Виолен Ванойк - Мессалина

— Сделай мне больно, избей меня, словно я один из твоих гладиаторов, и потом овладей мной.

Ланиста понял, почему ей понадобилась мазь, которую он готов был ей поставлять хоть целыми амфорами, и постарался не обмануть ее ожиданий.

Мессалина уснула немного позже того, как прокричал петух, — побитая, уставшая, но все еще не усладившая сполна свою ненасытную плоть.

Разбужена она была внезапно рабыней. Солнце стояло уже высоко, и теплый ветерок задувал в окно, приподнимая легкие занавески. У изголовья стояла сирийка.

— Госпожа, — проговорила рабыня, — прости, что я нарушила твой сон, но господин у дверей твоих покоев. Он хочет видеть тебя…

— Пусть немного подождет, — ответила Мессалина, садясь на ложе и оглядываясь, чтобы убедиться, что Тетрик действительно ушел.

— Я сказала ему, что ты спишь, но он уверяет, что дело важное и что я должна даже разбудить тебя, поскольку он хочет говорить с тобой немедленно.

— Что он может мне сообщить такого важного? — удивилась Мессалина.

Она села, навалившись грудью на подушки и тщательно завернувшись в одеяло.

— Впусти его, но сначала принеси мне гребень и зеркало.

Она поправляла прическу, когда Клавдий вошел. Он поцеловал ее в лоб и, плюхнувшись на край ложа, объявил:

— Месса, на Калигулу готовилось покушение.

— Возможно ли это? — воскликнула Мессалина, и в голосе ее чувствовалось больше радости, чем тревоги.

— Заговор сумели раскрыть.

Клавдий вытирал блестевшие на лбу капельки пота подолом своей широкой туники.

— Когда ты узнал об этом?

— Ко мне только что приходили двое сенаторов.

— Заговорщики известны?

— Кажется, Лентул Гетулик и Эмилий Лепид были организаторами заговора. Гетулик командовал четырьмя легионами в Германии. Это благодаря ему Лепид заручился поддержкой легионеров. Как бы то ни было, а оба уже казнены.

— Ты говоришь, Эмилий Лепид? Муж Друзиллы?

— Добавь еще — любовник Агриппины, она не скрывала своей связи с ним, как и с Софонием Тигеллином. Агриппину и Юлию тоже обвинили. Кстати, Калигула оповестил о своих решениях письмом, которое направил в сенат: Гетулик и Лепид приговорены к смерти, Агриппина, Юлия и Тигеллин будут сосланы, но в ссылку отправятся через Рим. Калигула хочет, чтобы Агриппина на всем пути держала в руках урну с прахом своего любовника.

— Если я правильно поняла, этот заговор был подготовлен Лепидом и Агриппиной из-за будущего материнства Цезонии, — заключила Мессалина. — Рождение этого ребенка лишает Лепида всякой надежды когда-либо взойти на трон, которым его манил Калигула. Ясно, что в случае смерти Калигулы Агриппина вышла бы замуж за Лепида и таким образом стала бы императрицей.

— Да, именно здесь кроется причина заговора, однако я опасаюсь, как бы гнев Калигулы не пал еще и на многих других людей.

— Кого ты имеешь в виду?

— Прежде всего Кальвизия Сабина. Я узнал, что Калигула вызвал его в Рим. Якобы потому, что его жена подает дурной пример в управляемой им Паннонии. Корнелия — сестра Гетулика, и я не удивлюсь, если выяснится, что Гетулик сговорился с Сабином соединить свои четыре легиона с его двумя, чтобы помочь Лепиду завладеть империей и удержать власть.

Мессалина подумала, что Клавдий, когда он того хочет и когда он натощак, рассуждает здраво и убедительно.

— Клавдий, — помолчав, сказала она, — мы можем только радоваться, что Калигула пронюхал о заговоре. Лепид таким образом устранен, и теперь остается лишь два наследника: ребенок, которого, быть может, заимеет Калигула, и…

Она сделала паузу, видя, что Клавдий внезапно побледнел.

— И кто? — проговорил он.

— И ты, Клавдий… Именно ты должен был законно получить власть после Тиберия, поскольку ты старший в императорском доме и в твоих венах течет кровь Октавии, сесты Августа, и Марка Антония, племянника нашего великого Цезаря.

— Месса, ни в коем случае нельзя, чтобы Калигула прознал о таких разговорах. Этого будет достаточно, чтобы предать нас смерти, ведь в нас течет одна кровь и наш будущий ребенок сможет по праву претендовать на власть, в отличие от того, которого родит на свет эта потаскуха Цезония. У нас даже есть основания опасаться, что Калигула воспользуется этим заговором, чтобы избавиться от нас.

Это предостережение вдруг напомнило Мессалине, что накануне Кальвизия Сабина могли видеть какие-нибудь соглядатаи, когда он входил к ним в дом. Она порадовалась, что еще не говорила мужу об этом визите и о просьбе Кальвизия.

— Сенаторы решили направить к Калигуле делегацию с поздравлениями. Меня назначили главой делегации. Я должен ехать немедленно. Как я был бы рад, если б мог отказаться! Никогда не знаешь, как вести себя с Калигулой и как он примет делегацию, какой бы почетной она ни была. Но если он узнает, что я отказался, он способен принудить меня вскрыть себе вены. Досадно было бы пережить Тиберия ценой такого двуличия, чтобы стать жертвой прихоти собственного племянника.

— Ты действительно не можешь отказаться, — признала Мессалина с тем большей охотой, что такое путешествие должно было надолго удалить Клавдия из дому.

