– Я сказала, что это невозможно.

Я почувствовала, как начинаю закипать, но я не была юной леди, которая могла бы закричать, упасть в обморок или бросить салфетку и выбежать из комнаты.

Я отпила воды и посмотрела на леди Клару поверх края стакана.

– Мы лишились управляющего в Широком Доле, – сказала я. – Мне нужно быть там, чтобы встретить нового. Я не хочу уезжать оттуда надолго. Там уже тоже разное говорят о нашем браке. Я бы хотела там побывать. Я собиралась отправиться через пару недель.

Лакей начал убирать тарелки, дворецкий принес блюдо с ломтиками говядины в красном винном соусе и подал сперва леди Кларе, потом мне, потом Перегрину. Подали артишоки и картофель, морковь и мелкие кочанчики брюссельской капусты. Перри принялся за еду, словно пытался не услышать, если я к нему обращусь. Но я была не настолько глупа, чтобы думать, что Перри мог мне помочь.

– Это невозможно, Сара, – вполне любезно произнесла леди Клара. – Мне жаль тебя огорчать, но вы оба нужны мне в Лондоне.

– Мне тоже жаль, – отозвалась я, зеркально отражая ее сожаление. – Но я не хочу оставаться в Лондоне.

Леди Клара взглянула на лакея и дворецкого. Они стояли возле стены, словно были глухи и слепы.

– Не сейчас, – сказала она.

– Нет, сейчас, – ответила я.

Мне было все равно, что обо мне подумает лондонское общество, и уже тем более все равно, что подумают слуги леди Клары.

– Я хочу сейчас же отправиться в Широкий Дол, леди Клара. Мы с Перри уедем.

Леди Клара посмотрела на Перри. Подождала.

Он склонил голову к тарелке и старался не встречаться с матерью глазами. Молчание затянулось.

– Перри… – сказала леди Клара.

Этого оказалось достаточно.

Перри поднял голову:

– Прости, Сара. Мама права. Останемся в Лондоне, пока дороги не просохнут. Поступим, как хочет мама.

Я почувствовала, как заливаюсь краской. Больше сказать было нечего.

Я не думала, что мы с леди Кларой можем тянуть Перри в разные стороны, я не думала, что он окажется между молотом и наковальней. Но закон утверждал, что Перри – мой господин, а им управляла его мама.

Я кивнула ей, поскольку не держала на нее зла. Я хотела сделать по-своему, она – по-своему, и она победила. Я многое поняла про власть в суровом детстве. Глупо было думать, что кто-то живет иначе лишь потому, что хорошо ест и спит на мягком.

– Я думала, мы согласились на том, что я могу жить, где пожелаю? – ровным голосом спросила я.

Она снова неловко покосилась на лакея, но ответила:

– Я согласилась. Но то было до этой выходки Марии. Ты нужна мне, Сара, и Перри мне нужен. Я не могу позволить, чтобы о семье сплетничали, если мы хотим удержать Бейзила. Когда кончится этот сезон, все будет, как ты пожелаешь.

Я не сомневалась, что она говорит всерьез, но из этого краткого разговора я поняла, что продана ей – так же, как была продана Роберту Гауеру, так же, как принадлежала па. Я не была свободным человеком. Всю жизнь мне предстояло быть подчиненной.

Надеяться я могла лишь на смену хозяина.

Со стола убрали тарелки и подали пудинги. Их было три, разные. Перри склонил голову и стал есть так, словно никогда больше не надеялся увидеть еду. Он начал вторую бутылку. Мы с его матерью заметили этот побег в опьянение, и она покачала головой, глядя на дворецкого, когда бокал Перри снова опустел.

В общем, обед вышел безрадостный. Изящный, но безрадостный.

Вечер тоже не принес счастья. Мария, облаченная в алое, словно собиралась посрамить самого дьявола, встречала нас на верхней ступеньке лестницы. Голова ее была высоко поднята, Бейзил стоял рядом с лицом висельника.

– Да это же твоя теща! – воскликнула Мария, когда леди Клара поднялась по лестнице. – И Перри, и цыганская наследница! – добавила она несколько тише.

– Дорогая… – одернул ее Бейзил.

Он взял руку леди Клары и низко поклонился. Мария шагнула вперед и поцеловала маму, потом Перри, а потом меня. Щека у нее была холодная и сухая от пудры, под румянами она была бледна.

– Все собрались! – лучезарно улыбнулась она. – Не думаю, что видела такую толчею с тех пор, как сбежала леди Тарагон!

Лицо леди Клары окаменело при упоминании этой особы.

– Говори тише, Мария, – сказала она резким шепотом. – И держи себя в руках.

Мария дерзко взглянула на мать, но следующих гостей поприветствовала куда спокойнее и кивнула слугам, чтобы начали разносить холодное шампанское.

Бейзил подошел к леди Кларе и отвел ее на диван под окном. Я видела, как он кивает лысой головой, и слышала, как монотонно звучит его тонкий голос. Леди Клара раскрыла веер, чтобы заслонить их обоих, и сочувственно смотрела на него поверх веера. Мы с Перри остались одни. Он взял второй бокал у проходившего мимо лакея и осушил его.

– Прости, Сара, – сказал он. – Я не мог сказать ей «нет».

– Почему? – спросила я. – Все, что нужно было сделать, это сказать, что ты согласен со мной, а я бы сделала остальное.

