Они встали поздно. Клара варила кофе, а Клементину возился на улице, расчищая до завтрака вместе с братьями двор. Но завтрак пришлось отложить: приехал Александр. Клементину отметил, что у Александра уставший вид, запыленные ботинки, влажная рубашка — видно, рабочий день его адвоката начался давно. Александр положил перед Клементину папку.

— Рекомендованные мне специалисты по страхования изучили инструкцию, которую вы нашли у Анжелы.

Клементину не торопился раскрывать папку, слушая, что скажет Александр дальше.

— Инструкция как инструкция, но вот пометки, сделанные на полях, оказались очень любопытными. — Александр взволнованно поправил очки. — Человек, сделавший эти пометки, был очень заинтересован в получении этой страховки. Этот человек, несомненно, очень грамотный, и он педантичнейшим образом изучил инструкцию, ища в ней зацепки.

— Боже мой! — Клара перевела взгляд с Клементину на Александра. — Я вспомнила тот день, когда был взорван Центр. Мы разговаривали с Анжелой, и неожиданно она заторопилась позвонить, якобы Энрики. Но я точно не помню и не слышала разговора, потому что она ушла звонить в другую комнату. И еще, — Клара заходила по комнате, — ведь именно Анжела устроила меня на работу в пейджинговую компанию. Она очень расхваливала мне «говорящее сердечко», рассказывая о принципах работы аппарата.

Клементину обменялся с Александром понимающим взглядом.

— Знаешь, Клара, не будем гадать попусту. Мне кажется, тебе стоит пригласить свою подругу в гости. Заинтригуй ее, пусть приезжает немедленно. — Клементину замолчал, что-то обдумывая. — А впрочем, лучше позвоню я, мне она точно не откажет. — Клементину встал и направился к телефону.

Его расчет оказался точным — заинтригованная его приглашением Анжела приехала немедленно. Но все остальное из задуманного Клементину удавалось плохо. Анжела встретила ироничным смехом их обвинения. Она нисколько не была обескуражена нападками Клементину, завладевшего инициативой разговора. В пылу разговора Клементину почувствовал, что они не обсуждают факты, а зло перебрасываются обвинениями. Клементину выжидающе посмотрел на молчавшего все это время Александра.

Но и на убедительные, с точки зрения Клементину, доказательства того, что Анжела тщательно и всесторонне готовилась к взрыву, она опять ответила веско и аргументировано:

— Я же исполнительный директор, я все изучала и анализировала заранее. Мне именно за это платили деньги. И потом, — Анжела презрительно посмотрела на Клементину, — что бы лично мне дал этот взрыв? Какие деньги я на этом заработала? Это не я, а Сезар Толедо получил бы страховку.

— А ты бы избавилась от обвинений в соучастии в краже денег, которые Энрики вбухивал в свою дурацкую затею, — тихо сказала Клара. — И потом, ведь именно ты устроила меня в «Говорящее сердечко» и в свое время подробно объясняла мне принципы работы этой компании.

— Клара! — Анжела подняла на нее свои огромные глаза. — Клара, за что ты так зла на меня? Что я сделала тебе плохого? Ты же была моей лучшей подругой, почему же ты предаешь меня? Ради чего? — Анжела брезгливым взглядом обвела темную комнатенку, убогую самодельную мебель, дешевую посуду…

— Неужели ради этого?! — Клементину поймал на себе ненавидящий взгляд.

Клара попросила разрешения переговорить с бывшей подругой наедине. Александр и Клементину вышли из комнаты.

Александр не скрывал своего раздражения — разговор свелся к бездоказательным обвинениям, которые ни к чему конструктивному не могли привести. Более того, оказалось, что и подозревать Анжелу особенно было не за что. Он явно был недоволен, что оказался втянутым Клементину в очередную крикливую бесполезную разборку.

— Может, вы мне не все рассказали? Вам, может, что-то известно еще?

Клементину замялся:

— В тот день, когда я забрал у нее из дома эти инструкции, я нашел там еще кое-какие бумаги… Это были вырезки из газет, фотографии.

— Ну и что?

— А то, что речь в них шла о несчастном случае, в результате которого погиб некий Жуан Видал.

Глаза у Александра загорелись.

— Расскажите поподробнее, что это за несчастный случай.

— Взрыв на каменоломне, принадлежавшей строительной компании Толедо, если не ошибаюсь. Ведь фамилия Анжелы — Видал? Возможно, погибший Жуан Видал — ее отец? Потом в одной заметке было написано об удочерении какой-то девочки. Я думаю, что все это имеет прямое отношение к Анжеле.

— Она никогда об этом не рассказывала!

— Здесь сплошные тайны, но за ними должно стоять что-то важное, помяните мое слово!

Дверь открылась, и на пороге появилась Анжела. Не замечая ни Александра, ни Клементину, она обернулась и бросила Кларе:

— Кого ты защищаешь? Твой Клементину не человек! Он уби…

— Замолчи! Замолчи сейчас же! — Клара подлетела к подруге и преградила ей выход. — Только попробуй еще произнести это слово! Я никогда не позволю поносить этого человека! Тем более в этом доме! А теперь, пожалуйста, уходи. — Клара отошла и встала рядом с Клементину.

— Мне здесь больше нечего делать!

Клементину посмотрел сначала на поникшую Клару, потом на высоко поднятую голову Анжелы и понял, что он не должен позволить ей уйти отсюда победительницей, глубоко порядочной женщиной, которую предала лучшая подруга. Он встал на ее пути:

— Нет, ошибаетесь, дона Анжела! Я ведь многое о вас теперь знаю. Знаю, что вы родились в Риу-Негру, знаю, как погиб ваш отец, — все знаю!

