— Когда виллу оформляли, я по паспортным данным пробил. Не было ничего проще проверить твое прошлое замужество, посмотреть на бывшего мужа и проверить его родню.

Я не выдержала и все-таки расхохоталась в голос:

— Бедный Стас Крючко!

— Тюнюта, ты почему…? Таня, что смешного?!

— Жаб…! Это я, я его выдумала и писала под его псевдонимом всегда. А ты…! О, Господи! Послал его к Сашку…! К отшельнику, сидящему четвертый год в лесу в собственноручно выкопанной землянке! Теперь ясно его недоумение и сердитый взгляд…! О бед-д-дный!

Я все еще хохотала, в руках нечаянно обретенного счастья, пока он покрывал мое лицо поцелуями, приговаривая: «Танюта… ну, Танюта!»

Эпилог

Дочь точными мазками наносит макияж, и время от времени мне подмигивает.

Первая влюбленность у нее к счастью без осложнений. Всего лишь две недели уныния, и вот новый фаворит девичьих грез уже пригласил на свидание. Четырнадцать ей не дашь, Виктория Владимировна тянет на все восемнадцать. Всецело пошла в отцовскую родню, темноволосая, черноглазая с крутыми формами и, как говорит муж, не менее крутым маминым нравом. Тут уж дважды, если не трижды перестрахуешься, чтобы уберечь от глупостей:

— Ты мои истории помнишь, градации знаешь, что нужно найдешь, будь разумной не спеши.

— А в случае спешки инструкции мне тоже даны. Да, мама, помню, знаю, спешить не буду.

— Хорошо. — Более и слова не скажу, хотя отпускать страшно даже со знакомым мальчиком и даже на дневной сеанс. Никогда не знала, что буду такой трусихой, а вот на тебе — родила и теперь всего опасаюсь. Со вздохом возвращаюсь к прерванной работе над книгой.

Проходит минута, две…

— Мам, если посмотреть на папу, то он у нас Мерло красное, да?

— Да. С многолетней выдержкой. — Говорю тихо, потому что наш джин из бутылки работает в своем кабинете.

— А он всегда был таким? — осторожно интересуется дочь.

— Он — всегда. Правда, не знал об этом до нашей встречи.

— То есть он благодаря вашей встрече стал таким?

— Не люблю не заслуженную похвалу, но в этом случае да, и от медали не откажусь. — И уже чуть громче. — Благодаря нашей встрече.

— Да, неужели? — скептический вопрос из кабинета меня нисколько не разочаровал. Слух у него всегда был сверхъестественный, стоит заговорить о главе семьи в третьем лице, как он неожиданным образом оказывается рядом. Хочет о себе послушать, сейчас расскажем.

— Ты только представь, как он мне предложение делал…

— Как?

— Лежим в кустах, у него ребра треснули, у меня шишка на голове, в общем, красавцы, каких поискать.

— Почему красавцы? Вы как в кустах оказались?

— А это отдельная история о том, как твой папа взял у первого свекра деньги в кредит на развитие бизнеса и о том, как они из него проценты выбивали. Разбив две машины и чуть не подпалив его офис, они прозрачно намекнули, раз продавать дело не намерен, то долги возвращать пора.

— Вернул?

— Вернул и колечко мне презентовал в тот же день.

— Точно предложение, — хлопнула в ладоши Вика, возвращаясь к главной теме. — Итак лежите вы двое красавцев… И?

— И вот он говорит: «Если выйдешь за меня, будешь рожать в Германии». Я ему вопрос: «А я выйду за тебя?»

— И что? — Вика с интересом переместилась ближе.

— И твой папа, словно размышляя вслух: «Это у тебя спросить надо». И какой правомерный вопрос можно было задать?

— Не сильно ли он стукнулся? — предложила молодая приколистка.

— Нет. Вопрос был: «А по-нормальному спросить страшно?» И знаешь, что он говорит?

— Ума не приложу.

— «Честно? Страшно».

— Кто? Папа?! — Вика засмеялась, обернувшись в сторону дверей.

— Это было одно из самых неординарных предложений руки и сердца. И я поняла, что такой самородок упускать нельзя, обработать нужно.

В эти мгновения мой нежный самородок стоит в дверях и нахально улыбается:

— На самом деле доча, у меня тогда было легкое сотрясение и бред. Сболтнув лишнее. — Он внимательно смотрит на меня с прищуром. Понятно, сейчас что-нибудь колкое скажет. — С опозданием осознал, она меня неправильно поняла и может вцепится, как пиявка…

— Что? Так ты… — Владимир увернулся от запущенной в него подушки и так же легко от второй.

— Так вот я попытался сделать отступление, но она не дала мне договорить. Поэтому пока жив, заявляю, что те слова звучали следующим образом: «Честно? Страшно,… что согласишься».

Мое возмущение и довольный Викин смех потонули в звонке входной двери. Черноглазая красавица встрепенулась и кинулась на выход:

— Это за мной!

В прихожей вспомнила о нас, вернулась и расцеловала со словами:

— Только не крушите здесь все. Вернусь, договорим. Ладно?

— Да. — Ответили мы одновременно. Дверь щелкнула, и в квартире стало тихо. А мне без подушек не уютно. Собрала метательное оружие в коридоре, медленно возвращаюсь в гостиную, мимо изваяния имени Владимир.

— Принцесса в кино, сорванцы у бабушки…

Подушки от моей груди он оторвал и отбросил, и возникшую было пустоту, мгновенно заполнил собой.

— Пошалим?

— У тебя еще остались силы на шалости?

— Есть немного. — Попытка вырвать из крепких объятий оказалось безрезультатной.

— Я тут вспомнила схожий случай, и знаешь, результаты были ошеломительными.

— Случай двенадцатилетней давности? — заглянул в мое лицо и коснулся щеки шероховатыми губами.

— Угу.

— А тебя предупреждали, что после приема таблеток в 70 % случаев рождаются двойняшки, — одна его бровь поднялась вверх, и он повторил взгляд хмельного пирата, прежде чем уверенно заявить, — предупреждали. Я тут причем?

— Но ты…

— Без вашего согласия и не мяукнул бы. — Прохладные пальцы начали трепетный и очень знакомый путь снизу-вверх. — Если тебе уже на этом этапе страшно, так и быть… свет не включим. — Проурчал мои давние слова, вызвав море бегающих мурашек.

Я, поежившись, рассмеялась, а он не меняя интонации, поспешил заверить:

— Танюта, мы всего лишь разик. Больше никак…

— Подожди, милый. — Охват крепкой шеи и самодовольное почти у самых его губ. — Разиком ты не отделаешься.

Получив согласие, с коварной улыбкой меня мягко втянули в спальню:

— Пожалей мое сердце!

— А оно у тебя разве есть?