– Это не так сложно, как вы думаете. Блюда пробуют перед тем, как подать королю?

– Нет. Я не счел это необходимым. Здесь только надежные слуги герцога, по крайней мере я так считал. Да и пища, которую подают, проста, очень проста!

– Даже если это хлеб с водой, отравление возможно. И существует не только яд. Вы не знаете Дворянчика?

– Лишь понаслышке, но и этого достаточно.

– Вы ошибаетесь, слухи преуменьшены: это дьявол во плоти. Мне хотелось бы знать, что произойдет с капитаном Жаком де Руссе в случае преждевременной кончины столь ценного заложника. Как бы к этому отнесся монсеньор Филипп?

Руссе сделался такого же зеленого цвета, как и его камзол.

– Я не могу себе этого даже представить! Мне тогда ничего другого не останется, как отдать Богу душу, проткнув себя шпагой, дабы избежать публичной казни.

– Тогда принимайте меры, чтобы избежать этого. Я вас предупредила. Я думаю, это достаточное доказательство моей дружбы, может быть, и вы со своей стороны…

– Например, позволить вам встретиться с пленником? – нерешительно проговорил он.

– Вы очень сообразительны, друг мой, – нежно ответила Катрин.

Вдруг он схватил ее за плечи и крепко поцеловал в губы, прежде чем она успела пошевелиться.

– Вы или ангел, или дьявол, моя дорогая! В любом случае я вас обожаю. – Объятия Жака не доставили ей удовольствия – от него разило вином, но она не оттолкнула его.

– Даже если я на самом деле дьявол?

– В таком случае ад мне кажется заманчивее рая. Для вас я пойду куда угодно. Впрочем, вы об этом знаете уже давно, не так ли? Послушайте, Катрин, я не завидовал ни короне, ни землям, ни богатству герцога Филиппа, но вы принадлежали ему! Этому я безумно завидовал и… за одну ночь любви…

Без излишней резкости, но решительно Катрин освободилась из его объятий.

– Жак, – нежно упрекнула она его, – мне кажется, мы забыли о теме нашего разговора! Уже давно вам незачем завидовать герцогу, а я хочу остаться верной женой. Давайте вернемся к нашему пленнику…

Вздох Руссе был такой силы, что мог бы разрушить стены. Он неохотно поднялся.

– Да, действительно. Вы хотите, чтобы я убедился, что он еще жив?

– Нет, я хочу в этом убедиться сама.

– Это невозможно, по крайней мере в такой час и в таком наряде. Вы можете достать мужское платье и коня?

– Конь у меня есть, а достать платье несложно.

– Прекрасно. Тогда возвращайтесь к себе. Приходите после ужина и представьтесь караульному как мой кузен Ален де Майе. Скажите, что у вас ко мне срочное дело. Я буду у короля… Я иногда с ним играю в шахматы, чтобы его немного развлечь. – Смущенный вид Руссе позабавил Катрин. – Внешняя охрана не так бдительна в это время, так как я сам охраняю короля. Я прикажу пропустить вас.

Катрин в порыве благодарности бросилась на шею де Руссе и поцеловала его в щеку.

– Вы самый чудесный мужчина в мире, Жак. Мне с вами никогда не рассчитаться! Не беспокойтесь, я сумею сыграть свою роль и не вызвать подозрений.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь. И найдите костюм поприличнее, мы ведь не бродяги.

Катрин рассмеялась и подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу, несколько испорченную всеми этими объятиями. В зеркале она встретилась взглядом с де Руссе. Он пожирал глазами ее шею, плечи.

– Как вам удается быть всегда такой красивой? – прошептал он. – С вашим уходом померкнет свет в этой комнате.

– Не надо комплиментов, ведь мы старые друзья, Жак. Кстати, если вы так рады меня видеть, как объяснить то, что вы не пришли к госпоже Симоне, как обещали? Вы были очень заняты?

Воцарилось молчание. Капитан казался смущенным.

– Да… впрочем, нет! Мне было неудобно! Я был зол на моих людей и на самого себя.

– Бог мой, почему?

– Потому что… о! Все равно вы об этом узнаете: Филиберта посадили в тюрьму… но девица Ла Верн сбежала от нас. Мы не смогли ее найти, и я боялся, что вы на меня рассердитесь.

Катрин нахмурилась. Новость ее не обрадовала. Ей было не по себе при мысли, что женщина, хладнокровно приговорившая добросердечного Матье к медленной ужасной смерти, безнаказанно гуляет на свободе. Но ей так был нужен Жак, что она решила не проявлять своего недовольства.

Стараясь не думать о том, что бегство Амандины означало прибавление в стане ее врагов, она беспечно пожала плечами.

– То, что брат у вас, это уже неплохо… Это поможет вам разыскать сестрицу. Она больше не опасна для дядюшки. Если он от нее не вылечился после всего, что пережил, то нечего и говорить о мужском благоразумии.

– Не существует благоразумного мужчины, если речь идет о желанной женщине, – ответил Руссе таким мрачным тоном, что Катрин, опасаясь, как бы снова он не вздумал приставать к ней, сделала вид, что не расслышала, и направилась к выходу. Капитан со вздохом проводил ее.

