Виолен Ванойк - Мессалина

Едва усевшись в носилки, Мессалина принялась подгонять рабов. Они быстро достигли форума, расположенного неподалеку, так как Мессалина занимала крыло построенного Калигулой дворца, выходившее непосредственно на Новую дорогу и соседствующее с атрием весталок. Пройдя вдоль заполненной торговцами базилики Эмилия и курии, они вышли на форум Цезаря. Затем достигли храма Марса Мстителя, где члены императорской семьи обычно получали тогу совершеннолетнего и где хранился меч Цезаря. По лестнице они добрались до западного склона Квиринала, миновав квартал Субуру, отделенный от форума Августа стеной. Оттуда они направились к подножию Пинция, где раскинули свою зелень Лукулловы сады. Они выбирали не самый легкий, но самый тенистый путь по Широкой улице, где было гораздо приятнее идти в это жаркое майское утро.

Мессалина никогда не бывала в Лукулловых садах, но она издали могла судить о величественности и красоте вековых деревьев, взметнувшихся за стенами. Не раз она задавалась вопросом, что за редкие породы росли в этом парке, некоторые из них она видела впервые. Носильщики, впереди и позади которых шли охранники-преторианцы, остановились возле деревянных ворот, украшенных бронзовыми листьями. Командующий охранниками трибун постучал в ворота рукояткой меча. Тяжелая створка бесшумно открылась, и из ворот вышел раб крепкого телосложения с увесистой палкой в руках.

— Сообщи своему господину, что его почтила визитом императрица, — объявил трибун.

Привратник объяснил, что ворота, в которые они постучались, ведут прямо в сад и через них ходит только хозяин. Он пригласил их пройти к главному входу. Приподняв занавеску, Мессалина сделала трибуну знак идти. Главные ворота вели к великолепному портику, под сенью которого, привалившись к колоннам, сидели многочисленные рабы и, казалось, дремали. Завидев приближающиеся носилки и преторианцев, они встали и устремились к Мессалине, которая вышла из носилок, не дожидаясь помощи рабов. Узнав императрицу, они низко склонились, и их начальник объявил ей, что хозяину сейчас доложат, но супруга цезаря может в носилках проследовать в дом.

— Я предпочитаю отправиться одна и пешком, — ответила Мессалина. — Не стоит предупреждать вашего хозяина, я хочу, чтобы мой визит был для него сюрпризом.

Приказав рабам и охранникам дожидаться ее в портике, она ступила на широкую длинную аллею, ведущую вверх к большому дому, наполовину скрытому листвой. Она полюбовалась растущими невдалеке олеандрами, вознесшими к небу свои жесткие ветви с кистями душистых цветов. Сорвав несколько цветков, она воткнула их себе в волосы. Красота и магия обстановки, благоухание, окутавшее Мессалину, сразу умерили ее гнев. Она медленно шла вдоль аллеи, любуясь изяществом и великолепием украшавших ее мраморных бюстов и статуй.

Постепенно большой дом открывался перед ней. Его окружали бассейны с фонтанами и пестрые клумбы; стоял он на склоне холма, и к нему вело несколько террас.

«Размерами и красотой эти владения намного превосходят дворцовые сады», — подумала Мессалина, испытывая смешанное чувство восхищения и зависти.

Террасы соединялись между собой извилистыми лестницами, их затеняли решетчатые своды, увитые розами. Росшие на террасах лабиринты кустов самшита, тщательно подрезанных, перемежались с бассейнами, в которых били фонтаны, и с цветочными клумбами. Для ухода за столь богатой и разнообразной растительностью Валерий Азиатик нанял греческих и египетских садовников. Внимание Мессалины привлекли прекрасные необычных размеров белые лилии, головки которых гордо возвышались над остальными цветами. Никогда еще она не видела таких величественных лилий. Завидев садовника, который прекратил работу и разглядывал незнакомую посетительницу, она попросила срезать для нее несколько лилий.

Обратившись к нему по-гречески, она на этом же языке услышала ответ:

— Я охотно срежу, если мой господин позволит.

— Знаешь ли ты, кто я? — спросила Мессалина.

— Я не знаю, кто ты, но будь ты сама императрица, я не смог бы исполнить твою просьбу, поскольку он способен пронзить меня мечом, если я сделаю это без его позволения.

— Но каким образом он узнает?

— Он очень скоро заметит. Да будет тебе известно, что он имеет обыкновение каждый день прогуливаться по своим садам и знает в них каждое растение.

Мессалина не настаивала и удалилась в боковую аллею, которая вывела ее к садам, раскинувшимся позади виллы. Здесь деревья были настолько частыми и высокими, что образовывали нечто вроде леса. Валерий Азиатик допускал сюда только самых близких себе людей. Среди тиса, кипарисов, платанов, миртов и мидийских лимонов прятались открытые беседки с колоннами, маленькие портики и святилища восточных божеств. Мессалина из любопытства проникла в один из них и обнаружила там статую женщины с кошачьей головой, в тунике, облегающей пышную грудь. В одной руке она держала крест с ушком — символ жизни у египтян. Наклонившись, Мессалина прочла на постаменте: «Пахт, богиня Бубастиса». В Риме говорили, что эти загадочные божества творят чудеса.