Он почувствовал, что ему удалось вывести Анжелу из состояния равновесия. Она заволновалась.

— Значит, ты обыскал весь дом?! Рылся в моих бумагах?! Ко всему прочему, ты еще и гнусный вор!

— Может быть, и так. — Клементину не спускал глаз с лица Анжелы. — Называйте меня, как вам будет угодно. Но факт остается фактом: вы никому никогда об этом не рассказывали. Что же вы скрывали?

— Да кто вы такие, чтобы меня допрашивать? В чем-то меня обвинять?!

— Анжела! — Негромкий голос Клары заставил и Анжелу, и Клементину замолчать. — Признай, что все это крайне странно. Ты ото всех скрывала, что твой отец погиб на каменоломне Толедо, от меня, от Марты, от Энрики.

— Да ничего я не скрывала. — Анжела устало села на стул. — Кому в Сан-Паулу так важно было знать, как умер мой отец? Это всего лишь навсего мое прошлое. А сюда я приехала учиться, случайно познакомилась с Энрики. Наше с ним знакомство — не более чем совпадение. Я считала, что если я расскажу об этой трагедии, напомню о ней семье Толедо, то наверняка возникнет отчужденность. А я искренне привязана к этой семье, люблю и уважаю Марту, Сезара… Согласись, любой бы на моем месте поступил так же.

— Зачем тогда хранить вырезки из газет? — подал голос Клементину.

— Ничего я не хранила. — Голос Анжелы снова обрел присущую ему уверенность и апломб. — Ко мне приезжал знакомый из Риу-Негру и оставил папку с этими бумагами. Да и говорить больше не о чем. Я все сожгла при переезде. Вы два ненормальных! За что вы прицепились ко мне? Врываетесь в мой дом, копаетесь в моих бумагах. — Анжела повернулась к Кларе. — Как ты могла принимать во всем этом участие? Неужели из-за этого мужлана? Из-за того, чтобы жить в этой вонючей конуре, называть ее своим домом? — Анжела опять брезгливо скривила губы, и, проходя мимо Александра, обронила: — Как же ты мог оказаться вместе с врагами твоей семьи, твоего отца?

— Я всего лишь адвокат, выполняющий свои обязанности. И я пытаюсь не путать свою работу с семьей.

С момента приезда из Рио Александру казалось, что он трудится день и ночь. Сначала он разыскал Клементину, который метался по городу, пытаясь укрыться от полицейских. Потом Александр, переступив через себя, отправился к матери, чтобы в ее доме спрятать Клементину. Потом, снова переступив через себя, повез своего подзащитного в мастерскую Бруну, куда утром следующего дня нагрянула полиция. До сих пор Александр не понимает, каким чудом ему удалось добиться у прокурора отмены постановления об аресте да Силва. Но факт остается фактом — он поднял прокурора с постели, объяснил ему ситуацию и подписал у него отмену постановления. Александр втайне гордился собой. Единственной, кому он решился рассказать о своих подвигах, была Лусия Праду.

Как ни упрекал себя Александр за некую измену матери, но ему всегда нравилась Лусия — умная, тонкая женщина и прекрасный профессионал, за спиной у которого множество сложнейших и блестяще завершенных дел. Только себе Александр однажды признался, что вполне может понять отца, ушедшего к такой женщине.

Нет, он, конечно, обожал, боготворил мать, но к Лусии относился с особой доверительностью и обожанием. Лусия, он это чувствовал, платила ему тем же. Она уважительно относилась к нему как к коллеге, перед компаньонами отзывалась о нем наилучшим образом, в нужный момент всегда легко приходила на помощь деликатным советом, а порой и дельной подсказкой. У Александра не было от нее секретов, с любой проблемой он легко шел к ней, и она всегда сама лично или через кого-то помогала ему. С ее подсказки он вышел на специалистов в области страхования, которые по его просьбе проанализировали пометки на инструкции, найденной у Анжелы.

Постепенно из сослуживца эта симпатичная женщина превратилась для него в друга, которому он мог доверить то, что не доверил бы ни брату, ни отцу, ни матери. Именно ей, Лусии Праду, Александр поведал о своих маленьких победах в деле Клементину да Силва. Помимо необходимости поделиться радостью, Александр испытывал желание выглядеть наилучшим образом именно перед Лусией: он никогда не забывал, что это она составила ему протекцию при устройстве на работу в эту известную адвокатскую фирму. И Александру было очень приятно и важно не ударить лицом в грязь. Пока ему это удавалось.

Их взаимная расположенность друг к другу позволяла Александру изредка делиться с Лусией своими семейными делами. А они казались ему далеко не безоблачными, хотя внешне все выглядело замечательно. Сандра простила ему спешный отъезд из Рио, а, вернувшись через неделю после него в Сан-Паулу, просто вешалась ему на шею, требовала с него клятв в вечной любви. Ночью она ублажала его, доводя до исступления своими умопомрачительными ласками, по утрам нежно прощалась с ним, а вечером с нетерпением ждала его возвращения. Ему все так же кружила голову ее близость, запах ее фантастического тела, способного творить чудеса. Но стоило ему удалиться от нее, набегали сомнения в ее искренности, в страстных порывах и клятвенных обещаниях любить его всегда, вечно. Александр начинал чувствовать себя подлецом, бросившим молодую жену во время медового месяца одну, в чужом городе, променявшим ее на карьеру. Он готов был простить ей все нападки на Клементину, которого она все так же не желала знать, и в то же время не мог понять, каким образом в Сандре одновременно уживаются нежность и ненависть, непосредственность ребенка с хитростью прожженной женщины.