду присоединился еще один – побольше, потом еще… Все они хотели поскорее выехать за пределы Франции, что им благополучно удалось к исходу дня, когда они позволили себе наконец немного отдохнуть. Это было уже в городке Остреван, где Изабелла с ближайшим окружением остановилась в доме, принадлежащем рыцарю по имени Юстас д'Амбретикур. Когда тот узнал, кто его гостья, то был так горд оказанной ему честью, что предложил королеве Англии свой кров на любое время, а также помог разместить в городе остальных ее сторонников.

– Этот рыцарь, – с горечью заметила Изабелла Мортимеру, – куда гостеприимнее и надежнее моего родного брата, от которого мы вынуждены удирать сломя голову.

– Ах, моя любовь, – со смехом отвечал Мортимер, – будьте же справедливы. Ваш брат довольно долго терпел всех нас, и только потом его терпение лопнуло. Но гостеприимство этого простого рыцаря тоже согревает мне сердце.

Сэр Юстас сказал, что считает необходимым сообщить правителю Эно и Голландии о прибытии августейших гостей, королевы с сыном, потому что тот, несомненно, пожелает сам приветствовать их в своей стране.

Ответ правителя заключался в том, что он прислал своего младшего брата, который передал приглашение графа посетить его замок.

Брат правителя, граф Джон Эно, был молод, романтически настроен и полон желания помочь прекрасной даме и королеве, оказавшейся в нелегком положении. Изабелла быстро распознала его увлекающуюся натуру и сделала все, чтобы превратить юношу в своего поклонника и ярого сторонника. Что ей удалось быстро и без особых затруднений.

– Как приятно видеть таких благородных и доброжелательных людей, как вы, – сказала она ему. – В последние годы я немало натерпелась там, где должна была бы встретить любовь и понимание. С вами моя душа отдыхает от прежних волнений, залечивает раны, нанесенные ей.

– Миледи! – вскричал молодой граф. – Клянусь, в этой стране вы будете окружены постоянной любовью и вниманием!

Изабелла позволила себе слегка прослезиться, от чего ее глаза сделались еще прекраснее, что окончательно сразило Джона Эно.

– Госпожа, – произнес он торжественно, – вы видите перед собой рыцаря, который клянется, что сделает все от него зависящее, чтобы оказать вам необходимую помощь! Ради этого он, ни минуты не размышляя, пойдет на смерть! И если все вас покинут, все равно останется с вами!

Изабелла понимала, что устами юноши говорит горячность и чрезмерная страстность, однако верила в то, что сейчас услышала, и это придавало ей силы и улучшало настроение, пришедшее в упадок после жестокого поступка брата Карла.

Молодой Джон между тем продолжал с той же пылкостью:

– Миледи, можете вполне доверять мне! Я помогу вам, когда вы того захотите, вернуться с вашим сыном в Англию. И не только с сыном. Я расскажу о ваших делах своему брату, и он даст людей и оружие. Уверен, он так поступит. Что касается меня, то, если надо, я положу за вас жизнь и обещаю, что ни один из королей – ни французский, ни английский – не посмеет причинить вам ни малейшего вреда!

Изабеллу так тронули искренность и страстность этого человека, что она поднялась с кресла и, возможно, опустилась бы на колени, чтобы таким образом выразить свою благодарность, если бы он с ужасом во взоре не остановил ее.

– Господь не допустит, чтобы вы сделали такое! – вскричал он. – Это я на коленях перед вами снова и снова клянусь защищать вас от всех напастей! И могу сказать то же самое о своем брате, кто давно восхищается вами. Я приглашаю вас к нему и представлю вам его самого вместе с женою и четырьмя дочерями.

Изабелла отерла слезы и отвечала, чувствуя, что говорит совершенно искренне и что не нужно казаться более растроганной, чем она была на самом деле:

– Вы удивительно добры ко мне. Просто не знаю, чем могла заслужить такое отношение. У вас благородное и доброе сердце, и я никогда не забуду того, что вы сказали и что собираетесь сделать. Мой сын и я остаемся навсегда у вас в долгу, и, если будет на то Божья воля, мы пригласим вас к нам в страну, чтобы вы помогли править ею…

Было ясно видно, молодой Эно так восхищен красотой и речами королевы, что может еще долго клясться ей в верности и преданности и что искренность его восторженных слов не подлежит сомнению.