Мессалина подумала, что слишком задержалась в этом диковинном саду. Она поспешила к дому, где встретивший ее у порога слуга отвел в перистиль с бассейном, обсаженным лилиями и крокусами. Он попросил ее немного подождать и оставил одну. Едва он ушел, как пожилой слуга, без сомнения мажордом, приблизился к ней и с поклоном проговорил:

— Извини нас, но хозяина нет дома. Он уехал сегодня утром в Байи.

Мессалина восприняла известие, словно удар кинжалом. Она даже не задумалась о том, правду ли ей говорил раб. В порыве чувств, с переполненным горечью сердцем она велела срочно доставить ее во дворец. На следующий день она отправилась в Байи, заявив Клавдию, что ей необходимо несколько дней отдохнуть вдали от дворцовой и столичной суеты.

Мессалина уехала в Байи в июньские календы. Каким же неистовым должен был быть охвативший ее порыв, если она пустилась в путь тогда, когда с трудом переносила путешествия, — в период изнуряющей весенней жары. Ливия сопровождала ее. В их распоряжении была роскошная повозка, где Мессалина могла читать, удобно устроившись на шелковых подушках. В других повозках следовали багаж и вся прислуга императрицы. Клавдий выделил из преторианской когорты пятнадцать человек охранников. Несмотря на то, что Мессалина торопилась прибыть в Байи, она предпочла ехать дорогой вдоль берега моря, через Остию, где сделала остановку, чем двигаться по Аппиевой дороге, более прямой, но лежащей среди земель, где о морской свежести можно было только мечтать. Добравшись по Лукринского озера, вокруг которого раскинулись богатые, утопающие в зелени садов виллы, Мессалина вздохнула в облегчением: здесь уже чувствовалась дачная обстановка и услаждающий покой Байев.

Клавдий был доволен, что теперь ему принадлежит императорская вилла, которой прежде владел Калигула. В этом жилище над морем, куда можно было добраться по узкой тропинке, и обосновалась Мессалина, прибывшая туда в полдень. Когда усердные слуги высыпали ей навстречу, она принялась жаловаться на дорожную тряску и невыносимую жару и, расположившись в тени портика, потребовала ванну с теплой благоухающей водой. Ей принесли прохладительное питье, к ее услугам явился массажист.

Выкупавшаяся и отдохнувшая, облаченная в новую тунику, Мессалина не стала ждать первых дуновений вечернего ветерка, чтобы отправиться к Азиатику. Она велела доставить себя в закрытых носилках к дому бывшего консула, стоящему близ терм, неподалеку от моря. Хотя она желала бы сохранить этот визит в тайне, ей все же пришлось взять с собой одного из слуг, чтобы тот указывал дорогу. Носилки остановились возле двери, выходящей прямо на широкую улицу, малолюдную в этот час после полуденного отдыха и купания в термах. Она постучала в дверь и, так как никто не открыл ей, толкнула створку, которая бесшумно открылась. Через узкую переднюю она прошла в атрий, где четыре колонны с каннелюрами поддерживали открытую крышу. Ее внимание привлекла небольшая библиотечка в глубине зала. Со смелостью, которую придавал ей ее титул, она взяла из ящика несколько папирусных свитков и, развернув их, определила, что это греческие поэмы Теокрита и Биона и латинские элегии Тибулла и Проперция. Положив их на место, она прошла в каждую из комнат, выходящих в атрий. Если бы не слабый огонь на домашнем алтаре, можно было бы подумать, что в доме никого нет.

Она вошла в перистиль, где вновь проявилось пристрастие Валерия к цветам и фонтанам. Обойдя все кругом и надышавшись ароматом цветов, открывающихся вечером, она наконец решилась позвать кого-нибудь. Никто не ответил, и она пошла в триклиний, в глубине которого бил фонтан. Она выходила из зала, когда чей-то голос заставил ее вздрогнуть.

— Что ты здесь делаешь? Кто позволил тебе войти в дом?

К ней шел мужчина крепкого телосложения, одетый в короткую тунику, которую носят рабы. В руке он держал большой кувшин.

— Я приятельница Валерия. Дверь была открыта, и я вошла. Где твой господин?

— Мой господин? Он в Риме! Где ж ему еще быть? А ты, говоришь, его приятельница?

— Как в Риме? Я только что оттуда. Мне сказали, что он здесь.

— Если б он был здесь, я бы об этом знал, поскольку я привратник. Я его уже больше трех месяцев не видел. Последний раз он приезжал с Поппеей и Корнелием Сципионом. А вот тебя я никогда не видел.

И словно желая показать свое неверие в то, что она приятельница его господина, он, не обращая более на нее внимания, поднес кувшин ко рту и долго пил.

— Валерия Азиатика действительно здесь нет, — сказала она, — иначе бы ты не пил его вино и не говорил так дерзко.

— Это вино с Везувия прокиснет, если я его не выпью. Но если ты хочешь, я готов с тобой поделиться.

— Клянусь Вакхом! Подавись ты этим вином! — вскричала она, поспешно удаляясь.