Он пожал плечами. Один из лакеев Марии подошел и поменял его пустой бокал на полный.

– Не знаю, – жалобно ответил Перри. – Не знаю почему. Я никогда не мог ей противостоять. Наверное, теперь поздно и начинать.

– Теперь самое время начать, – сказала я. – Я тебе помогу, мы оба знаем, чего мы хотим, и ты распоряжаешься своим состоянием. Что она может, если ей не понравится? Может разозлиться, но сделать ничего не сможет.

– Ты не знаешь, какая она… – сказал Перри.

– Какая кто? – спросила за моей спиной Мария.

Перри скорчил ей рожу.

– Мы хотели поехать в Хейверинг, но мама держит нас в городе, – печально сказал он. – Она бы не возражала, если бы ты не подняла такую пылищу, Мария.

Он отвернулся, не желая слушать, что она ответит. Мария тяжело посмотрела на меня.

– Думаю, ты считаешь, что это ужасно, – резко сказала она.

– Вовсе нет, – твердо ответила я.

Я не боялась Марии.

– Я думала, новобрачная, вроде тебя, вышедшая замуж по любви, сочтет, что это ужасно… – повторила она.

– Я вышла замуж не по любви, и ты это знаешь, – отозвалась я.

Я говорила тихо, и гул голосов вокруг нас, переборы арфы и рулады скрипки вдали вполне заглушали мои слова – для всех, кроме Марии.

– Но я не такая дура, чтобы выйти замуж за старика, который мне в отцы годится, выйти ради денег, а потом надеяться, что мне сойдет с рук излишняя вертлявость и легкомыслие.

Глаза Мари полыхнули.

– Вот как ты это видишь? – сказала она резко. – Я полюбила Рудольфа, я не надеялась, что это сойдет мне с рук! Я хотела с ним сбежать. О деньгах я даже не думала.

Я промолчала. Мария оглянулась и увидела свою матушку и мужа, сидевших рядом, сблизив головы.

– Она вертит мною, как хочет, – сказала она с отвращением. – И он тоже. Они оба. Они откупились от Рудольфа – я знаю! Я знаю – это говорит о том, что не так уж он был и хорош!.. Я и не говорила, что он хорош. Но с ним я чувствовала себя живой, с ним мне казалось, что я раньше и не была молода!

Она взглянула на меня, и ее блестевшие глаза снова потускнели.

– Ты и близко не поймешь, – горько сказала она.

– Нет, – печально ответила я. – У меня никогда такого не было с мужчиной.

Она вытянула руки перед собой и посмотрела на свои тяжелые перстни.

– Он снимал мои кольца и целовал пальцы, один за другим, – сказала она.

Голос ее гудел от страсти.

– И каждый раз, когда он касался языком вот этого местечка между пальцами, я вся дрожала, – она взглянула на меня. – Вся, – повторила она.

Я думала об Уилле Тайяке и о том, как сказала ему, что во мне нет любви, которую я могла бы отдать мужчине. Думала о том, как он в тот раз отвернул край моей перчатки и поцеловал мне запястье, а потом расправил перчатку, словно хотел сохранить тепло поцелуя. О том, как он поехал за мной на представление Гауера в ту ночь и видел, как я погибала от тоски по ней. Несмотря на то что у него была любившая его Бекки, он приезжал в Лондон, стоило мне его попросить. Это я назначала дни наших встреч. Он никогда меня не подводил. Никогда не обещал ничего, чего бы не сделал. И, в конце концов, он сказал, что если я выйду за Перри, мы больше не увидимся.

Это обещание он тоже сдержал.

– Я никогда его не прощу, – сказала Мария.

Она внезапно улыбнулась жестокой ослепительной улыбкой.

– Этих двоих я тоже никогда не прощу, – сказала она, кивая на мужа и мать. – Эту мерзкую старую сводню и этого дешевого распутника. Она меня продала, а он купил, и теперь он заставляет ее выполнить ее часть сделки.

Леди Клара и Бейзил поднялись со своих мест и направлялись к нам.

– Тебе надо было бежать, пока была возможность, – сказала мне Мария. – Когда я тебя в первый раз увидела, ты была только что из деревни. Я подумала, что если у тебя есть хоть какие-то мозги, ты вывернешься из матушкиных когтей. Но ты хотела быть леди, так? Надеюсь, тебе это принесет много радости!

Она рассмеялась резким горьким смехом, на который несколько человек обернулись, и леди Клара поспешно подошла к ней.

– Время слушать Ла Палачу, – подсказала она. – Не терпится услышать ее пение, Мария. Бейзил мне рассказывал, как она очаровательна.

Мария послушно кивнула и обернулась, чтобы подозвать лакея.

– Мне нужно уйти, – твердо сказала я.

Леди Клара повернулась ко мне, нахмурившись.

– Не начинайте, – предупредила ее я, и, услышав прежнюю суровость в моем голосе, она замялась. – Я первый раз выехала после тяжелой болезни и не могу выдержать столько на ногах. Перри сказал, что отвезет меня домой. Я пришла, как вы велели, и останусь в Лондоне, как вы хотите. Но не давите на меня, леди Клара, я этого не потерплю.

Она напряженно мне улыбнулась:

– Что ж, хорошо. Поклонись княгине, когда будешь выходить. Ты завтра идешь к ней на завтрак.

– Да, мэм, – сказала я, изображая услужливую Эмили. – Спасибо, мэм.