Лорда Перегрина не было так долго, что я уже решила, что он обо мне забыл или отвел лошадь на конюшню и повалился спать на тюк сена. Но потом я услышала шаги и голос, кричавший: «Эй, там!» – словно охотник в межсезонье. Я вскочила на ноги и крикнула:

– Сюда!

Он с треском пробился сквозь лес, подныривая под низкие ветки. В руках у него была большая плетеная корзина для пикника.

– Смотри, что я принес! – с гордостью сказал он. – Сейчас позже, чем мы думали, около семи. Кухарки уже встали и приготовили мне все это. Экономка тоже там была, а мама просила ее сегодня разбудить пораньше, она едет в Чичестер. Маме сказали, что я тебя встретил, и она тебя ждет, когда мы позавтракаем, а она оденется.

– Не могу, – ответила я, внезапно испугавшись чужого человека, который будет на меня смотреть, как смотрели Уилл и Джеймс Фортескью.

Ощущение, что я от них двоих отдыхаю, покинуло меня при мысли о том, что мне нужно будет встретиться с матерью лорда Перегрина.

Он улыбнулся.

– Да все будет хорошо, не волнуйся, – ободряюще сказал он. – Она к тебе заранее расположена. Ты могла бы зайти в чем мать родила, а она бы нашла, что ты очень мило выглядишь. Мы все ждали, что станется с поместьем. Папа хотел его купить много лет назад, но твои опекуны, или кто они там, не захотели продавать. Как только я сказал в кухне, что встретил тебя, старая миссис Блюитт, наша экономка, вихрем взлетела по лестнице, чтобы сообщить маме, что таинственная наследница вернулась домой.

Он поднял крышку корзины для пикника и неожиданно рассмеялся.

– Ведь это же не вранье, правда? – спросил он. – Ты меня не дурачишь? Ты и в самом деле – она?

– Да, – сказала я. – Я бы не играла в эту игру, будь у меня выбор, я и правда она.

– Тогда все хорошо, – отозвался он, словно больше его ничто не занимало. – Вот, курица, угощайся.

Поставив корзину для пикника между нами, мы отложили в сторону салфетки, серебро, тонкий фарфор с гербом – и стали есть руками. Я на мгновение замешкалась, не в силах поверить, что сам лорд Перегрин может есть, как цыганское отродье; а потом, ослабев от голода и облегчения, отломила ножку восхитительной зажаренной курицы и устроилась на опавших листьях, в первый раз после приезда в Широкий Дол получая удовольствие от еды.

Мы были как дети, лорд Перегрин и я, под этим уравнивающим всех благосклонным солнцем. Как дети из того детства, какое должно было у меня быть. Мне было всего шестнадцать, ему, как я поняла, немногим больше; и мы сидели теплым ранним утром, жадно и неаккуратно поедая завтрак, пока от него не осталось ничего, кроме тщательно обгрызенных куриных костей и горстки крошек. Я склонилась над ручьем и пила сладкую, чистую от мела воду, пока кости моего лица не заныли от ее ледяного прикосновения. Я окунула лицо и умылась этой прохладой. Когда я вернулась, с волос у меня капало, и лорд Перегрин беспечно бросил мне тонкую льняную салфетку, чтобы я вытерлась.

– Вино бы не помешало, – сказал он, лежа на спине и глядя в небо.

На верхушках деревьев куковала кукушка и ворковали древесные голуби.

– Или шампанское, тоже неплохо, – продолжал он, закинув руки за голову.

Его профиль на фоне темных деревьев был четок, как у статуи, ветер шевелил светлые кудри над его лбом.

– Они пытаются заставить меня бросить пить, – обиженно произнес он. – Даже говорят, что я вернулся домой нетрезвым!

– Ты был пьян, как лорд, – просто ответила я, глядя, как лениво опускаются его веки.

Тут они резко распахнулись, но взгляд голубых глаз был веселым.

– И, должен сказать, это неплохо! – сказал он со смешком. – Да, был! Но что еще делать? Глядя на то, как ведут себя мои сестры, можно подумать, что у нас семейство методистов. Мама-то не такая, как правило. Хотя и она иногда меня бранит. А теперь, когда меня исключили из Оксфорда, станет только хуже.

– Исключили? – спросила я, не понимая, о чем он.

– Выкинули, – пояснил он.

И улыбнулся мне. Его белые зубы были ровными и прямыми.

– Я бездельничал – но это их не заботило – и, кроме того, немножко порезвился. Думаю, судьбу мою решила дыра в плоскодонке декана!

Я вытянулась рядом с ним, лежа на животе, чтобы видеть его быстрое подвижное лицо.

– Воск! – сказал он. – Я проделал дыру и залепил ее воском. Времени ушла уйма, да и подготовиться пришлось. И все прошло безупречно! Лодка держалась на плаву, пока он не оказался на середине реки. Дивное вышло зрелище.

Он вздохнул, на губах его играла улыбка.

– Разумеется, все знали, что это я. А он не понимал шуток.

– И что ты теперь станешь делать? – спросила я.

Лорд Перегрин слегка нахмурился.

– Что у нас сейчас? – рассеянно спросил он. – Еще ведь не июль?

– Нет, – ответила я. – Скоро май.

Его лицо тут же прояснилось.

