— Меня волнует, идиот, — отвечаю я. — Тебя разве нет? Что, если она скажет моему отцу? Что, если кто-то узнает? Поверить не могу, что мы сломали здесь лестницу, ради всего святого.

— Ради всего святого? — засмеялся Колтер. — Хорошо, бабушка.

— Я серьёзно, Колтер, — говорю. Я злюсь оттого, что он воспринимает всё так легко. — Каждый поступок имеет последствия.

Колтер стоит возле меня, и я ощущаю трепет от его близости. Я молча проклинаю своё тело за то, что оно так на него реагирует.

— Так что, если твой отец нас обнаружит?

— Его кампания пойдёт коту под хвост.

— Почему?

— Ты знаешь почему, Колтер, — отвечаю я. — Мы как бы… Станем родственниками.

— Нет, не станем, — возражает он. — Ты бываешь смешной. Потому что мы всего лишь сводные брат и сестра.

Я морщусь от его таких, казалось бы, простых слов, у него всегда всё так легко.

— Людям плевать, какова правда на самом деле, Колтер, — объясняю. Я злюсь на то, что он решает всё за меня так же, как и мой отец всегда это делает. — Они закатят скандал. Они повернут это в другую сторону. И всё это похоронит его кампанию и публичный образ.

Колтер водит пальцем по моей груди, и, прежде чем я успеваю возразить, по моей коже бегут мурашки. Чёртов Колтер.

— Почему это дерьмо так тебя волнует? — спрашивает он.

— Потому что он мой отец.

Колтер заливается смехом:

— Ага, он кажется лучшим отцом.

— Ты ничего не знаешь, — рычу я, защищая отца, несмотря на мои чувства к нему. Как же меня бесит этот парень.

Колтер наклоняется поближе ко мне и цепляет бретельку платья:

— Я прекрасно знаю, что ты не пай-девочка, которую так хочет видеть в тебе твой папочка, ребёнок с картинки для его кампании. Также мне известно, что ты неудовлетворённая, всё время идёшь на поводу своего отца, а я просто вытянул тебя из этой скорлупы, и поэтому ты так бесишься.

Вот теперь я ужасно злюсь. Кладу руку на его грудь и отталкиваю Колтера, но он хватает меня за запястья и крепко прижимает к себе.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — рычу я в ответ.

— Знаю, что ты живёшь по тем наставлениям, которые тебе велят выполнять, — парирует он. — Не думаю, что ты так хочешь поехать в этот чёртов Гарвард, готова стать юристом или долбаным врачом, как планирует для тебя папочка. Я вижу тебя с альбомом, постоянно рисующую. Ты должна взять себя в руки и отрастить грёбаные яйца, чтобы делать то, что ты хочешь.

Он полностью прав. Неужели Колтер настолько наблюдателен? Он заметил столько вещей обо мне. Я дёргаю запястья в сторону и сильно отталкиваю его.

— Да пошёл ты, Колтер. Ты такой чертовски лучший и могущественный, восставший против всех и вся, потому что слишком крут для подчинения кому-то. Но здесь ты подчиняешься своей мамочке, потому что… Да, почему? Она что, не хочет дать тебе чековую книжку? Думаешь, если начнёшь бунтовать, проявишь себя? Нет, это лишь будет означать, что ты полон дерьма.

Я вылетаю из комнаты до того, как он бы успел что-то сказать, гнев будоражит моё тело. Он просто кипит под моей кожей. Колтер такой самодовольный мерзавец. Ведёт себя так, будто в сто раз старше меня и всё знает о жизни. Он просто жертва целевого фонда, который никогда не узнает, что такое долг перед семьёй.

Позже я лежу в постели, голова покоится на подушке, пока я рисую с блокнотом на ногах. Знаю, что Колтер сейчас в своей комнате, потому что слышала, как его дверь захлопнулась, интересно, чем он там занят. Я пытаюсь выкинуть Колтера из своей головы и переключиться на что-то другое.

На что-то помимо Колтера.

Я сейчас рисую. Член Колтера.

Отрываю лист, комкаю его и бросаю в другой угол комнаты. Долбаный Колтер. И долбаные его слова, которые он сказал мне.

Я закрываю свои глаза, и образ мамы возникает в голове. Но мои мысли сейчас в другом месте. Думаю, Колтер всё же прав, я трусиха, которая боится возразить своему отцу. Поэтому я не сказала ему о Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе.


ГЛАВА 15.

КОЛТЕР

— Какого чёрта ты делаешь? — Кэтрин бежит по лужайке и машет руками словно сумасшедшая.

Чертовски горячая сумасшедшая.

Её каштановые волосы подпрыгивают на плечах, пока она бежит, безуспешно пытаясь натянуть юбку на свою задницу.

— Ты ненормальный?

— Ненормальный? Нет. Я жарю зефир, — снимаю зефиринку с палочки и кладу к себе в рот. Она смотрит на меня, её грудь тяжело вздымается, а щёки краснеют. Она выглядит так, словно только что получила оргазм.

Я не касался её целую неделю. Она просто не подпускала меня к себе после той нашей ссоры в библиотеке, когда мы трахались на лестнице.

Мне стоило после этого найти Кейт замену. Но я этого не сделал, потому что Кэтрин пробралась под мою кожу и надолго там засела. Словно какая-то болезнь.

