Потом лицо ее переменилось, и она перевернула мою руку ладонью вверх, чтобы рассмотреть трещины, мозоли и ссадины от веревки.

– Боже милосердный, – сказала она. – Превратить тебя в молодую леди будет задачей не из легких. Для начала займемся твоими руками! Что ты с ними делала, чтобы привести их в такое состояние? Даже не знаю, сможем ли мы их смягчить.

Я посмотрела на свои ладони. Бугры под большим пальцем и у основания остальных были твердыми, как старая кожа. Я подумала о поводьях, которые держала, о веревках, которые тянула, и о перекладине трапеции.

– Я работала, – коротко ответила я.

Она кивнула.

– Можешь мне не рассказывать, – сказала она. – Если никто из твоего прошлого не явится мне досаждать, то это не мое дело, пусть не моим и остается. Скажи мне одно: тебя кто-нибудь сможет узнать или выследить?

– Нет, – ответила я.

Роберт Гауер меня отпустил. Джек пробежал бы милю, лишь бы не смотреть мне в лицо.

– Ты совершала какие-нибудь преступления? – в лоб спросила леди Клара.

Я подумала о браконьерстве, об игре краплеными картами, об объездке лошадей и мелком мошенничестве. Подняла взгляд и увидела, что леди Клара на меня пристально смотрит.

– Ничего выдающегося, – сказала я.

Она откинула голову и рассмеялась так, что закачались бантики на чепце.

– Отлично, – сказала она. – Ничего выдающегося. Больше спрашивать не стану. Ты все это рассказала мистеру Фортескью?

Я пожала плечами.

– Кое-что, – ответила я. – То, что могло подтвердить, что я – это я. Больше ничего.

Она кивнула, словно ей это понравилось.

– Хорошо, – сказала она. – Будучи твоей дуэньей, я введу для тебя некоторые правила. Первое – всегда носи перчатки, а второе – еще важнее.

Я подождала.

– Ни с кем не говори о прошлом, – прямо сказала она. – Никому не рассказывай того, что рассказала мне. Когда войдешь в общество, говори только, что тихо жила в деревне у бедных людей, пока тебя не нашли попечители. Твое прошлое будет туманным, но весьма почтенным. Поняла?

– Туманным, но весьма почтенным, – повторила я, обкатывая слова на языке. – Да, поняла.

Она криво мне улыбнулась.

– Хорошо, – сказала она.

В дверь постучали, и леди Клара отозвалась:

– Войдите!

Из-за двери робко высунулась голова лорда Перегрина.

– Это я, мама, – сказал он.

– Отлично, можешь войти, – коротко бросила она.

После ванны, в чистой одежде, он был ослепительно красив и мил, как девочка. На нем был темно-синий редингот, белые узкие бриджи и лаковые ботфорты. Его светлые волосы были тщательно завиты, они еще не совсем высохли после ванны. Глаза у него были прозрачно-голубыми, и только сиреневые тени под ними говорили о том, что он не спал ночь. Мать посмотрела на него холодно.

– Сойдет, – сказала она.

Лорд Перегрин обворожительно ей улыбнулся.

– Спасибо, мама! – произнес он, словно она сделала ему комплимент.

Потом он встал смирно, будто ожидал приказаний.

Вскоре он их получил. Ему предстояло сопровождать меня обратно в Дол-Холл и доставить мистеру Фортескью карточку своей матери, извещавшую, что леди Клара собирается навестить мистера Фортескью позже днем. Потом лорду Перегрину надлежало дождаться ответа, но пробыть в доме не более двадцати минут и не пить ничего, кроме чая и кофе.

– Не представляю, мама, какой он, по-твоему, держит стол, – весело заметил лорд Перегрин, – но, по мне, он не похож на человека, который предложит гостю шампанского в десять утра.

Она мрачно улыбнулась.

– Не сомневаюсь, – сказала она. – А потом сразу поезжай домой.

– Да, мама, – сказал он, по-прежнему улыбаясь.

Я решила, что меня отпустили, и встала, чтобы выйти. Леди Клара бросила на меня оценивающий взгляд.

– Если тебя подобающим образом одеть, ты будешь хороша, – произнесла она. – Вызову на завтра портного из Чичестера. Приедешь, с тебя снимут мерки для новой одежды.

– Благодарю вас, леди Клара, – вежливо сказала я.

Она протянула мне руку и подставила щеку для поцелуя, после чего я умудрилась выбраться из-за хрупкого столика и пересечь светлые ковры без приключений. По-моему, я толком не дышала, пока за нами не закрылась дверь и лорд Перегрин не повел меня прочь по галерее.

– Она тебя взяла в оборот, да? – спросил он.

– Да, – ответила я.

Он кивнул и остановился на верхней ступеньке деревянной лестницы, чтобы посмотреть на меня.

– Так это же хорошо, – ободряюще начал он. – Она раздобудет тебе женское платье. Я об этом размышлял, пока принимал ванну, но так и не придумал, где его взять. Я рад.

Я засмеялась.

– Я тоже рада, – ответила я.

– И ты будешь сюда приезжать! – сказал он. – Это же замечательно. Я боялся, что время будет тянуться невыносимо медленно, пока я уеду в Лондон, но мы с тобой сможем вместе кататься, я тебе все тут покажу.

– Спасибо, – отозвалась я.

– Да не за что, – от души сказал он.

Потом он взял меня за руку, и мы пошли через мраморный холл, словно были юными братьями, словно я родилась и выросла в таком доме. Словно мы были лучшими друзьями.