– А, ну тогда, – сказал он, – поеду в Лондон на окончание сезона, если мама даст немного денег, чтобы продержаться до июня. Потом проведу лето здесь и в Брайтоне, буду ездить по гостям. В августе отправлюсь пострелять в Шотландию, каждый год езжу, а потом в Лестершир – травить лис. Все в таком духе.

Я и не знала, что господа перемещаются в зависимости от сезона, так же, как кочевые. Только почтенные середняки, вроде фермеров-йоменов, как Уилл Тайяк, или городских, как Джеймс Фортескью, сидели на одном месте и могли сказать, чем будут заниматься год за годом, независимо от сезона.

– Вроде звучит весело, – осторожно сказала я.

Лордл Перегрин закрыл улыбающиеся глаза.

– Так и есть, – удовлетворенно произнес он. – Будь у меня в карманах побольше денег, я бы жил как в раю. А если мне не придется возвращаться в сентябре в университет, я и так буду в раю.

Он вытянулся и задремал, а я, приподнявшись на локте, следила за его лицом. Над нашими головами вздыхали деревья, тихо журчала река. Мы лежали так тихо, что чуть выше по течению выбрался из укрытия зимородок и пролетел мимо нас толстенькой короткой бирюзовой стрелкой. Потом лорд Перегрин пошевелился, сел и зевнул.

– Ну что, пойдем, познакомлю тебя с мамой, – сказал он.

Он встал, протянул мне руку и помог мне подняться. Я нехотя пошла и отвязала Море.

– Я лучше вернусь домой и переоденусь в амазонку, – сказала я. – Да и мистеру Фортескью надо сказать, где я.

Лорд Перегрин рассмеялся.

– Не смей! – сказал он. – Она так рада, что поймала тебя прежде, чем тебя кто-нибудь отговорил. Они с мистером Фортескью уже многие годы на ножах. Ей не нравится, как он управляет Эйром, ей кажется, что он задирает оплату, а цены на зерно сбивает. Ты ей и так понравишься, а если это огорчит мистера Фортескью – тем лучше!

Я вывела Море из леса, а лорд Перегрин шел следом, размахивая корзиной.

– Она его правда не любит, лорд Перегрин? – спросила я.

У меня в голове зародилась кое-какая мысль. Если леди Хейверинг разбирается в вопросах зарплат и цен на зерно, то она может оказаться именно тем, кто мне нужен: человеком со стороны, который расскажет мне о том, что происходит на моей земле.

– Зови меня Перри, – небрежно сказал он. – У них поначалу были добрые отношения, она обращалась к нему, желая купить поместье Широкого Дола. Тогда был жив папа и деньги у нас водились, мы бы его, конечно, отдали в залог и сдали. Может быть, построили бы несколько домов на пахотных землях или посадили больше пшеницы. Твой мистер Фортескью прочел им лекцию о бездумной погоне за прибылью и наотрез отказался продавать. Им, разумеется, это не слишком понравилось. Но потом, когда все поместье отошло этой республике левеллеров, и мама, и папа сочли, что мистер Фортескью просто из ума выжил! Уж не говоря о том, что он твоими деньгами блинчики по воде пускает!

– Она с ним когда-нибудь об этом спорила? – спросила я.

– Еще как! И он сказал ей, – глаза Перри сверкнули, – сказал, что есть вещи, поважнее высокого процента по вложениям! Поважнее быстрого возврата капитала!

Он рассмеялся, весело и невинно.

– К тому времени папа уже умер, а мама говаривала, что нет ничего важнее денег. Особенно когда их не хватает!

Я молча кивнула. Ее милость нравилась мне все больше и больше.

– Вашим поместьем управляет она или ты? – спросила я.

Лорд Перегрин посмотрел на меня так, словно я предположила невозможное.

– Ну, я пока не могу, – сказал он. – Пока я в университете. Все делает мама, с помощью бейлифа. Когда я женюсь и возьму все в свои руки, тогда, наверное, управлять буду я. Или оставлю бейлифа, и он все будет делать.

– Так сейчас управляет она? – уточнила я.

– Да, – сказал он. – Пока я не женюсь или не достигну совершеннолетия.

Он прервался и задумчиво посмотрел на деревья.

– Чудовищно долго ждать, – пожаловался он. – Мне всего семнадцать, и денег мне вечно не хватает. У меня долг будет в тысячу раз больше, чем стоит это все, пока я начну получать полный доход.

Дорожка, по которой мы шли, вывела нас к торцу дома, и лорд Перегрин провел меня вокруг сада за высокой оградой.

– Регулярный сад, – сказал он, кивнув в одну сторону. – Огород, – сообщил он, когда светлый сероватый камень сменился красным кирпичом.

Лорд Перегрин открыл калитку, ведущую на мощеный конюшенный двор, и показал мне денник, где я могла оставить Море. Я вошла, сняла с коня седло и уздечку. Лорд Перегрин смотрел на меня поверх двери, не предлагая помочь.

– Почему ты так одета? – спросил он, словно это ему только что пришло в голову.

Я взглянула на него.

Солнце, освещавшее его сзади, играло на его светлых волосах, так что вокруг его совершенного лица стояло сияние. Мир балаганов, кочевья, шума и тягот был невообразимо далеко.

– Я работала до того, как сюда приехала, – коротко ответила я. – Это моя рабочая одежда. Новой у меня пока нет.

Он кивнул и открыл дверь денника. Доверительно ко мне склонился. Я почувствовала в его дыхании теплый аромат бренди – он выпил в доме, пока ему укладывали корзину для пикника.