Так что я решил стать на путь взрослого и вести с ней серьёзные разговоры. Поедая зефир.

— Хочешь? — спросил я.

— Ты не можешь здесь разводить костёр… Есть определённые правила, идиот, — кричит она. — Кто назовёт тебя нормальным после этого? И что за хрень ты тут… О. Мой. Бог. Это же моя одежда. Мои трусики. Моё нижнее бельё!

Я солгал… Я не собираюсь становиться взрослым. Пока что. Это один из самых мальчишеских поступков, которые я когда-либо делал.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь:

— Я же говорил тебе, что хочу тебя в юбках. Никаких трусиков.

Она выхватывает палку из моих рук и начитает тыкать ею в огонь. Пламя взмывает вверх, а затем искры начинают лететь в разные стороны. Схватив за руки, я притягиваю её к своей груди.

«Она там, где должна быть», — я не могу думать, когда её тело касается моего.

Но проходит какое-то мгновение, и она отталкивает меня.

— Ты что, психопат? — спрашивает она. — Кто сжигает чью-то одежду в костре? С тобой серьёзно что-то не так.

— Я куплю тебе новую одежду, — отвечаю. Но не говорю, что уже сделал это. Я заказал ей целый гардероб от какого-то чёртового модного дизайнера, стилист моей матери клянётся, что все цыпочки хотят носить эти шмотки. Я также заказал ей лучшие трусики и нижнее белье, какие только можно купить за деньги. Их выбирал лично я. Ещё я купил новые джинсы на замену тех, которые сгорели. Ну, я же не полный мудак.

Но никаких новых бабушкиных труселей не будет. Это новое правило.

Кейт стоит и смотрит на меня, её руки на бёдрах. Она злится. Если бы физически пар мог идти из ушей, то у неё точно он бы пошёл. Она резко сжимает свои ладошки в кулачки и начинает кричать, из-за чего мне становится смешно.

— Ты самый большой мудак, которого я только встречала. Ты абсолютно трахнутый на всю голову.

Я ожидал, что она ударит меня. Если бы я был девчонкой и какой-то парень сжёг мои трусики и брюки, я бы застрелился. Но она ничего из этого не делает. Просто разворачивается и идёт в дом, бормоча проклятия себе под нос.

Это чертовски разочаровывает.

Я ожидал, что она ударит меня или что-то такое. Ударит, а затем посмотрит на меня таким взглядом, которым одаривает меня, когда злится. Будто она не может решить — убить меня или всё же трахнуть. Очевидно, что я хотел, чтобы она выбрала второе.

Честно, я не ожидал, что она просто уйдёт.

Я беру огнетушитель и направляю струю на огонь. Думаю, мне придётся поднять ставки, если я хочу вернуть её в свою постель.

***

— Вы двое вообще слушаете? — сенатор Придурок рассказывал о мероприятиях, которые расписаны на всю неделю.

Он реально будет делать то дерьмо с флагом и обещаниями. Он почти так же смешон, как и моя мать вместе со своими великими планами на свадьбу. В гостиной у неё есть схема на мольберте, план рассадки, который они изучали вместе с сенатором, подняв одну руку к бровям, а второй прикрывая рот, когда стратегически решали, как кого рассадить на таком большом событии. Я удивлён, что они не развернули гигантский план прямо на этом столе, как это делалось в военные времена, чтобы просчитывать ходы.

— Я всё слышала, — отвечает Кэтрин, её голос эмоциональный. — Вечеринка в честь помолвки в пятницу.

— Знаю, что всё происходит очень быстро, — говорит Элла, её рука покоится на ноге сенатора. — И действительно не хочу, чтобы ты ощущала себя так, словно я пытаюсь занять место твоей матери, Кэтрин. Никто не сможет заменить её.

Я смотрю на Кейт, которая замирает, поднося вилку ко рту.

— Конечно, нет, — отвечает она.

Сенатор не ждёт, пока она продолжит.

— Никто даже и не думает, что ты пытаешься заменить ей мать, Элла, — говорит он, взяв Эллу за руку. — Кейт же так не думает, да? — Кэтрин открывает рот, но он снова её прерывает. — И она прекрасно понимает, что мы пытаемся всё сделать быстро, чтобы успеть в сроки с этой кампанией, не так ли?

Меня раздражает то, как он за неё всё решает, а она просто сидит, ковыряя вилкой в курице.

— Почему бы вам не позволить Кейт ответить за себя?

Сенатор переводит свой взгляд на меня, его лицо мрачнеет:

— Кейт только что ответила сама за себя.

Элла выглядит потерянной. Она не очень хороша в такого рода ситуациях.

— Кэтрин, — говорит она. — Я знаю, что твоя мама была особенной женщиной и не пытаюсь идти по её стопам. Я…

— Серьёзно, — говорит Кэт, бросая на меня раздражённый взгляд, который заставляет пожалеть о своём остроумии, — это не такое великое дело. Хочу сказать, что это многое значит для вас ребята. Я рада за вас. Но я уже взрослая. Мы все здесь взрослые. Люди вступают в повторный брак всё время. Я ничего не могу вам пожелать кроме счастья.

— Спасибо, Кейт, — отвечает сенатор.

Я пишу сообщение Кейт.

«Лгунья».