Но он сам прервал свои излияния, потому что хотел как можно скорее повезти Изабеллу к своему брату, и та, поблагодарив сэра Юстаса за гостеприимство и пригласив его в более благоприятные времена посетить Англию, отбыла ко двору графа Уильяма Голландского и Эно, старшего брата Джона, который весьма тепло принял ее и представил ей свою супругу Жанну из рода Валуа и, значит, родственницу Изабеллы, и своих четырех дочерей – Маргарет, Филиппу, Джоанну и Изабель, старшей из которых едва исполнилось пятнадцать. Все девушки – типичные фламандки: веселые, краснощекие, доброжелательные, умелые хозяйки, трогательно наивные и невинные.

Изабелла познакомила их со своим сыном, и те немедленно, без всяких сложностей и затруднений, налагаемых правилами этикета, пустились с ним в разговоры и быстро сдружились. Им сразу пришелся по душе этот почти уже пятнадцатилетний мальчик, слишком высокий, пожалуй, для своих лет, длинноногий, голубоглазый, светловолосый.

Графиня Жанна, решив не ударить лицом в грязь и показать, что их двор не слишком отличается от французского, развлекала гостей пышными празднествами, гуляньями и всевозможными забавами; ее дочери окружили вниманием самого юного гостя – принца Эдуарда: совершали с ним конные и пешие прогулки, играли в различные игры, знакомили с нравами и обычаями своей страны.

Временами Эдуард почти забывал о беспокойстве и сомнениях, одолевавших его, ведь он понимал уже, что действия матери направлены против его отца, и, хотя любил ее и восхищался ею, на душе у него было неуютно от всего этого – от необходимости сделать для себя выбор, оказаться всецело на чьей-то стороне. Поэтому обстановка при дворе графа и графини Эно, где все было открыто и просто, где супруги преданно любили друг друга и действовали в унисон, а их детям не нужно было ломать голову, к кому из родителей примкнуть, – эта обстановка вызывала у него и восхищение, и зависть, а вместе с тем снимала напряжение и успокаивала.

* * *

Из четырех сестер Эно Эдуарду больше всех понравилась Филиппа, однако он был достаточно учтив, чтобы не показывать своего предпочтения. Впрочем, однажды, когда все они ехали по лесу, не выдержал и сказал Филиппе:

– Давай отстанем от остальных.

Розовые щеки девушки стали совсем пунцовыми.

– Разве так можно? – едва слышно проговорила она.

– Если этого хочется, – ответил Эдуард, – почему нет? Ты хочешь?

– О, конечно! – воскликнула она, слишком простодушная, чтобы скрывать свои чувства или желания.

– Тогда за мной!

Она смущенно хихикнула, а он пришпорил коня и нырнул за деревья. Филиппа последовала за ним. На следующей просеке они остановились и некоторое время молчали, с улыбкой глядя друг на друга.

– Рада, что мы удрали? – спросил он.

– О да! Хоть какое-то развлечение. У нас так скучно вообще-то. Ты не находишь?

– Нет, когда я с тобой.

Она опять залилась краской и смущенно потупилась. Потом сказала:

– Ты это говоришь по правде? И думаешь так, как говоришь?.. Но зачем я спрашиваю – ведь если ты сказал, значит, так оно и есть, верно? Только не понимаю… Маргарет намного умнее, чем я, а Джоанна и Изабель гораздо красивей.

– Это совсем не так, – сказал Эдуард.

На ее лице было написано совершенно искреннее недоумение, и он понял: девушка говорит истинную правду, без тени кокетства или хитрости, и действительно не может понять, почему из всех сестер он предпочел именно ее.

– Что в тебе особенно удивительно, – сказал он немного погодя, – это честность. Ты, наверное, никогда не говоришь того, что не думаешь.

Она с неподдельным удивлением посмотрела на него.

– А для чего так делать? Слова даны нам для того, чтобы выражать свои чувства. Разве не так?

– Ты мне очень нравишься, Филиппа, – сказал он. – Ты не такая, как остальные. Узнав тебя ближе, я понял, что жил и живу в мире обмана и что…

Он замолчал, не по-детски нахмурившись. Он не мог да и не хотел рассказывать этой невинной девушке о том, что именно он понял: что его мать и Мортимер – любовники, а его отец окружил себя фаворитами-мужчинами, которых предпочитает жене, данной ему от Бога…

– Почему ты не договорил, Эдуард? – спросила Филиппа.

Он покачал головой.

– Не нужно. Утро сегодня слишком ясное и красивое для подобных разговоров. Расскажи мне лучше о своем детстве. Оно было счастливым и безоблачным, как это небо, я уверен. Отец и мать любят тебя и друг друга.

– Конечно. Мы ведь одна семья. Как же иначе?

Он почувствовал, что не может не поцеловать это милое доверчивое создание и, наклонившись с седла, сделал это.