— Боги безжалостны ко мне, — вздохнул Клавдий. — Мы так спокойно жили, ты подарила мне этих двух рабынь, благодаря которым я испытал много приятнейших мгновений… Так нет же, я должен нестись по грязным дорогам Галлии в туманную Германию, чтобы сносить обиды от Калигулы.

— Возвращайся поскорей, — сказала она, тяжело вздохнув, когда он наклонился к ней, чтобы поцеловать перед отъездом.

Тотчас после ухода мужа Мессалина позвала служанок, чтобы они помогли ей собраться в дорогу. Она решила тайно посетить Кальвизия Сабина. Ей хотелось знать, был ли он замешан в заговоре, и она пообещала себе использовать все средства, чтобы добиться от него откровенности. Любопытство брало в ней верх над риском, с которым был сопряжен этот визит, и перспектива оказаться в объятиях мужчины, способного выступить против императора, необычайно возбуждала ее. Она вспомнила непокорную шевелюру старого проконсула, и уже как будто ощущала прикосновения его рук.

Пока рабыня причесывала ее, она тем не менее задавалась вопросом, как такой скромный и рассудительный человек мог вынашивать мысли об убийстве. Ей пришло в голову, что Сабин был вызван в Рим прежде, чем раскрылся заговор. Вскоре она убедила себя, что он в этом деле посторонний, однако это не мешало ему попасть в критическую ситуацию. Он лишился благосклонности императора, а его шурин приговорен к смерти. Не только честь Сабина, но и его жизнь были в опасности. Ей еще больше захотелось очутиться в объятиях человека, который вскоре может подвергнуться преследованию и почувствовать себя отчаянно одиноким.

Наместник Сирии, Петроний, разразился хохотом, читая конец письма, посланного ему Калигулой и составленного в следующих выражениях:

«…Поскольку ты предпочел моим распоряжениям подношения, которые сделали тебе евреи, и осмелился служить им и угождать, я велю тебе самому решить, что тебе остается сделать, чтобы испытать мой гнев. Знай, что я намерен использовать твою персону в назидание нынешним и будущим деятелям, дабы они знали, что приказания сына Юпитера не могут остаться неисполненными».

Послание было подписано «Гай Цезарь Император» и датировано 5-м днем перед январскими календами в год 793-й от основания Рима, иначе говоря, 27 декабря 40 года христианской эры, когда месяц февраль был уже не за горами.

Письмо это являлось побуждением к самоубийству, в манере цезарей, и Петрония это не удивило.

В начале прошлого года греки и евреи из Александрии направили, каждые со своей стороны, делегации к императору. Греки просили, чтобы евреи считались в городе чужеземцами, чтобы их обязали почитать императора так, как почитают его подданные империи, и чтобы вновь прибывшим из Иудеи запрещалось селиться в городе, основанном Александром Великим. В свою очередь евреи добивались свободы отправления своего культа, сохранения налоговых льгот, которыми они пользовались, в отличие от египтян, и которые приравнивали их к грекам, но в особенности они надеялись убедить Калигулу отказаться от того, что являлось для них самым большим святотатством: установить в одном из иерусалимских храмов, посвященном их богу, статую императора в образе Юпитера. Руководить посольством из десяти человек было поручено Филону, еврею из богатой александрийской фамилии, знатоку и толкователю законов, а также знатоку учения Платона, диалектику которого он использовал для защиты своей веры. В противоположность Филону, его старший брат Гай Юлий Александр не сохранил в себе живой веры и стал римским гражданином. Он получил в банке огромные средства. Пользуясь покровительством Антонии, матери Клавдия, и наделенный правом управлять ее имуществом, он добился должности арабарха Александрии — главного казначея; это ему было поручено устанавливать местные налоги. Еврейские посланники рассчитывали на поддержку его и Агриппы, который получил от Калигулы царство в Палестине. Однако Калигула не преминул осыпать еврейское посольство сарказмами. «Вы — те самые недруги богов, которые не признают моей божественности и поклоняются какому-то безымянному богу?» — перво-наперво спросил у них Калигула. Он не мог забыть, что в городе Ямния, в Палестине, которая являлась владением императрицы Ливии и с той поры управлялась римским прокуратором, евреи разрушили алтарь, посвященный Калигуле и возведенный греками. Произнеся эти мало обнадеживающие слова, император плюнул в знак презрения к еврейскому богу, чем поверг в испуг посланников, расценивших это как невиданное кощунство.

Иудея и даже многие города на востоке Римской империи были как никогда взбудоражены соперничеством между греками и евреями. На Петрония была возложена деликатная миссия установить статую императора в иерусалимском храме. Как и другие наместники в восточных провинциях, Петроний не хотел исполнять приказ, могущий поднять на бунт все еврейское население, и с отвращением думал о том, что в таком случае придется вести трудную и бесславную войну, ставка в которой будет столь ничтожна. Тем не менее правителю Сирии надлежало во главе двух легионов без особой спешки покинуть свою столицу Антиохию и направиться в Сидон. Ремесленникам этого города он поручил изготовление статуи Юпитера-Калигулы. Затем он остановился в Птолемаиде, на побережье, куда к нему пришли евреи, чтобы выразить решимость скорее умереть, чем позволить совершить святотатство. Тогда он направился в Тибериад, где новые посланцы евреев приходили умолять его отказаться от осуществления замысла. Тем временем крестьяне Галилеи бросили свои посевные работы, а Калигула вознамерился посетить Финикию и Египет. Император, вначале с доверием относившийся к решениям своего наместника, теперь хотел наказать его за увертки.