Виктория Холт - Месть королевы

Всю ночь они скакали сквозь тьму и к утру достигли берега Пролива в Хемпшире. Первое, что они увидели, – большой корабль, бросивший якорь довольно далеко от берега. Его паруса звали во Францию.

Теперь нужно нанять лодку, что оказалось нелегким делом. Пришлось купить небольшой баркас, на котором, как они сказали рыбаку, продавшему его, они собираются плыть на остров Уайт.

Мортимер первым взошел на борт корабля. Капитан ждал его приказаний и, как только начался отлив, дал команду выйти в открытое море.

В тот же день Роджер Мортимер и Джерард Олспей ступили на землю Франции.

В прибрежной таверне за кружкой с вином они поздравили друг друга с благополучным прибытием.

Мортимер сказал, поднимая кружку:

– Мы сделали ровно четверть дела. Остальные три четверти впереди, мой друг!

Король Эдуард находился в Ланкашире, когда из Лондона прибыл посланный с известием о побеге Роджера Мортимера из Тауэра.

Король впал в ярость, на дне которой таился страх. О, как он был неразумен, что не расправился с Мортимером раз и навсегда! Как можно было оставить такого человека в живых? Не лишить его головы?!

Все потому, наверное, что не было с ним в то время его дорогого Хью. Тот бы непременно дал правильный совет, как он всегда умеет делать. Со своей милой, манящей улыбкой… И вот теперь Мортимер на свободе. Зверь вырвался из клетки!

Хью Диспенсер, узнав неприятную новость, постарался скрыть охватившее его беспокойство и с напускной небрежностю произнес:

– Ничего страшного, дорогой господин, не нам его бояться. Мы выступим против него и всех приграничных баронов и как следует проучим их!

– Конечно, мой милый Хью, конечно. Но подумать только: сумел удрать из Тауэра! Как ему удалось?

– Что тут необычного? Был праздник, не так ли? А вы знаете этих людей: дайте им только повод покутить, они забудут обо всем на свете, и в первую очередь о своих обязанностях.

– Кто-то должен ответить за это!

– Они ответят, дорогой господин, не сомневайтесь в этом! Я позабочусь.

Когда стали известны подробности побега, король расстроился еще больше.

– Тут не обошлось без помощи снаружи, – сказал он.

– И снаружи, и внутри, – уточнил Хью.

– Неужели у меня столько врагов?! – воскликнул Эдуард. – Подумать только! После победы над Ланкастером, над Мортимерами…

Хью Диспенсер печально улыбнулся: король лишь сейчас понял, что у него они есть. Да ведь он окружен ими! Он в их кольце! Неужели так трудно сообразить?

Но каков бы ни был король – слабый, вздорный, не очень смышленый, – он преданный друг Диспенсеров, и нет ничего на свете, что бы он не сделал для своего любимого Хью, с которым проводит дни и ночи… Ночи!.. И они с отцом стали уже одними из самых богатых людей в Англии – а это, черт возьми, не сбросишь со счетов!

– Ручаюсь, он уже у себя на границе с Уэльсом, – сказал король.

– Наверняка подался туда, где у него больше друзей, – согласился Хью.

– Мы совершим еще один поход с войском и добудем его, Хью. На этот раз он никуда не убежит.

– Он красивый мужчина, – с улыбкой заметил Хью, – но посмотрим, так ли он будет красив без головы…

В это самое время Роджер Мортимер, благополучно добравшись до Нормандии, находился уже на пути в Париж.

К счастью для Изабеллы, король никак не связал с ее пребыванием в Тауэре бегство оттуда Мортимера. Хотя были, разумеется, люди, кто видел, как она встречалась там с узником и прогуливалась в присутствии коменданта Олспея по саду. То, что Олспей оказался пособником бежавшего, стало вскоре ясно, и он был объявлен изменником. Епископа Орлтона тоже, по некоторым признакам, заподозрили если не в соучастии, то в чрезмерной симпатии к преступнику. Что же до королевы, то никому и в голову не приходило, что она может иметь какое-то отношение к побегу, и ее присутствие в Тауэре в это время все считали простым совпадением.

Отношения Изабеллы с королем несколько изменились. Она не только не проявляла ни малейшего желания вступать с ним в интимные отношения, но и отвергала любые его разговоры на эту тему. Собственно, он, как и раньше, не делал сам никаких поползновений, но ее полный отказ несколько его удивлял, хотя нисколько не огорчал, а, напротив, радовал и облегчал жизнь. В самом деле, к чему продолжать тягостные для него действия? У них уже есть дети, из них двое – мальчики, одному почти тринадцать, – что еще нужно? Он выполнил свой долг и может теперь не чувствовать никаких обязанностей перед ней.

Изабелла стала еще больше внимания уделять юному Эдуарду, на остальных детей почти совсем не тратила времени. Они здоровы – и хорошо. Эдуарда же не отпускала от себя.

Но главной ее мечтой, главной заботой было сейчас попасть вместе с сыном во Францию, увидеться там с Мортимером, начать осуществление задуманного – свергнуть с трона собственного мужа.