23

Перегрин сопровождал меня домой верхом на впечатляющем гунтере из материнской конюшни. Мистер Фортескью, увидев, что мы подъезжаем по аллее, вышел на террасу, и по его лицу я поняла, что ему не доставляет удовольствия то, что он видит меня с Перри.

Он пригласил Перри в дом и предложил ему чаю. Перри бросил на меня взгляд, закатив глаза, и милостиво согласился. Он сел в гостиной, мельком поглядывая на часы, слово в слово изложил материнское поручение и покинул нас, когда прошло ровно двадцать минут.

Мистер Фортескью устремил на меня серьезный взгляд.

– Ты привлекла внимание леди Клары, – сказал он. – Она не та женщина, которую я выбрал бы тебе в советчицы.

Я взглянула на него так же вызывающе, как когда-то смотрела на па.

– Вот как, – сказала я. – Что ж, вы хотели бы запереть меня здесь, как сельскую вдову, на пять лет?

Джеймс едва не ахнул и покачал головой. Он подошел к окну, откинул занавеску и выглянул наружу. Я не могла понять, почему он на меня не закричит, но потом вспомнила о манерах господ. Он дожидался, когда сможет снова со мной спокойно говорить.

Я подумала, что он дурак.

– Ты меня неверно понимаешь, – мягко начал он, повернувшись обратно в комнату. – Я не хочу запирать тебя здесь и не хочу указывать, как тебе жить. Ты можешь дружить, с кем пожелаешь. Но я не исполнил бы свой долг, не скажи я тебе, что у леди Клары в свете репутация мотовки, игрока и женщины опытной. Ее сын, лорд Перри, пока еще в университете, но и там он известен как игрок и горький пьяница.

Я взглянула на Джеймса с суровым лицом.

– Вы хотите сказать, что они недостойные люди, – без выражения произнесла я.

Джеймс кивнул.

– Мне жаль, что приходится о них дурно отзываться, и сплетничать я не стану. Но ты не знаешь мира, в котором они вращаются, и я должен тебе сказать, что они – неподходящее общество для юной леди.

Я улыбнулась.

– Тогда они мне подойдут, – сказала я. – Я вам многого не рассказала, мистер Фортескью, поскольку не считаю, что вам это нужно знать. Но знайте, что мой отец был пьяницей и игроком, что я зарабатывала на жизнь, объезжая лошадей и мошенничая при их продаже, а еще я крапила для отца карты. Я не та юная леди, которой вы хотите меня видеть, и никогда не научусь ею быть. Я слишком стара, слишком дика и слишком очерствела, чтобы меня можно было переделать по этому лекалу. Хейверинги мне вполне подойдут.

Он хотел что-то ответить, но тут в дверь постучала Бекки и спросила, поеду ли я кататься с Уиллом Тайяком, который ждет меня во дворе.

Я кивнула Джеймсу – нашу стычку на этот раз закончила я.

Во двор я вышла, чувствуя подъем после своей победы. Я прошла изрядный путь, чтобы выравнять счет: между ним, пытающимся сделать из меня ребенка, которым я была бы, если бы он вовремя нашел меня и привез сюда, и бродягой с суровым сердцем, которой я на самом деле была.

Уилл сидел верхом на своей лошади во дворе.

Увидев меня, он улыбнулся.

– Значит, лорда Перри вы благополучно доставили домой, – сказал он.

– Да, – ответила я.

Больше я решила ему ничего не рассказывать.

– Он – довольно приятный юноша, – начал Уилл, приглашая меня к разговору.

– Да, – сказала я.

Я прыгнула в седло и склонилась, чтобы затянуть подпругу.

Лошади тронулись, Уилл ждал, чтобы я что-то еще сказала.

– Но неуправляемый, – продолжил он.

– Да, – ответила я.

Затянув подпругу, как мне было удобно, я склонилась и перебросила гриву Моря на правую сторону.

– Многие девушки считают его красавчиком, – сказал Уилл.

– Да, – согласилась я.

– Некоторые его не видели пьяным, не понимают, что он ни о ком, кроме себя самого, не заботится, – напыщенно произнес Уилл.

Я кивнула.

– Думают, что он – прекрасный молодой джентльмен, с ума сходят, желая, чтобы он им улыбнулся.

– О да, – для разнообразия ответила я.

Уилл сдался.

– Сара, а вам он нравится? – спросил он.

Я придержала Море и посмотрела прямо на Уилла. Лицо у него было серьезное, я знала, что этот вопрос много для него значит. Он хотел, чтобы я честно ответила.

– Тебя это не касается, – равнодушно произнесла я и замолчала.

Мы молча выехали с аллеи на дорогу, потом повернули налево, в деревню. Я смотрела по сторонам, на зеленеющую вдоль дороги изгородь, в которой шуршали птицы, кормившие птенцов в спрятанных гнездах.

Уилл хмурился, глядя между ушами лошади на дорогу.

– Я подумал: надо вас сегодня отвезти к деревенскому учителю, – сказал он, когда мы увидели вдали первые дома. – Он уезжал, когда мы в тот раз были в деревне. Мы своей школой гордимся.

Мы проехали по деревенской улице. Сапожник снова сидел у своего окошка. Он помахал мне, и я помахала в ответ. Возчик крикнул: «Добрый день!» – из своего фургона, где приколачивал отошедшую доску. Я улыбнулась своей бессмысленной широкой балаганной улыбкой, и он улыбнулся мне в ответ – радуясь фальшивой монете.