…И слезы короля

Башня была невысокой, но лестница казалась бесконечной. Факел в руке стражника, указывающего путь, горел плохо, дымил, почти ничего не было видно. Молодая женщина старалась не споткнуться на старых ступенях. Стояла тихая холодная ночь. Осенняя сырость ощущалась даже в башне. Катрин радовалась, что захватила теплую одежду и плотную накидку. Достать мужской костюм оказалось проще простого. Катрин отвела Беранже к портному и прилично одела его. Он сильно подрос, и его размер стал несильно отличаться от размера хозяйки.

– В любом случае вам нужно было покупать зимнюю одежду, – ответила она на его возражения. – Выбирайте сами, но отдавайте предпочтение неброской расцветке, – скромно добавила она, зная любовь юноши к ярким цветам.

Получилось неплохо. Беранже понравился кафтан и штаны сочного зеленого цвета. Это был цвет герцогской гвардии, он прекрасно сочетался с золотистыми волосами Катрин и с его темно-каштановой шевелюрой. Черная накидка и зеленая шапочка дополняли ансамбль. Переодетой таким образом Катрин не стоило никакого труда выдать себя за молодого Алена де Майе, кузена капитана.

Если бы не топот ног, в башне было бы тихо, как в склепе. Эта тишина еще больше усиливала необъяснимое беспокойство, которое Катрин испытала, выходя из дворца Морель-Совгренов. Быть может, оно было вызвано исчезновением Готье.

Беранже напрасно прождал его весь вечер.

– Где он? Куда он пошел? – постоянно повторял он.

Хозяйка старалась его отвлечь, демонстрируя спокойствие, которого она на самом деле не испытывала. Она бы дорого дала за то, чтобы ответить на вопросы пажа. Хорошо зная притоны Дижона, она понимала, что любой мог пропасть там среди бела дня, не оставив никаких следов, так же как и в парижском Дворе Чудес. С тяжелым сердцем отправилась она к Новой башне. Ночь, видимо, будет долгой. Если по возвращении она не увидит Готье, то отправится на его поиски.

Добрались до лестничной площадки. Солдат, шедший впереди, остановился перед дверью, укрепленной железными задвижками и огромными замками. Рядом, вперив горячий взор в стену, на табуретах сидели двое стражников. Провожатый сказал что-то через решетчатое отверстие, украшающее дверь, которая тотчас же отворилась. Катрин увидела довольно большую комнату, окна которой сплошь были покрыты такой частой решеткой, что почти не пропускали дневного света.

Комната была скромно обставлена: простая кровать, широкий стол с двумя скамьями и большой сундук без всяких украшений. Единственной роскошью был узкий камин, где горело несколько поленьев, да шахматная доска на столе между двумя сидящими мужчинами. Перед камином, свернувшись клубком, спала пушистая собака.

Раздался громкий голос Руссе.

– Кузен, как неожиданно! Когда мне о вас доложили, я не поверил своим ушам. Вы так далеко уехали от милого вашему сердцу Пуату?

Он поднялся и так сильно хлопнул вошедшего по спине, что тот закашлялся.

– Мне необходимо серьезно поговорить с вами о наших родных, кузен, а у меня так мало времени, – ответила Катрин, довольная тем, что небо наградило ее мягким, низким голосом. Разговаривая с Руссе, она не могла оторвать взгляда от другого человека, сидящего за столом и обдумывающего следующий ход.

Она знала, что ему было двадцать семь лет, но он казался моложе, хотя был коренаст и крепкого телосложения. Видимо, виной были белокурые волосы, мягкие, как у младенца, свежая кожа и огромные глаза такой необыкновенной голубизны, что забывалось, что они были несколько навыкате. Кроме природного изящества, ничто не говорило о его королевском происхождении: он оброс, одежда была в беспорядке. Рене д'Анжу не обратил никакого внимания на вошедшего, его королевское достоинство было оскорблено бесцеремонностью Жака де Руссе, принимающего частные визиты в его камере.

Дабы привлечь его внимание, Катрин добавила:

– Тысяча извинений за мою настойчивость, я вовсе не хочу показаться назойливым. Кузен, не могли бы вы принять меня в другом месте?

– Мы, монсеньор и я, только что начали партию, и очень не хотелось бы прерывать ее. К тому же, мой дорогой Ален, я сначала испросил у короля на то разрешение.

Король Рене д'Анжу бросил холодный и безразличный взгляд на Катрин.

– Пожалуйста, сеньоры… но я вас прошу забыть о моем присутствии. Я подумаю над продолжением партии, а вы сможете спокойно поговорить, сидя на этом сундуке. Так, – добавил он с королевским высокомерием, – мы не будем мешать друг другу.

– Монсеньор очень добр. Эй, солдат, узнайте, что это нам никак не принесут кувшинчик вина. Проследите, чтобы нам его сейчас же подняли!

Солдат вышел. Катрин последовала за Руссе к указанному сундуку, ее низкий поклон не удостоился даже взгляда пленника. Дверь закрылась с тем же грохотом задвижек и замков, что и раньше. Чтобы убедиться в полной безопасности, Руссе подошел к окошечку, затем вернулся, улыбнувшись Катрин, которая не отрывала от него глаз. В порыве она бросилась на колени перед узником, срывая перчатку с левой руки, чтобы показать заветный изумруд.