Она оправдывала себя тем, что имела все основания: в стране дела идут все хуже и хуже – Англия летит в тартарары. К этому прикладывают руку отец и сынок Диспенсеры, а также греют эти самые руки, пользуясь безволием и попустительством короля. А потому и он, и его мерзкие фавориты должны поскорее уйти, освободить место для более достойных. Каким, без сомнения, сможет стать ее сын Эдуард, которым будет руководить она сама с помощью Роджера Мортимера.

Изабелла принялась собирать вокруг себя людей, явно противостоящих королю, осуждающих его за безнравственность – так они называли любовь к себе подобным, за полное подчинение фаворитам, за неразумность и непредвиденность поведения. У всех этих людей было общее с королевой желание – избавиться от Диспенсеров… Прежде всего. Дальше они не осмеливались строить планы, а Изабелла скрывала свои конечные цели.

Все чаще в стране начали вспоминать казненного Томаса Ланкастера, сожалеть, что все так получилось, приписывать ему заслуги, которых тот не имел, и добрые дела, которых тот не совершал. Некоторые доходили до того, что называли его святым, говорили, что у его гробницы происходят таинственные и странные вещи, какие и должны происходить на могиле невинно убиенного.

Брат Томаса, Генри, ставший теперь графом Ланкастером, пришел к королеве и предложил свои услуги для избавления страны от надоевших всем фаворитов. Хотя он не был по характеру ни борцом, ни человеком, способным повести за собой других, для Изабеллы его поддержка, пускай только на словах, была весьма полезна и приятна.

Сыновья второй супруги покойного короля, братья короля нынешнего по отцу, Томас Норфолк и Эдмунд Кент, тоже нанесли визит Изабелле, прослышав о ее более энергичных действиях, и заверили в своей поддержке в борьбе против Диспенсеров, которые им тоже опостылели.

– Но это нелегкое дело, – сказала она обоим братьям, – заставить короля избавиться от них. Уже были примеры в прошлом.

– Однако это необходимо сделать, – сказал Кент с ударением на предпоследнем слове.

– Король будет стоять за них до последнего вздоха, – заметила Изабелла.

– Тем не менее это должно быть сделано, – сказал Норфолк с интонацией, тоже показавшейся Изабелле несколько странной и загадочной.

Как бы то ни было, она все явственней видела, что вокруг Эдуарда собираются тучи, а среди недовольных – люди самого высокого происхождения, готовые, судя по их словам, идти на многое, если не на все, чтобы изменить существующее положение в стране.

Но все же больше всего она думала сейчас о том, чтобы под любым предлогом уехать во Францию, где ждет человек, принесший ей первые, истинные радости любви.

Однако как это сделать? Ведь король, какой ни есть, остается хозяином страны и хозяином ее, королевы, без разрешения которого она не может ступить шагу.

Со стороны могло показаться, что Диспенсеры совершают глупость за глупостью, безумство за безумством, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делается вокруг них, и этим бездумно повторяя просчеты Гавестона. Но это было не совсем так. И отец и сын были достаточно проницательны и хитры, а не прямолинейны и в какой-то степени простодушны, как Гавестон. От них не укрылась даже перемена в отношении королевы к своему супругу. Знали они, разумеется, и о настроениях при дворе и на улицах Лондона. Знали, но не придавали особого значения, понимая, насколько переменчивы эти настроения.

Да и разве далеко ходить за примерами? Взять хотя бы теперешнее отношение людей к Томасу Ланкастеру. Как честили они его еще совсем недавно, когда он был жив, обвиняя во всех своих бедах! А что сейчас? Сейчас сделали его чуть ли не святым, о чем объявили на табличке с перечислением всевозможных добрых дел, которых он никогда не совершал, но которые ему приписали, и поместили это описание прямо на стене собора святого Павла. Когда же король приказал табличку снять, какое поднялось возмущение среди жителей Лондона!

Куда больше Диспенсеров беспокоила Изабелла.

– Ее слишком радостно приветствуют, где бы она ни появилась, – жаловался молодой Хью королю.

– Люди всегда были о ней высокого мнения, – подтвердил Эдуард.

– Да, но за ваш счет, милорд! Мне это совсем не нравится.

– Дорогой Хью, ты чересчур заботлив и ревнив по отношению ко мне. Не вижу ничего плохого в том, что народ любит супругу короля.

– Но это может привести к тому, что она станет неправильно понимать свою роль в стране, мой дорогой господин.

– Милый племянник, этого не случилось за прошедшие пятнадцать лет и, надеюсь, не случится вообще.

С некоторых пор королю понравилось называть молодого Хью «племянником». В этом было нечто игривое и отчасти нескромное, что еще больше возбуждало его. А те, кто ничего не знает, пускай думают, что юноша и в самом деле его племянник. Впрочем, отчасти так оно и было: юная жена Хью приходилась дочерью графа Глостера и принцессы Джоанны, родной сестры Эдуарда, а потому настоящей его племянницей.